О пережитом. 1862-1917 гг. Воспоминания

Горький к тому времени уже был пресыщен. Все эти знаки подданничества больше не занимали его. В ту же ночь путешественники покинули Абастуман, через Зекарский перевал уехали в Кутаис. Отклики на его пребывание в Абастумане оставались еще долго. Абастуманцы внимательно следили по газетам за его триумфами.

Я же с Горьким после того больше не встречался никогда ^[322] …

В те дни умер знаменитый папа Лев XIII. Главой католической церкви был избран некий Кардинал Сарто. Род его не был славен. Говорили, что один из синьоров Сарто был не очень задолго перед тем сапожником. Однако добрый старичок Сарто под именем Пия Х-го оставил по себе хорошую память.

322

Эти строки были написаны Нестеровым в конце 1927-го или начале 1928 г., в период его разрыва с Горьким, продолжавшегося более двадцати пяти лет. В отношениях Нестерова с Горьким, очень дружественных в 1900–1903 гг., в 1904 г., после опубликования поэмы «Человек», наступило охлаждение. С «абастуманской» встречи до 1935 г. они не виделись. «За эти долгие годы не раз я слышал, что Алексей Максимович обо мне поминал добром, — писал в очерке „А. М. Горький“ Нестеров. — Встретились мы еще раз в 1935 году на моей небольшой кратковременной выставке в Музее изящных искусств (ныне ГМИИ им. Пушкина). Оба мы уже были стариками, встретились хорошо, я рад был увидеть все такую же привлекательную улыбку, какая была у Алексея Максимовича в молодые годы» (Давние дни. 2-е изд., с. 292). Очерк был опубликован (в ранней редакции) в газете «Советское искусство» (1936, 23 июня) под заглавием «Встречи с Горьким», затем (в окончательном варианте) в журнале «Огонек» (1938, № 14, с. 7) под заглавием «Памяти А. М. Горького», в обоих изданиях «Давних дней» (1-е изд. — с. 119–123; 2-е изд. — с. 287–292) и в книге «М. Горький в воспоминаниях современников» (М., 1955, с. 218–222).

В конце августа я выехал в Гагры, чтобы поставить в иконостас базилики написанные за лето образа. Чудная дорога, голубое тихое море. Все чары благодатного юга сопутствовали мне. В Гаграх я не нашел своих заказчиков. Они были еще на севере. Поставив образа, я тотчас же уехал в Киев, с тем, чтобы через месяц вернуться в опостылевший к тому времени Абастуман, куда мною был приглашен А. В. Щусев осмотреть протекавший купол.

Дело оказалось легко поправимым. В куполе до и после перекрытия его вокруг креста оставалось пространство достаточно большое, чтобы через него дождевая вода и талый снег могли проникать внутрь и впитываться в пустотелый кирпич. В нем теперь скопилось много воды, она давала сырость, мешавшую росписи церкви.

Щусев своим молодым чутьем скоро напал на причину всех бед и предложил прежде всего выпустить накопившуюся воду, пробив пустотелый кирпич внутри купола. Затем, заделав пробоины кирпича, он приказал сделать воронку из красной меди, плотно облегавшую стержень креста, и залить крест свинцом. Таким образом, доступ влаги в купол был прекращен.

Задача была выполнена прекрасно. Купол начал мало-помалу просыхать и скоро стал пригодным к росписи. То, чего долго не могли сделать опытные архитекторы, удалось легко достичь талантливому молодому их собрату.

Щусеву церковь и ее роспись понравились. Пробыв несколько дней, он уехал в Киев, где под его руководством шли работы по орнаментации трапезной Лаврской церкви…

Глухота и головные боли у моей дочери не прекращались, и я отправил ее с сестрой в Петербург, а сам в конце сентября снова уехал в Абастуман.

От Одессы в тот раз ехал на отличном новом пароходе «Принцесса Евгения Ольденбургская». В Новороссийске на пароход села сама принцесса, имя которой носил наш пароход.

Парадная встреча. Я старался не показаться на глаза высокой путешественнице. Так ехали мы до Гагр, где, по случаю приезда принцессы, пушечные салюты и прочее.

Вернувшись в Абастуман, получил от принцессы, видевшей мои образа, телеграмму:

«Возвратясь вчера в Гагры, спешу послать Вам мою искреннюю благодарность за Вашу великолепную работу икон для Гагрской церкви. Поистине художественное изображение Святых ликов невольно переносит в глубину седой древности и наполняет душу зрителя тем невыразимым восторгом, коим полна была душа художника в момент творческого вдохновения. Горячо благодарю Вас также и за великолепный дар церкви, исполненный искусными руками Вашей супруги.

Евгения, Принцесса Ольденбургская».

