О русском воровстве и мздоимстве

Адам Смит, как человек практичный, никогда не забивал себе голову подобной православной «ерундой».

Во-вторых, Посошков не считал предпринимателей главными людьми в обществе и государстве. Есть люди, которые должны заниматься бизнесом, а другие — может, вовсе и не должны.

В-третьих, Посошков был большим сторонником сильного государства.

Центральную роль в обществе, по его мнению, должно было играть монархическое государство и сам монарх, располагающий всеми возможностями для достижения «общего блага» всех сословий. Он наивно полагал, что государство даже может произвольно определять стоимость золота, серебра да и вообще всего на свете. Мечтал о том, что государство в состоянии установить «естественную, справедливую цену». Причем предлагал решить вопрос очень просто: «Буде кто взял цену... излишнюю, взять штрафу да высечь батогами или плетьми, чтобы впредь так не делал» [41] Какая уж тут «невидимая рука» рынка. Имеет смысл сравнить взгляды Адама Смита и Ивана Посошкова в виде таблицы (стр. 87).

41

Послушаешь, бывает, в Думе некоторых современных «левых» политиков-экономистов и диву даешься: ну точно — Посошков. Только вот, как будто b:«ib на вооружение его забавную и по-детски наивную теорию справедливого «государственного регулирования розничных цен», они почему-то упускают из виду все остальное.

Что тут сказать? Взгляды Посошкова современному человеку могут казаться идеалистическими и даже детскими, в то время как Адам Смит выглядит практичным и очень убедительным. Все это так. Но не будем отрицать, нравится это кому-то или нет, что тысячелетие православия все же сформировало определенный тип поведения людей. И без учета народной психологии ни экономические, ни какие-то иные реформы не могут достичь в России полного успеха.

Поэтому нам и кажется чужим, чуждым этот выкованный из серебряных «pounds of sterlings» «экономический человек» Адама Смита. Бизнесмен-протестант, лишенный чувства сострадания. И любви к ближнему. Для которого всякое вмешательство в экономику — посягательство на «естественную свободу» человека.

Нам (подчеркну, что говорю не о себе лично, а о том социальном настроении, которое сегодня явно превалирует в обществе) ближе образ государства как единого Дома, в котором пусть живут разные сословия, разные люди и идеи. Но в котором экономика — не цель, а средство.

Печально, что сочинения Ивана Посошкова стали известны слишком поздно. Зато Адама Смита в России ожидал шумный успех. В 1802-04 годах в переводе русского посла в Лондоне С. Воронцова сочинения Смита издали в России аж в четырех томах.

С тех пор развитие России и русской экономической мысли во многом определялось теориями Адама Смита и его последователей.

После Петра

Национальные традиции вести дела на основе устного договора не умерли и после Петра.

Русской политэкономии, увы, не возникло. Но многие купцы и деловые люди жили по-прежнему, по старинке. Невзирая ни на какого Адама Смита. Читаешь Мамина-Сибиряка и Мельникова-Печерского — и словно переносишься в русский XVII век. Герой книги Мельникова-Печерского «В лесах», мастеровой Алексей, выходец из заволжских лесов, впервые оказывается в Нижнем Новгороде, заходит со своим пожилым и более опытным земляком, дядей Елистратом, в нижегородский трактир.

Там «...сидят все люди почтенные, ведут речи степенные, гнилого слова не сходит с их языка: о торговых делах говорят, о ценах на перевозку кладей, о волжских мелях и перекитах. Неподалеку двое, сидя за селянкой, ладят дело о поставке пшена из Сызрани до Рыбной; один собеседник богатый судохозяин, другой кладчик десятков тысяч четвертей зернового хлеба...» [42] Такие же диковинные современному «новому русскому предпринимателю» нравы предстают и в среде, которую описывает Иван Шмелев. Здесь речь идет о других купцах, московских, но колорит тот же.

42

Мельников П. И. (Андрей Печерский). В лесах. М., 1998.

Хотя бы взять эпизод, когда купец страшно удивляется, почему билетов на аттракционы продано мало, а денег приказчик сдал ему намного больше чем полагается по билетам? А потому, объясняет приказчик, что слишком много людей хотело кататься на санках и каруселях. Деньги он брал, а билеты отрывать не успевал. Потому и денег больше, чем можно ожидать, считая проданные билеты... [43]

Некрасов. Современники знали его как прекрасного поэта, азартного карточного игрока, любителя юных девушек и удачливого издателя. Предприниматель Некрасов стоял у истоков массового коммерческого книгоиздания в России. А в стихах поэта Некрасова появился положительный «буржуй» Гирин

43

Шмелев И. С. Лето Господне. М., 1996.

Впрочем, не одни купцы жили и вели дела на Руси. Герой Н. А. Некрасова — то ли крестьянин, то ли мелкий чиновник, не поймешь. Да и так ли уж это важно? Интереснее, что в поэме «Кому на Руси жить хорошо» Ермил Гирин противостоит как раз отрицательному персонажу — совершенно «ненародному» купцу...

...сиротскую

Держал Ермило мельницу

На Унже. По суду

Продать решили мельницу:

Пришел Ермило с прочими

В палату на торги.

Пустые покупатели

Скоренько отвалилися.

Один купец Алтынников

С Ермилом в бой вступил...

Пошло у них сражение:

Купец его копейкою,

А тот его рублем!

На этом «беззалоговом аукционе» Ермил все-таки победил, но денег при нем не оказалось.

Повеселел Алтынников: «Моя, выходит, мельница!»

«Нет! — говорит Ермил,

Подходит к председателю.
–

Нельзя ли вашей милости

Помешкать полчаса? »...

На площадь на торговую

Пришел Ермило (в городе

Тот день базарным был),

Стал на воз, видим: крестится,

На все четыре стороны

Поклон, — и громким голосом

 Кричит: «Эй, люди добрые!

Притихните, послушайте,

Я слово вам скажу!»

Притихла площадь людная,

И тут Ермил про мельницу

Народу рассказал...

А рассказав эту историю, крикнул Ермил Гирин на всю площадь:

«Коли Ермила знаете,

Коли Ермилу верите,

Так выручайте, что ль!..»

И чудо сотворилося:

На всей базарной площади

У каждого крестьянина,

Как ветром, полу левую

Заворотило вдруг!

Крестьянство раскошелилось,

Несут Ермилу денежки,

Дают, кто чем богат.

Ермило парень грамотный,

Да некогда записывать,

Успей пересчитать!

Наклали шляпу полную

Целковиков, лобанчиков,

Прожженной, битой, трепаной

Крестьянской ассигнации.

Ефмило брал — не брезговал

И медным пятаком.

Еще бы стал он брезговать,

Когда тут попадалася

Иная гривна медная

Дороже ста рублей!

Ермил народу кланялся

На все четыре стороны,

В палату шел со шляпою,

Зажавши в ней казну.

Сдивилися подьячие,

Позеленел Алтынников,

Как он сполна всю тысячу

Им выложил на стол!..

А деньги народу — после этого своего рода «народного IРО» Ермил, конечно вернул:

Глядеть весь город съехался,

Как в день базарный, пятницу.