О русском рабстве, грязи и «тюрьме народов»

В ханской столице — сначала в Сарае-бату, затем в Сарае-берке встречались русские, татарские и башкирские аристократы, русские и татарские мастера бок о бок работали в мастерских монгольских городов, поставляя ко двору хана украшения, утварь. Русские и башкирские воины также участвовали в завоевательных походах монгол по приказу хана. Например, во время войны против арабов, которая закончилась взятием Багдада.

С другой стороны, и в Московии татарские и монгольские княжны, принимая православие, становились женами русских князей и даже царей. Московский князь Юрий (Георгий) Данилович, брат знаменитого Ивана I Калиты и внук Александра Невского был женат на родной сестре тогдашнего ордынского хана Узбека Кончаке (в крещении — Агафье). Мать Иоанна Грозного — Елена Глинская была из рода обрусевших крещеных татар, осевших в Литве.

Современные ученые считают, что пятую часть словарного запаса русского языка составляют слова тюркского происхождения.

Этнический состав Московского царства, Казанского ханства, Сибирского царства и других позволяет говорить о них как о многонациональных государствах, совершенно не похожих на европейские государства. На Руси в эпоху Московского царства жило множество совершенно «российских» татар, служа верой и правдой русскому царю и зачастую занимая высокие государственные должности. Крещеный татарский царевич Петр Ибрагимович руководил обороной Москвы в одну из войн между Казанью и Москвой. Саин Булат (в крещении Симеон Бекбулатович) женился на княжне Мстиславской и в течение одного года, 1557-го, даже царствовал в Москве (когда царь Иван Грозный удалился в свой опричный удел).

Шах-Али — царь Касимовского татарского царства, существовавшего на правах автономии в границах Руси, княжил на Мещере (в московскую эпоху остававшегося мусульманским краем). Он вместе с Иваном Грозным участвовал во взятии «своей» татарской Казани, а во время Ливонской войны руководил Московскими войсками вместе с двумя другими служилыми татарскими князьями — Абдуллой и Тохтамышем.

И. Серов «Иван Грозный любуется Василисой Мелентьевой»

Во время похода Ивана Грозного на Полоцк осенью 1562 г. при царе были два бывших казанских царевича — Ядигар (в крещении Симеон Касаевич) и Утямиш (в крещении Александр Сафагиреевич).

Царь Иван IV Грозный осознавал себя одним из последних православных государей, царем Святой Руси, поощряя переход в православие татар, равно как и других народов. Но он никогда не ставил перед собой цель искоренить ислам на землях Московского царства. Известны слова тогдашнего русского посла в Турции Новосильцева, сказанные султану Селиму и прямо свидетельствующие об этом: «Мой государь не есть враг мусульманской веры. Слуга его, царь Саин Булат господствует в Касимове, царевич Кайбула в Юрьеве, Ибак в Сурожике, князья Ногайские в Романове, все они свободно и торжественно славят Магомета в своих мечетях…» [114]

114

Вернадский Г. В. Начертание русской истории. СПб, 2000. С. 170–171.

Многонациональные татарские ханства

В других государствах ситуация обстояла схожим образом. В Казанском царстве кроме татар жили марийцы, мордва, удмурты, чуваши, а также часть башкирского народа. Сибирское царство населяли кроме татар манси, пермяки, ханты. В Ногайской Орде кроме самих ногайцев жили разные народы — от башкир до предков нынешних каракалпаков. Более или менее однородным по этническому составу, то есть в основном татарским, можно считать Астраханское царство, но оно было и самым малочисленным, располагалось в бесплодных солончаковых степях и не обладало реальным суверенитетом, находясь в зависимости от Крыма.

Между этими государствами были, разумеется, и конфликты, но были и периоды мира. В Х-ХІ веках Московское княжество и Крымское ханство выступали как союзники в борьбе с остатками Орды, а затем и с литовцами. Были целые периоды в истории Казанского или Астраханского ханств, когда у власти там находились «прорусские партии».

