О пастве Камула и Хлебодарной

В один из вечеров они с Эльгой встретились перед ДК, возле елки, украшенной огромными разноцветными шарами, стеклянными шишками и пластмассовыми орехами. Брант ждал Айкена с хора и ел большую булку, хрустя корочкой и роняя крошки на снег. Эльга бросила машину на островке безопасности, подошла, поздоровалась, посмотрела. И, трогая еловую ветвь, спросила:

– Ты ешь хлеб? А я, когда ты в тюрьме сидел, не клала в передачу. Думала – вдруг проклятье Хлебодарной? Ты ведь у меня дома никогда к еде не прикасался. Я так и не поняла почему.

Брант с трудом проглотил горбушку и объяснил:

– Нельзя у незамужней лисицы в доме без отдачи еду брать. А мне тебя отдарить нечем. Нет у меня никакого проклятья. Я как-то раз булочки в пищевой пленке съел – она же пищевая. Все потом волновались, что я от заворота кишок умру. Нормально переварил. Вечно меня всякими ужасами пугают.

– Ты просто здоровый очень, – после долгого молчания ответила Эльга. – Для кого-то ужасы, а тебе нипочём.

Брант быстро доел булку и заговорил о том, что его беспокоило:

– Сколько я должен за адвоката?

– Нисколько. Это подарок Айкену.

– Так нельзя, – помотал головой он. – Ты купила кучу вещей. Кучу! Сказала, что ему, а там куртка для взрослого. Моего размера!

Эльга неожиданно повеселела:

– Я знала, что ты будешь недоволен, когда её найдешь.

– Потратилась на адвоката. Это дорого, я знаю, – продолжил Брант, не позволяя сбить себя с толку. – Я так не могу. Я должен что-то сделать.

– Сделаешь, – кивнула Эльга. – Жду тебя в этой куртке в алтарном зале в день открытия. В новых вещах. Чтобы ты был по-праздничному красивый. А потом лис поймает лисице мышь. Сколько можно обещать? Обманываете нас. Оба.

Брант попытался оправдаться, но этому помешал Айкен. Эльга с ним поболтала и уехала домой, сославшись на усталость – «надо как-то дожить до открытия, я на пределе».

Пришлось действовать наобум. Брант подготовился ко Дню Изгнания и торжественному открытию алтарей в западном крыле: купил четыре подарочные скрутки – две себе, две Айкену, чтобы не обидеть ни Камула, ни Хлебодарную. Забил холодильник продуктами, купил хлеба и торт с кремовыми розочками. Он понимал, что в долгу по уши и торт ничего не исправит, но хотел пригласить Эльгу на чай, и старался соблюсти правила приличия.

Саму церемонию открытия Брант пропустил – со смены не уйдешь. Айкена в западное крыло отправил, а сам подошел вечером, когда толпа чуть-чуть уменьшилась. И все равно было не протолкнуться: к алтарям шли и люди, и оборотни. И городские, и приезжие – кто-то с платформ, кто-то с площади. И горожане, и приезжие верили, что дым скруток, сожженных в вокзальных чашах, уносится поездами и навсегда развеивает горести и неудачи в полях.

Камул и Хлебодарная стояли в нишах, подсвеченные синими и желтыми лампами-фонарями. Смотрели друг на друга, повернув головы. Камул протягивал ладонь к сидящему волку, Хлебодарная опиралась на можжевеловую метлу. В зале было не продохнуть от благовоний: в огромных бронзовых чашах с орнаментом тлело все вперемешку – можжевельник, ладан, сандал, пионы, ромашка, сушеная рябина. Брант пробился к чашам, работая локтями. Одарил обоих богов, мысленно попросил о милости – какую дадут, за ту и спасибо. Дым щипал глаза, и ему показалось, что Хлебодарная кивнула и улыбнулась. Или не показалось?

Он выбрался на свежий воздух и начал осматриваться. Где искать Эльгу и Айкена? Куда они могли пойти?

– Папа! – Айкен позвал его от галереи, соединявшей западное крыло с центральным залом. – Ты освободился? Пойдем к памятнику! Тетя Эльга мне давно обещала памятник инженеру Стальнику показать.

Брант кивнул и пару раз чихнул, надеясь, что это будет правильно истолковано – слишком уж крепки праздничные запахи.

– С наступающим! – проговорила улыбающаяся Эльга – ее лицо в полумраке чем-то неуловимо напоминало Хлебодарную. – Впереди йольские ночи. С завтрашнего дня будет чуть больше света, чуть меньше тьмы.

– У нас есть свечки! – сообщил Айкен. – Тете Эльге подарили, сказали – надо в самую длинную ночь сжечь. Сегодня.

