О русском национальном сознании
Шрифт:
Кстати сказать, Иван Лапин, как видно из дневника, лично знал ряд людей, хорошо известных Пушкину: псковского губернатора Б.А. Адеркаса, архиепископа Псковского Евгения (Евфимия Алексеевича Болховитинова), игумена Святогорского монастыря Иону (у Лапина даже развертывается роман с его дочерью Анной, и он переписывает стихотворение, сочиненное игуменом в юности), а лучший друг Лапина Александр Погонялов служит писарем у генерал-майора А. А. Дельвига - отца лучшего пушкинского друга... 21 ноября 1818 года Иван Лапин в Троицкой церкви Опочки "стоял на один шаг" от еще одного хорошо знакомого Пушкину - государя Александра I...
И в самом деле, Пушкин как бы должен был в конце концов явиться в лапинском дневнике...
* * *
Конечно,
Позволю себе сообщить, что мне лично особенно дорого воссоздание давней жизни этой частицы России, поскольку мой прадед Яков Анисимович, скончавшийся в 1872 году (правда, уже в Петербурге, куда он перебрался), и прапрадед Анисим Фирсович Кожиновы - псковские крестьяне. Правда, Яков Анисимович жил в другом, Порховском, уезде, но до меня дошло известие, что сама их фамилия происходит от названия деревни Кожина, расположенной на берегу реки Великой севернее Опочки. И во мне как-то живет ощущение причастности этим местам...
В заключение важно привлечь внимание к цельности и своеобразной гармонии этой жизни - качествам, которым нам, людям конца XX века, уместно позавидовать. Да, так называемый прогресс внес в нашу жизнь множество неведомого далеким предкам, и в тех или иных отношениях можно говорить о нашем "превосходстве" над ними. Но вместе с тем многое утрачено - и в высшей степени ценное.
Иван Лапин - что запечатлено на многих страницах дневника - вроде бы всем существом предается развлечениям и веселью, но в то же время в нем не гаснет осознание суетности всего этого перед высшим значением человеческого бытия. Притом, что важнее всего, дело идет вовсе не о каком-то "насильственном" и тяготящем осознании. Сама смерть осознается как величественное завершение жизни, как приобщение Вечности. "Погребали Якова Тимофеевича Михалева...
– записывает Иван Лапин, - и какая необыкновенная была картина! Везли через реку его тело на плоту, а прочие и певчие в лодках пели "Святый Боже"..."
2 февраля 1819 года еще не достигший двадцатилетия Лапин совершил некий неблаговидный поступок, "от чего совесть поминутно угрызала". И уже "нельзя воротить, как выговоренного слова". И он велит себе, что "сей-то день должен я еще чаще вспоминать..." Но это "должен" явно не подразумевает насилия над собой; речь идет о свободном, вольном покаянии, которое не в тягость, а, если угодно, в радость.
Достаточно "разгульно" живет подруга Лапина Анна Лаврентьевна, и настает момент, когда она говорит: "Прости, поеду в Печеры Богу молиться" и "за меня несколько обещалась" (30 апреля 1819). И это хождение за двести верст в прославленную Псково-Печерскую обитель опять-таки воспринимается в воссоздаваемой в дневнике атмосфере жизни не как некое подавление себя, а как возникшая в глубине души воля...
Словом, есть в дневнике Ивана Игнатьевича Лапина немало такого, что уместно воспринять как ценный - или даже бесценный - завет предков, который способен помочь нам сегодня и, в особенности, в туманном завтра.
ТВОРЧЕСТВО ИЛАРИОНА И ИСТОРИЧЕСКАЯ
РЕАЛЬНОСТЬ ЕГО ЭПОХИ
(1989)
Иларион - создатель древнейшего (по крайней мере, из дошедших до нас) великого творения отечественной литературы - "Слова о законе и Благодати". Согласно новейшим исследованиям, оно было написано в 1049 году - ровно 940 лет назад. "Слово" Илариона открывает историю русской литературы - одной из величайших литератур мира - и открывает ее поистине достойно, ибо проникнуто глубоким и богатым смыслом, воплощенным с совершенным словесным искусством.
