О себе. Воспоминания, мысли и выводы. 1904-1921

На другой же день после получения письма от полковника Ушакова конные части отряда из Хайлара были двинуты на Забайкалье походным порядком; пехота и технические части двинулись по железной дороге. Быстрым рейдом конница О. М. О. заняла станцию Оловянная, захватив врасплох штаб Лазо и разогнав его. Молниеносный разгром штаба красного командования внес полную растерянность в ряды войск, действовавших против чехов, и дал последним возможность легко преодолеть сопротивление большевиков и занять Иркутск и Кругобайкальскую железную дорогу.

Первая встреча с чехами произошла на станции Оловянная, которая была занята конными частями О. М. О. под командой генерал-майора Мациевского. Придя туда, чехи потребовали от генерала Мациевского очистить станцию, о чем было немедленно донесено мне. Я приказал своим частям оставаться на месте и ожидать дальнейших моих указаний. В это же время, к своему удивлению, получаю донесение, что несколько чешских солдат, следуя пассажирским поездом на восток, распространяют прокламации, в которых был отпечатан приказ генерала Гайды о том, что генерал Хорват и я должны немедленно явиться в штаб Гайды. Неисполнение этого должно было повлечь за собою предание нас военно-полевому суду. Я немедленно послал телеграмму Гайде с требованием отмены опубликованного приказа и извинения перед генералом Хорватом и мною и получил от него ответ, что никакого приказа о явке генерала Хорвата или моей им не отдавалось и что им назначено расследование этого случая. Солдаты-чехи были по моему приказанию задержаны и подвергнуты допросу. Они утверждали, что листовки с приказом ими были получены из штаба генерала Гайды с приказанием широко их распространять. Произведенное по моему приказанию расследование установило, что солдаты на допросе показали правду, так как, помимо листовок, распространяемых ими, подобный приказ генерала Гайды из Оловянной, где он со своим штабом находился, был передан по телеграфу в Маньчжурию и в Харбин. Таким образом, или генерал Гайда сознательно лгал, отрицая свою причастность к приказу, или он не был осведомлен о том, что делалось у него в штабе, и приказ был выпущен без его ведома. Удостоверившись в том, что оскорбительный для русского командования приказ, так или иначе, был действительно выпущен, я телеграфировал в Омск вновь образовавшемуся Сибирскому правительству, настаивая на отозвании генерала Гайды и о назначении на его место русского генерала. Председатель правительства Вологодский сообщил мне, что Гайда будет отозван, а на его место выезжает генерал Пепеляев.

Пока шли эти переговоры с генералом Гайдой и Сибирским правительством, на станцию Борзя, где я находился, вдруг совершенно для меня неожиданно прибыл поезд генерала Хорвата. Как только я был осведомлен о прибытии генерала, я пошел к нему в вагон. Из разговора я выяснил, что генерал Хорват направляется в Оловянную по телеграмме генерала Гайды. Я ознакомил Д.Л. Хорвата с теми переговорами, которые велись мною с Сибирским правительством по поводу совершенно неприличного приказа генерала Гайды, и убеждал генерала Хорвата воздержаться от поездки в Оловянную, тем более что Гайда должен был быть со дня на день заменен генералом Пепеляевым. Убедить генерала Хорвата мне не удалось, и он проехал в Оловянную для встречи с Гайдой, после чего я решил прекратить всякую связь с Д.Л. Хорватом. Незадолго до этого он объявил себя временным правителем России, и поездка его в штаб Гайды, на мой взгляд, являлась совершенно недопустимой, так как, выполняя слишком покорно требования генерала Гайды, выраженные к тому же в столь неприличной форме, Хорват ронял свой престиж не только в качестве управляющего КВЖД и комиссара Временного правительства, но и в качестве лица, претендующего на власть во всероссийском масштабе.

В это время через станцию Борзя проезжал командированный Сибирским правительством эмиссар, г. Завадский, который имел своим заданием обследование положения на Дальнем Востоке и переговоры с генералом Хорватом и Дербером, претендовавшими на роль правительств, первый в Харбине, а второй во Владивостоке, и стремившимися к возглавлению всей освободившейся от советской власти территории. Переговорив с Завадским, я решил поехать в Оловянную для встречи с генералом Пепеляевым, уже прибывшим туда и заменившим генерала Гайду. Предварительно я получил запрос Вологодского о признании мною возглавляемого им Сибирского правительства в Омске. Я телеграфировал, что если правительство намерено продолжать борьбу с большевиками до полного их уничтожения, то не может быть никаких препятствий на пути моего полного подчинения ему. Если же оно решит искать каких-нибудь компромиссных соглашений с красными, то я вынужден буду оставить за собой свободу действий. В тот же день я получил телеграмму от Вологодского, что правительство непреклонно решило освободить страну от тирании большевиков и что на этом пути оно не допускает никаких компромиссов, после чего я официально заявил о полном своем подчинении правительству. Генерал Хорват был очень недоволен таким моим решением, находя, что оно ослабило его позиции в переговорах с Омском, но я считаю, что своей поездкой на поклон к Гайде генерал Хорват сделал свою кандидатуру на пост правителя совершенно неприемлемой.

Оформив свои взаимоотношения с правительством, я выехал в Оловянную и попросил свидания с генералом Пепеляевым. Беседа наша продолжалась почти час, когда генерал поразил меня вопросом, сможет ли он увидеться с атаманом Семеновым и когда именно? Оказалось, что, разговаривая со мною, он все время считал меня одним из офицеров, командированных атаманом, не подозревая, что говорил именно со мною. Когда недоразумение разъяснилось, генерал Пепеляев от имени правительства предложил мне пост командующего V отдельным Приамурским корпусом, с местонахождением моей главной квартиры в Чите. Ввиду выраженного мною согласия, немедленно была послана в Омск телеграмма о моем назначении.