– Заговоренные? – спросил Брант.

– Нет, – ответила Эльга. – Медовые, восковые. У знакомого мастерская, он к праздникам разноцветные отливает.

Айкен взял их за руки. Они пошли вдоль путей, по присыпанным снегом шпалам. Брант рассеянно смотрел по сторонам – вроде бы, никаких опасностей, но мало ли? – и слушал рассказ. Железную дорогу строили люди. Понятно, что оборотням бы такое в голову не пришло. Строили не вчера, упрямо протягивая стальные нити рельсов через леса. И через болота. Здесь, в Ключевых Водах, местность была заболоченной. Прокладывались водоотводы, строились дренажные системы, возводились насыпи. Работа шла по плану, только тоннель над трактом никак не могли построить – трижды проседала основа, уходила в топь. Инженер Стальник, руководивший постройкой железнодорожного узла, упрямо боролся с природой. И почти проиграл – подхватил лихорадку, когда в очередной раз возводил тоннель. Болезнь сожгла его за неделю. Перед смертью Стальник написал странное завещание: попросил похоронить его в топи, которая не позволяла закончить постройку. Он обращался к Камулу, прося принять его тело в жертву, и, одновременно, молил Хлебодарную о милости – увести воду прочь, к полям, жаждущим влаги. Своего человеческого бога Стальник просил об отпущении грехов. Кто помог – не узнаешь. Может, совпадение случилось. Только после того, как топь приняла гроб, тоннель возвели быстро, а железнодорожный узел открыли в срок.

– Ему поставили памятник возле тоннеля, – закончила речь Эльга. – Вот, смотрите. Камень с крестом, лежащим на охапке можжевеловых ветвей и колосьев пшеницы.

Брант даже поклонился – памятник вызвал у него уважение. Серая глыба врезалась в оплывший склон, цифры и буквы смотрели на рельсы, чтобы инженер Стальник мог тешить взор в посмертии.

– Я пойду назад, – прервала молчание Эльга. – А вы можете спуститься по ступенькам на склоне. Вам так будет ближе домой.

– Как это – назад? – удивился Брант. – А мышь? Мы же договорились! Я в новой куртке.

Эльга рассмеялась:

– Мышь в новой куртке? Заманчиво. Тогда давайте вернемся к мосту. Я здесь не спущусь.

Брант посмотрел на узкие ступеньки – бордюрные камни, вбитые в крутой склон – на освещенный фонарями тротуар внизу. Подошел, тронул ступеньку ногой, убедился, что подошва ботинок не скользит, и подхватил Эльгу на руки.

– Если ты упадешь…

– А вот не надо под руку… то есть, под ногу. Айкен, возьми трость. Мешает.

Нормально спустились. Как будто Камул с Хлебодарной под локти поддерживали. Брант увидел, что впереди опять ступеньки – тротуар поднимался в горку, и не стал опускать Эльгу на асфальт. Приятная ноша, руки не тянет.

Так и шли – сначала в горку, потом, после пересечения оживленной улицы, сияющей гирляндами, под горку, в темноту. Айкен все время убегал вперед, и Брант, обнюхивавший темно-зеленую шляпку Эльги, шепотом спросил:

– Останешься? Лис будет ловить мышей, а я купил торт.

– А что потом? – Эльга подняла голову, оцарапав Бранту нос полем шляпки. – Остаться на одну ночь, половить мышей и утром разбежаться?

– Почему на одну? – удивился Брант. – На сколько хочешь. Сама уйдешь, когда надоест. Или если родители заругают. Только Айкена не бросай, хотя бы к ДК приходи. Он не поймет.

– Откуда такие мысли? – спросила Эльга, покрепче обнимая его за шею. – Что мне надоест или я послушаюсь родителей?

– Ты красивая и умная, – объяснил Брант. – Тебе от меня толку никакого.

– Не будем спорить, – помолчав, ответила Эльга. – Что сначала: чай или мышь?

– Чай, – уверенно сказал Брант. – Айкен поужинает и заснет. А мы спокойно выйдем во двор.

Глава 12. Эльга

Дом Бранта и Айкена был холостяцким. Видно было, что здесь наводили порядок, но альфья безалаберность побеждала: еловая ветка с травяным шаром, стеклянной сосулькой и кусочком пушистой мишуры, стояла в банке из-под маринованных огурцов – об этом свидетельствовала этикетка – а в симпатичной вазе из дымчатого стекла красовались разноцветные трубочки для сока и расписная деревянная ложка с длинной ручкой. На кухонном подоконнике соседствовали щетка для обуви, утюг и пара луковиц в плошках, отращивавших скудные перья.