О прекрасных дамах и благородных рыцарях

Очень часто причиной конфликта был конфликт сильных личностей, но основной причиной враждебности, раздирающей королевские семьи, была неясность с престолонаследием. В самом деле, ведь за период с 1066 по 1216 год английский трон перешел от отца к старшему сыну только один раз: от Генри II к Ричарду I. Дважды старших сыновей обошли совершенно сознательно: Вильгельм Завоеватель разделил свои владения между тремя сыновьями, и Англия досталась второму сыну. Стивен Блуасский был вынужден лишить права престолонаследия обоих своих сыновей в 1153 году. Дважды вопрос престолонаследия решили бароны – выбрав Стивена вместо Матильды, хотя трижды (!) клялись ее отцу уважить его волю и выбрать королевой ее, и предпочтя Джона Артуру Бретонскому.

После этого следующие 200 лет передача власти проходила более или менее спокойно, пока Генри IV не узурпировал власть бездетного Ричарда II. Что уж говорить о Войне Роз и той неразберихе с престолонаследием, которая за войной последовала. Ситуация почти всегда усложнялась еще и изрядным количеством бастардов в королевских семействах. Не секрет, что учения церкви о святости брачных уз оставались без должного внимания у тех, кто женился не по любви, а по политическим или экономическим причинам. Опять же, власть притягивает, и неудивительно, что вокруг королей всегда роилось достаточно красивых, ярких, интересных женщин, чтобы короли время от времени отвлекались от жен, которых, обычно, если и не любили, то хотя бы уважали.

К первой категории королевских бастардов относились дети от случайных связей. Стивен Блуасский признал одного сына-бастарда, Жервайса (Джарвиса), от некой норманнской Даметы. Жервайс стал аббатом в Вестминстере. Ричард I признал своего бастарда Филиппа, но неизвестно, кто был матерью Филиппа. С Эдвардом I ситуация несколько туманна: Джон де Ботетаут мог быть его бастардом, но доказательства этому хлипкие. Эдвард II имел внебрачного сына Адама, хотя о матери снова ничего не известно. Ричард III признал двоих бастардов, нажитых до брака. Джон стал капитаном Кале, а Катерина вышла замуж за графа Хантингтона. Личность матерей или матери неизвестна. Вторая группа бастардов английских королей происходили от связей, которые длились достаточно долго. Генри I, Генри II, Джон, Эдвард III и Эдвард IV имели, общим счетом, 36 признанных бастардов. У одного Генри I их было совершенно точно 20 и почти точно еще 3, хотя его семейная жизнь была вполне ладной и счастливой – но вот с официальными женами дети получались как-то плохо (двое точно от первой жены, возможно – трое, и бездетный второй брак). Самое странное, что и бесплодная с Генри I Аделиза, вторая жена, в своем втором замужестве имела семерых детей.

Портрет Ричарда II. Неизвестный художник XVI века

Самым знаменитым бастардом Генри II был Джеффри Плантагенет, который начал канцлером у отца и стал архиепископом Йоркским, ухитрившись рассориться на этом посту и с королем Джоном, и с королем Ричардом – своими братьями по отцу. У короля Джона признанных бастардов было семеро. Впрочем, все эти бастарды были нажиты им до брака с Изабеллой Ангулемской, потому что его брак с первой женой, Изабель Глостерской, запрещал супругам интимные отношения по причине близкого родства. Этот брак был волевым решением короля Ричарда, и, несомненно, имел цель неблагородную: лишить брата возможности иметь легальных наследников, не выглядя при этом злодеем (Изабель Глостерская была богатейшей наследницей). А вот имен подруг короля Джона никто не знает с достоверной точностью – то ли потому, что близостью к королю с официальной репутацией злодея никому из потомков хвастаться не хотелось, то ли потому, что у Джона всегда была прискорбная для баронов королевства тенденция заводить любовниц из числа баронских жен. В случае Эдварда III речь идет, скорее, не о любовнице, а о подруге жизни: «национальный скандал» Алиса Перрерс была рядом с ним почти 15 лет, после того как жена Эдварда умерла. Эдвард IV просто любил женщин. Всех. «Он не пренебрегал никем, ни замужними, ни свободными, ни благородными, ни низкорожденными», – писал сплетник Манчини в своих дипломатических отчетах. В настоящее время высказываются серьезные сомнения относительно того, насколько репутация бабника была заслужена Эдвардом IV, но один факт является несомненным: его большое сердце стоило династии Йорков трона, а обоим его братьям – жизни. Бросается в глаза, что именно эта пятерка королей была необыкновенно удачлива в своем правлении – да, и Джон тоже. Это не значит, что для того, чтобы быть великим королем, нужно быть бабником. В конце концов, самые великие короли Англии, Вильгельм Завоеватель и Генри V, вели жизнь безупречную. Но бесспорно то, что умение привлекать к себе сердца подданных было нелишним в профессии короля.

