О смелых и умелых. Рассказы военного корреспондента

А сам затаивался рядом, припорошив себя снежком.

Разогнавшись с горы, фашистский солдат или офицер попадал лыжей в силок и с разбегу летел носом в снег. И, не успев опомниться, фашист оказывался в железных объятиях охотника. Дав ему хорошего тумака, Суровикин затыкал пойманному рот, связывал руки и, спеленав простынёй, укладывал на его же лыжи и тащил через линию фронта.

А чтобы не замерз, по дороге давал глотнуть водки да оттирал нос снегом. И испуганный фашист лежал тихо, как кукла с открывающимися глазами.

Так случалось Суровикину доставлять в штаб языков в большом офицерском чине.

А тут попался охотнику не солдат и не офицер, а целый бронепоезд, да ещё какой!

Однажды забрался Суровикин далеко во вражеский тыл, вышел на гору, посмотрел в долину — и замер. Видит чудо не чудо, диво не диво, а необыкновенную крепость, словно вылепленную из снега.

Орудийные башни белые. Пушки белые. Бронированные платформы белые. Тепловоз, закованный в белую броню, не дымит. И вся эта белая крепость катится по рельсам на белых колёсах.

— Ишь ты какой, настоящее привидение! — прошептал Григорий, много слышавший про разбойничьи налёты бронепоезда-невидимки. — Вот бы подловить такого!..

Сердце охотника сильно забилось. Хороша добыча, да как взять её, когда в руках у него лишь тонкие силки из стальной проволоки да автомат на груди. И почувствовал себя Суровикин также, как при встрече с тигром в уссурийской тайге, когда у него в руках оказалось ружьё, заряженное мелкой дробью на рябчиков.

Неужели же упустить такого зверя?

— Врёшь, не уйдёшь! — сказал он и пошёл следом, обдумывая на ходу, что же ему предпринять.

Бронепоезд делал петли, а он шёл напрямик, горой, и сверху разглядел, что на крышах бронированных платформ и тепловоза нарисованы чёрные полосы, как рельсы. Затаится бронепоезд на железнодорожном полотне, полосы сольются с рельсами, и сверху он станет невидим.

«Вот почему его так трудно обнаружить авиации». Неожиданно подул ветер, облака разорвались, и показалось солнце. Чистые снега вокруг заблестели нестерпимым блеском.

Скалы и сосны бросили от себя фиолетовые тени. На вершинах и на ветвях деревьев заиграли морозные алмазы.

Среди ветвей затенькали синицы. В природе сразу всё ожило и стало красивым. Не обрадовался солнцу только «белый призрак». Его громадная тень отпечаталась на насыпи железной дороги так чётко, что Григорий мог пересчитать все его башни и пушки.

Словно испугавшись своей тени, бронепоезд ускорил ход и уполз в первый попавшийся туннель, как гады уползают в норы при виде солнца, которое помогает зорким орлам.

«Так вот почему ты боишься своей тени!» Суровикин, скрываясь в тени деревьев, подобрался к скале, в которой строители дороги проделали проход для поездов, и стал наблюдать.

У входа в туннель стояла охрана. Виднелись воронки от бомб. Одна неразорвавшаяся двухсотка лежала на склоне холма, рядом с небольшим стожком сена.

Вероятно, наши лётчики не раз загоняли бронепоезд в эту пещеру.

«Но разве такую гору пробьёшь? — подумал Суровикин. — Тут надо применить какой-нибудь другой способ».

И стал соображать, как бы ему уничтожить этого бронированного зверя. Экое чудовище! Упустишь — многих ребят сиротами сделает.

Но в силки его не поймаешь и из автомата не подобьёшь. Пошарил Суровикин в карманах и перебрал запальные шнурки, хранившиеся у него в жестяной коробке. Случалось ему подрывать рельсы, небольшие мосты; для этого хватало небольшой порции тола или динамита, вынутого из трофейной мины, но для бронепоезда слишком много надо взрывчатки. А где её возьмёшь?

Ещё раз огляделся Суровикин вокруг и заметил внизу одинокую будку путевого обходчика.

«Вот у кого гаечный ключ достать можно, — подумал он. — Наверно, этот стожок сена ему и принадлежит. Что ж, дождусь ночи да и развинчу рельсы на повороте. Тут высоко. Так и загремит вся крепость под откос, в речку, вместе со всеми башнями и пушками».

С таким решением забрался Суровикин в стог сена, спрятался в самой серёдке, пригрелся да и заснул. Спит и видит во сне свой дом и козлёнка Ваську. И козлёнок, играя, больно бодает его в бок.

— Пошёл прочь, не балуй! — оттолкнул его Суровикин и проснулся.

Смотрит, а в шинель ему впились не рога, а железные вилы.

В один миг вывалился разведчик из стога и очутился лицом к лицу с финским ополченцем.

Суеверному финну показалось, что он поддел на вилы самого лешего. Хотел крикнуть, но с испугу только лязгнул зубами, сел в снег, выронив из рук вилы.

— Вот я тебе покажу, как баловаться! — закричал Суровикин, схватив его за грудь.

— Рус, рус, у меня матка, у меня детки! — залепетал старый финн, знавший по-русски. — Я не сам, меня командир послал. Герман сена хочет…

— Что ты глупости болтаешь, разве фашисты сено едят?

Но тут Суровикин заметил лошадь, запряжённую в сани, и смягчился:

— А всё-таки для чего же это немцам сено понадобилось?

— Для матрацев. Немцы мягко спать любят, — ответил финн.

— Это какие же немцы?

— А вон там, в бронепоезде, — указал финн.

Суровикин посмотрел вниз. Стояла белёсая северная ночь.

Не зажигая фар, к туннелю подходили грузовики, гружённые ящиками со снарядами. По-видимому, «белый призрак» собирался в очередной разбойничий набег.

— Если не привезу им сена через час, мне капут, — сказал ополченец, — расстреляют.

Суровикин окончательно пришёл в себя и усмехнулся. У него мелькнула отчаянно смелая мысль.

— Ладно, — сказал он финну, — приказ есть приказ. Надо его выполнять. Давай наваливай сено!

Вначале ополченец ничего не понял. А потом, когда разведчик попросил помочь ему втащить в сани неразорвавшуюся бомбу, он задрожал так, что у него снова застучали зубы.

— Да ты не трусь, — сказал ему Суровикин, — всё будет хорошо, доставим им гостинчик, запрятанный в сенцо, в лучшем виде!