Про взятие Казанского ханства

В московское время взятие Казани было для русских Богом данным, давно желанным событием. День взятия Казани сделался религиозным праздником. В этот день московский царь вступил в Москву «на осляти», уподобляясь Христу, въезжающему в Иерусалим.

В имперскую эпоху присоединение Казанского ханства трактовали более корректно и с позиций светской науки. Русские за два века сделались и поспокойнее, не стремясь любой ценой подчеркнуть свою религиозную правоту, да и поцивилизованнее. Настало время более объективного осмысления событий. В «Истории государства Российского» Карамзина нашлось место для самокритики: для описания резни, учиненной стрельцами во взятой Казани.

Ну а в первый период советской власти, как мы уже отмечали, изучающим историю студентам и рабфаковцам полагалось считать, что до 1917 года, до социалистической революции русские были по сути такими же колонизаторами, как британцы в Индии.

До конца 1930-х годов даже само слово «Русь» считалось в определенной мере… как бы помягче сказать… контрреволюционным. Уделять «слишком» много внимания русской истории, русскому языку, русской культуре, вообще всему русскому было чем-то очень подозрительным. Русский народ ведь, «как известно» был народом-завоевателем и нещадно эксплуатировал другие, завоеванные им народы.

В книгах, издававшихся в то время, обязательно подчеркивалось: «завоеванные» народы и народности были как правило, «хорошие», а русские колонизаторы — очень «плохие». Даже местные национальные элиты, султаны, ханы, эмиры и их придворные, совершеннейшие тираны по отношению к подвластным им народам, превращались ранне-большевистскими историками и публицистами чуть ли не в народных мстителей и заступников.

В книге академика А. П. Окладникова, посвященной присоединению Бурятии к России, [115] живописуются зверства русских «карателей и колонизаторов». У него однозначно буряты — хорошие, а завоевавшие их казаки — преступники и убийцы. То же самое в книгах того времени о присоединении Грузии, Средней Азии или Северного Кавказа.

О завоевании Казанского ханства писали тоже примерно в таком же стиле. Например, так расставляет нравственные оценки историк М. Худяков, в книге которого русские из войска царя Грозного изображены кровавыми преступниками, мясниками, перед которыми бледнеют отборные эсэсовцы. А противостоявшие им казанцы выглядят благородными борцами за независимость. [116]

115

Окладников А. П. Очерки из истории западных бурят-монголов (ХІІ-ХІІІ вв.). Л.: Соцэкгиз, 1937.

116

Худяков М. Г. Очерки по истории Казанского ханства, изд. 3-е, дополненное. Воспроизведено по тексту 1-го издания (Казань: Комбинат изд-ва и печати, 1923), М.: ИНСАН, Совет по сохранению и развитию культур малых народов, СФК, 1991.

Но если до середины 1930-х годов «русский имперский колониализм» рассматривался в советской историографии как абсолютное зло, то затем уже он превращался в зло относительное. При Сталине полагалось отмечать и «положительные стороны» присоединения народов и стран к Российской империи (говорилось, разумеется, — «к России»).

В 80–90-е гг. XX века, в эпоху «парада суверенитетов» и «распада советской империи» многие вернулись к позиции Худякова и Окладникова образца ранних 1930-х гг.

Татарские националисты до сих пор цитируют эти книги. Они и до 1985 года говорили о «тюрьме народов», но тогда еще применительно к царской России. Теперь они и СССР объявляли тоже «тюрьмой народов», закрывая глаза на те многочисленные блага, которые принесла Советская власть «инородцам» Российской империи. Только теперь Ленин вышел из моды, и они перестали ссылаться на него, не указывая больше источник цитаты.

Реалии же говорят вот о чем: во-первых, не было в XVI веке никакого такого народа — казанские татары. Была казанская империя. Самая настоящая империя, осколок Золотой Орды. Правили в ней ханы-чингизиды, родственники ханов Средней Азии и Сибири. Примерно 10–15 % их подданных называли себя татарами и считали себя в этом государстве завоевателями. А народы Поволжья: тюркоязычные башкиры и ногайцы и финно-угорские народы (мордва, марийцы, чуваши) вовсе не считали себя татарами — они были подданными татарских ханов.