Кто становился королевскими любовницами? Да кто угодно, за исключением нескольких табу. Табу были иностранные принцессы, воспитывающиеся при дворе в качестве невест или воспитанниц-заложниц, и дочери высшей аристократии страны – особенно те, кто наследовал большие состояния. Крестьянки табу не были, но где король мог с крестьянкой встретиться? Известен только один зарегистрированный хрониками случай: Генри II на охоте. Уж таких моментов хронисты не пропускали! Часто, очень часто в описаниях королевских любовниц присутствует слово «низкорожденная» или «простого происхождения». Но это выражение нельзя понимать в современном смысле слова. Для норманнов-аристократов, чьей родней были великие короли и могучие герцоги, жены и дочери баронов, рыцарей, джентри и городской буржуазии были все одинаково низкорожденными. На самом же деле Ансфрида, любовница Генри I, была вдовой рыцаря; Эдит, которая родила королю одного бастарда, была дочерью нортумберлендского барона; Сибил была дочерью сэра Роберта Корбета. Знаменитая Розамунда Генри II была дочерью шропширского рыцаря. Его же Нест Блоэ была женой сэра Ральфа Блоэ. Мать епископа Джеффри Плантагенета тоже была дочерью рыцаря, хотя про нее как раз и писали, что она была «из простых». Алис Перрерс была дочерью барона. Про долговременную любовницу Эдварда IV, Джейн Шор, можно сказать, что она была «из простых», потому что она была дочерью и женой богатых торговцев. Другая подружка и мать бастарда этого веселого короля, Люси Уайт, была из гемпширского рода состоятельных джентри.

То, как короли относились к своим любовницам, полностью зависело от личных характеристик этих королей. Единственное, что бросается в глаза, так это практически полное отсутствие попыток возвеличить своих наложниц. Некоторым исключением является Алис Перрерс, которой король Эдвард III как бы надарил изрядное количество недвижимости, но и в ее случае реальность была несколько другой. Маленькая Алис была великим администратором, умело спекулирующим земельными участками, и скопила себе изрядное состояние и без королевских подарков – что даже сумела впоследствии доказать. Что до подарков, то большая их часть наверняка были отданные в управление наделы, а вовсе не подарки в личную собственность. Но даже этот факт сделал Алис «национальным скандалом», разбираемым на заседании парламента после смерти короля. Поэтому в интересах королевских любовниц было держать низкий профиль и тщательно скрывать любой проблеск влияния на короля, если такой и был. В случае с Алис наличие влияния было несомненно, за что она и поплатилась. Больше всего народ любил таких, как Розамунда: тихо ждала и трагически умерла, молодой и красивой.