Иларион, родившийся, по всей вероятности, в конце Х века, становится известен - по свидетельству "Повести временных лет" - как священник дворцовой церкви Святых Апостолов в княжеской резиденции Берестово у Днепра, на юго-восточной окраине Киева (несколько
ближе к центру города, чем Киево-Печерская лавра); до наших дней сохранилась здесь в перестроенном виде другая, созданная уже после смерти Илариона, между 1113-1125 годами, церковь Спаса на Берестове. Дворец, а также скорее всего и первая церковь в Берестове были построены еще окрестившим Русь князем Владимиром Святым, который и скончался в этом дворце 15 июля 1015 года. Не исключено, что Иларион оказался в Берестове еще при жизни Владимира, поскольку в своем "Слове о законе и Благодати" он обращается к покойному князю как к близко знакомому ему человеку.Доподлинно известно, что Иларион стал ближайшим сподвижником сына Владимира, Ярослава Мудрого, правившего на Руси с 1016 по 1054 год (с небольшим перерывом). Так, в основополагающем юридическом документе Уставе князя Ярослава - сказано: "Се яз князь великий Ярослав, сын Володимерь... сгадал есмь с митрополитом с Ларионом..." Один из списков Устава содержит дату, согласно которой Ярослав с Иларионом совещались об Уставе значительно ранее того времени, когда Иларион стал митрополитом (в 1051 году),- еще в 1032 году2, а титул, возможно, был вставлен в Устав позже.
"Повесть временных лет" в записи под 1037 годом3 ярко воссоздает тот культурный мир, в котором совершилось становление писателя и мыслителя Илариона: "...любил Ярослав церковные уставы, попов любил немало: особенно же черноризцев, и книги любил, читая их часто и ночью и днем. И собрал писцов многих, и переводили они с греческого на славянский язык. И написали они книг множество... Велика ведь бывает польза от учения книжного... Это ведь реки, напояющие вселенную, это источники мудрости; в книгах ведь неизмеримая глубина..." Далее есть и как бы конкретизация: "...князь Ярослав любил Берестово и церковь, которая была там Святых Апостолов, и помогал попам многим, среди которых был пресвитер именем Иларион, муж благой, книжный и постник"4.
Уже в 1030-х годах Иларион создал, как убедительно доказал А. А. Шахматов5, своего рода ядро русской летописи, которое Д. С. Лихачев назвал позднее "Сказанием о распространении христианства на Руси".
Ярослав (см. выше) "особенно" любил черноризцев, то есть монахов, но и Иларион, будучи священником дворцовой церкви, вместе с тем, как сказано в "Повести временных лет", ходил "из Берестового на Днепр, на холм, где ныне находится старый монастырь Печерский, и там молитву творил... Выкопал он пещерку малую, двухсаженную, и, приходя из Берестового, пел там церковные часы и молился Богу втайне".
Далее поведано, что именно в эту пещеру пришел первый игумен Киево-Печерского монастыря, Антоний, а к нему присоединились создатель первой летописи, наставник Нестора, Никон Великий и прославленный подвижник Феодосий Печерский.
Основанный, по сути дела, Иларионом Киево-Печерский монастырь явился важнейшим центром русской культуры того времени; при этом, как доказывает в цитированном труде Д. С. Лихачев, и Никон Великий, и Нестор развивали в своих творениях духовное наследие Илариона. Таким образом, Иларион был родоначальником отечественной литературы и в самом прямом, "практическом", смысле.
Тем не менее - как это ни странно (и печально!) - творчество Илариона до самого последнего времени было явлением, неведомым даже высокообразованным людям.
Одно из отраднейших выражений современного роста культуры - самое широкое, обретающее поистине всенародный характер приобщение к великому творению древнерусской литературы - "Слову о полку Игореве". Когда несколько лет назад газета "Неделя" предложила своим читателям участвовать в конкурсе на лучший перевод (или, вернее, переложение) на современный русский язык одного из прекраснейших фрагментов "Слова" - "Плача Ярославны", в редакцию было прислано около тысячи переложений! Это ясно свидетельствует о самом родственном отношении к литературному произведению, созданному 800 лет назад...