Обсуждая сообща вопросы формирования национальной армии, я особенно просил генерала Пепеляева указать правительству на нежелательность какой-либо мобилизации, особенно на Дальнем Востоке. Я указывал правительству на опасность этого шага при отсутствии точного плана мобилизации, неорганизованности призывных пунктов, где должны были собираться мобилизованные, также при полной недостаче вооружения, обмундирования и снаряжения. Генерал Пепеляев согласился с моими доводами и обещал соответствующим образом обрисовать этот вопрос перед правительством, но, к сожалению, мобилизация, без всякой предварительной подготовки к ней, была все же объявлена и результаты получились в достаточной степени печальные. Собранные люди, разбитые на полки, не получая ни обмундирования, ни достаточного продовольствия, частью разошлись по домам, частью пополнили собою ряды разогнанных и притаившихся до времени большевиков. Мобилизация, на Дальнем Востоке по крайней мере, проведенная неумело и несвоевременно, была большой ошибкой со стороны правительства, восстановив против него наиболее молодой и энергичный слой населения.

Во время моего собеседования с генералом Пепеляевым в вагон последнего явился полковник чешских войск Гусарек, который передал нам приглашение от имени генерала Гайды к нему на обед. Пепеляев, в свою очередь, просил меня не отказываться от приглашения, и потому мы, все трое, отправились к составу генерала Гайды.

Выйдя на перрон вокзала, я услышал чешскую команду и увидел салютовавшего офицера, направлявшегося ко мне. Не ожидая совершенно никакой встречи, я указал офицеру на генерала Пепеляева как на старшего, но последний пояснил мне, что генерал Гайда приказал приветствовать почетным караулом именно меня. Тогда, приняв рапорт офицера, я обратился с несколькими словами к солдатам, составлявшим почетный караул, и просил их понять общность наших целей в борьбе с большевиками. Пропустив караул, который составляла рота, мимо себя церемониальным маршем (она прошла, надо отдать справедливость, великолепно), мы все вошли в вагон генерала Гайды, которого я встретил впервые.

Гайда оказался очень общительным человеком и интересным собеседником. Он поделился своим удивлением, что генерал Хорват поспешил явиться к нему, даже не выяснив подлинность пресловутого приказа, который, как оказалось, явился какой-то непонятной провокацией, направленной, очевидно, на то, чтобы испортить отношения между русским и чешским командованием. Впечатление и от обеда, и от его хозяина у меня осталось очень хорошее, и, когда через два дня генерал Гайда прибыл с ответным визитом ко мне на Борзю, я встретил его с подобающим почетом и вниманием, приличествующим ему, как генералу союзной с нами армии.

Тем временем карьера генерала Хорвата в роли всероссийского правителя закончилась так же незаметно, как она и началась.

В июле 1918 года, когда борьба с большевиками как в Забайкалье, так и в Приморье, где действовал отряд есаула Калмыкова, подчинявшийся мне, была в полном разгаре, генерал Хорват решил, наконец, вступить на путь активной политики против большевиков и запросил моего мнения по этому вопросу. Я обещал ему свою поддержку и командировал в распоряжение его С.А. Таскина и A.B. Волгина как опытных администраторов для замещения министерских должностей в правительстве, которое будет возглавляться генералом Хорватом. После этого я неоднократно настаивал на срочности образования правительства, непременно на российской территории. Генерал все колебался и дотянул до того, что в Приморье его опередило своим появлением правительство Дербера. После этого только генерал Хорват решился выехать в Гродеково и позднее во Владивосток, где он снова долго не решался чем-нибудь проявить себя, пока не образовалось Омское правительство. Только после этого генерал Хорват ликвидировал свой кабинет и спокойно вернулся в Харбин, заняв снова свое положение Главноначальствующего в полосе отчуждения КВЖД.

Таким образом, на линии реки Онона, моей родной реки, я закончил свои самостоятельные операции против большевиков, встретившись в Оловянной с частями только что образовавшегося Сибирского правительства и чехов. Истекло десять месяцев борьбы с Красным интернационалом, когда образовалась национальная власть в Омске и когда союзные державы приняли решение активно вмешаться в русские дела, предприняв интервенцию в Сибирь. Я затрудняюсь сказать, какие именно цели преследовали державы, посылая свои войска в Сибирь. Несомненно, какая-то общая, хотя бы и неглубокая, договоренность должна была существовать, хотя в отношениях представителей различных держав к русским националистам и красным, с одной стороны, и между собой, с другой, в течение всего времени интервенции, приходилось наблюдать полный разнобой.

Впервые мы встретились с союзниками в самом начале октября 1918 года, когда 7-я дивизия Императорской японской армии, под командой генерал-лейтенанта Фудзия, прибыла в Забайкалье. Конные части О. М. О., совместно с японскими кавалерийскими частями, под общим руководством Генерального штаба капитана Андо, форсировали переправы через широко разлившийся Онон, мост через который был взорван красными. Там снова было закреплено то братство по оружию, которое является залогом грядущего братского союза двух великих наций, и там мы, русские националисты, хорошо узнали японцев и научились ценить и уважать их. Представители японского командования всегда стремились поддерживать порядок в пределах занятой ими зоны и строго следили за тем, чтобы никакие антинациональные группировки не смогли организоваться и проявлять себя за их спиной.