Так обстояло дело с королями и их любовницами. Отношение к королевам, имеющих любовников, было другим. В принципе, английским королям с женами везло, за редким исключением. Этими исключениями были Изабелла – «французская волчица» у Эдварда II, Маргарет Анжу у Генриха VI и Алиенора Аквитанская у Генри II. Хотя доказуемо с любовником открыто жила только Изабелла. Относительно Маргарет все недоказуемо, хотя слухи ходили. Не столько из-за развязности королевы, сколько из-за особенностей короля. А вот Алиенора… Для начала, это была дама с репутацией еще до замужества. Насколько заслуженной репутацией – непонятно. Сам яркий характер этой дамы уже был пищей для сплетен, особенно благодаря ее проповедям в честь любви куртуазной, не к мужу. Где заканчивалась у Алиеноры теория и начиналась (если начиналась) практика, не знает никто. Опять же, для англичан все три королевы были крайне нелюбимыми иностранками, так что рассчитывать на беспристрастность современных им историков было бы наивно. Так настороженно к походам королев на сторону относились отнюдь не из чувства шовинизма. Лучший пример тому – сложная история личной жизни матери Ричарда II, Джоан, «Кентской девы». Джоан так и не отмылась никогда от сплетен, что Ричард – вовсе не сын Черного Принца, а ребенок какого-то французского клерка при дворе. И Генри IV в свое время пытался разыграть карту незаконнорожденности свергаемого им оппонента.

Чаще всего королевские бастарды были абсолютно преданы своему отцу-королю и рассматривались им как свои, самые близкие и верные – ведь их карьера полностью зависела от отца, и обычно отцы их достойно воспитывали и пристраивали. Незаконнорожденные дочери тоже считались политической ценностью, скрепляя своими браками политические союзы. Но и потенциальной опасностью бастарды тоже были, если воспринимали себя (или были воспринимаемы другими) как кандидаты на трон. В Англии только в XI веке было два короля-бастарда: сын короля Кнута Харальд и сам Вильгельм Завоеватель. И все же короли Англии выглядели очень высокоморально по сравнению со своими коллегами с материка. Про Филиппа Бургундского Доброго говорили, что у него любовница в каждом городе его обширных владений, и он признал 15 бастардов. Миланец Франческо Сфорца, незаконный сын наемника и незаконной дочери герцога Миланского, имел 37 детей, по большей части, хмммм… незаконных. В Сицилии XII и XIII веков, в Испании и Португалии XIV века бастарды становились королями в обход законных наследников. Какой простор для переворотов и локальных войн!

И, естественно, короли – это представители своего времени, по жизни которых достаточно легко проследить масштабность вопроса любовниц и бастардов. Редко в какой аристократической семье не было того же самого. По большей части потому, что юноши из этих семей получали практическое сексуальное образование отнюдь не со своими юными женами. Благодаря привычке семейства Говардов сохранять архивы всех платежей, мы знаем, что Джон Говард, который тогда еще не был герцогом и пэром, водил своего молодого родственника, герцога Мовбрея, в публичный дом в Лондоне. Зная о проблемах с потомством у герцога, вполне возможно, что юрист, родич и друг семьи заподозрил, что молодой человек нуждается в уроках того, как обращаться в постели с женой. Урок, кстати говоря, пошел впрок. Но это – телесное, а ведь у юношей были еще и чувства, которые зачастую приводили к довольно прочным внебрачным связям.

Как к этим похождениям относились жены? Скорее всего, они просто ничего не знали, да и знать не хотели. Публичные женщины их жизнь не осложняли, а дети от этих похождений не принимались ко двору их отцов, потому что сам факт отцовства не поддавался бы установлению. Совсем другое дело – конкубины, наложницы. Наличие наложницы подразумевало не только то, что супруг леди делит свою любовь и привязанность не только с ней, но и с другой женщиной. Это в глазах окружающих говорило о том, что леди не дотягивает до стандарта, который безраздельно выиграл бы сердце ее супруга. Можно вполне понять ярость легендарной уже при жизни Алиеноры Аквитанской, когда ко двору ее более молодого мужа регулярно привозили бастардов, которых тот радостно признавал, не говоря о том, что сравнивать себя с какой-то там Розамундой Клиффорд ей было более чем оскорбительно.

Вопрос конкубин озадачивал и церковь. С одной стороны – церковь однозначно осуждала внебрачные отношения как грех. С другой стороны, как можно было определить статус конкубины? В иерархическом обществе каждая женщина имела свой статус: девица, замужняя женщина, вдова, монахиня… Девицей конкубина не была точно, но не была и проституткой, потому что еще римский закон, на который в своих рассуждениях сильно опирались моралисты Средневековья, определял проститутку как «женщину, которая делает себя доступной более чем для двух мужчин», а канонический закон главным признаком проституции определял беспорядочность половых отношений.