И Гагры остались где-то позади…

В начале ноября я вернулся через Москву в Киев. В Москве смотрел в Художественном театре «Юлия Цезаря». Вспоминались мейнингенцы ^[323] …

Узнал об уходе с Передвижной Остроухова, Ап<оллинария> Васнецова, Первухина, Иванова, Архипова, Степанова, Виноградова ^[324] … Народ даровитый, полный сил. Я еще числился передвижником, не было достаточно повода их покинуть, выходить же — за компанию — не стоило.

323

«Вспоминались мейнингенцы…»— Мейнингенский театр, то есть театр г. Мейнингена, столицы Саксен-Мейнингенского герцогства. В Мейнингенском театре в последней трети XIX в. под руководством герцога Георга II, актрисы Э. Франц и главного режиссера Л. Кронека был осуществлен ряд значительных сценических реформ. Необычайно возрастала роль режиссера, добивавшегося слаженности всех элементов спектакля, исторической точности в трактовке образов, в декорациях и костюмах. Большое внимание уделялось массовым сценам. Мейнингенский театр дважды — в 1885 и 1890 гг. — гастролировал в России. К. С. Станиславский высоко оценивал постановочную культуру театра.

324

Перечисленные Нестеровым художники покинули Товарищество передвижных художественных выставок в связи с вступлением их в Союз русских художников.

Тяжело захворал Серов. Счастливая операция спасла жизнь даровитому художнику ^[325] .

В Киеве я написал две-три небольших картинки из соловецких воспоминаний ^[326] , готовил последние эскизы для Абастумана.

В Петербурге открылась Васнецовская выставка. На ней впервые появились признаки охлаждения общества к любимому прославленному мастеру.

В год несчастий и бед. 1904

325

В октябре 1903 г. Серов тяжело заболел. У него обнаружилось прободение язвы желудка, требовавшее хирургического вмешательства. Удачная операция, проведенная 25 ноября хирургами Ф. И. Березкиным и И. П. Алексинским, спасла ему жизнь.

326

«Картинки из соловецких воспоминаний» — «Мечтатели» и «Молчание». См. наст. изд., коммент. к главе «Выставки. 1900–1901».

1904 год — год несчастий и всяческих бед — начался поездкой в Москву. Там видел, восхищался «Вишневым садом», Шаляпиным в «Демоне». Слушал молодого Масканьи — автора «Сельской чести». Осмотрел выставку «Союза» ^[327] . Был у выздоравливающего Серова и вернулся в Киев под впечатлением виденного и слышанного…

Вот что тогда по возвращению из Москвы я писал своему приятелю в Петербург:

«„Вишневый сад“ — прекрасная, трогательная поэма отживающего старого барства с его безалаберностью, непрактичностью, красивым укладом жизни, с вишневым садом, со старыми слугами-друзьями. Смотришь эту тонкую, благоуханную вещь, и слезы тихие, сладкие незаметно льются по щекам. Как будто и ты участвуешь в жизни этих бестолковых добряков».

327

Первая выставка Союза русских художников открылась в Москве в конце декабря 1903 г.

В «Демоне» ^[328] у Шаляпина великолепно звучал голос. Грим, костюм по Врубелю, декорации К<онстантина> Коровина. Все это привело Москву в восторг. Ложи продавались у барышников по 400 рублей.

Я к концу спектакля сильно устал и не мог воспользоваться приглашением Шаляпина у него поужинать в обществе г<оспод> Леонида Андреева, Скитальца, Дорошевича и прочих «дорошевичей» и «подмаксимок».

Конец января для России и для меня лично был особенно памятен. Началась Русско-японская война. Я был в Киеве.

328

«Демон» — опера русского композитора, пианиста и дирижера Г. Рубинштейна (1829–1894), впервые поставлена в 1875 г. Ф. И. Шаляпин исполнял партию Демона.

2-го апреля, помню, сидел после утреннего чая у окна в своей мастерской, читал «Киевлянина». Читал о том, о сем. Вдруг меня что-то как бы толкнуло… Быстро, быстро, с замиранием сердца читаю, что в ночь на 1 апреля эскадра наша на Порт-Артурском рейде подверглась нападению японских миноносцев, что броненосец «Петропавловск» пошел моментально ко дну. На нем погибли начальник эскадры Адмирал Макаров, даровитейший и благороднейший Макаров, погиб славный художник Верещагин… Дальше шел перечень погибших, среди них и друг моей юности — старший врач «Петропавловска» доктор Андрей Никол<аевич> Волкович. Потом перечень спасшихся, среди них Вел<икий> Князь Кирилл Владимирович.

Неизъяснимый ужас. Зову жену, читаю вторично, и страшное сознание глубже и глубже охватывает меня. Ужасное испытание посылает судьба обнищавшей духом России.

Наши космополиты — либеральствующие баре и много-много врагов, внешних и внутренних, порадуются, позлословят в эти дни великой печали. И так хочется верить, что несчастие, только что свершившееся, послужит нам на пользу, встряхнет нас, заставит объединиться, пробудит чувство достоинства, угасающий патриотизм… Боль невыразимая. Не знаю, куда деваться.