О смысле и значении кровавых жертвоприношений в дохристианском мире и о так называемых “ритуальных убийствах”
Шрифт:
Нельзя сомневаться в том, что Авраам также приносил Богу кровавые жертвы и имел ясное представление о них, – иначе он не понял бы и повеления Божия: “возьми сына твоего, единственного твоего, которого ты любишь, и принеси его во всесожжение” (Быт. 22, 2). И Исаак не мог бы спрашивать: “вот огонь и дрова, где же агнец для всесожжения?” (ст. 7). Наконец, увидев овна, запутавшегося в чаще рогами своими, Авраам принес его во всесожжение вместо Исаака сына своего (ст. 13). Ясно, что способ приношения кровавых жертв ему уже был хорошо известен.
Разсказ бытописателя о том, что уже сын Aдамa Авель совершил кровавое жертвоприношение, дал повод некоторым богословам думать, что Бог установил кровавые жертвоприношения не чрез Моисея, а еще чрез Адама, в раю. Насколько мы знаем, первым русским православным богословом, высказавшим такое предположение (но не утверждение) был приснопамятный святитель Moсковский митрополит Филарет. Его занимали вопросы: “Почему Бог (в раю) заимствует человеку одежду от животных а не от растений? Откуда взяты кожи для ее составления? И как человек, не привыкший еще к мысли о смерти, мог без отвращения облещи себя смертию других?” На эти вопросы он отвечает в своих “3аписках на книгу Бытия” (М. 1868. Стр. 73) так: “Сии недоумения не иначе могут быть paзpешены, как тою догадкою, что Бог в одно время научил человека и приносить в жертву животных, и обращать их кожи в одежду, дабы сими жертвоприношениями он был вразумлен убивать в себе скотоподобные вожделения и страсти, имея также пред очами будущую жертву победоносного Семени жены, верою облекался в заслуги и крепость Его”.
После Филарета многие русские православные богословы даже не в виде догадки, а категорически стали утверждать, что кровавые жертвоприношения были установлены Самим Богом еще в раю. Такое учение уже внесено даже в учебники по Закону Божию для преподавания православным детям. Так, в “Священной Истории Ветхого Завета, составленной в объеме курса гимназий и духовных училищ придворным протоиереем Дмитрием Соколовым” (Спб. 1898. Изд. 38-е, стр. 8) мы читаем: “чтобы
Заслуживает особенного внимания изъяснение великого Святителя вселенской церкви св. Иоанна Златоуста. Св. Иоанн Златоуст положительно не допускает той мысли, что кровавые жертвоприношения даже у евреев были установлены Самим Богом. По его изъяснению, Бог только снисходительно попустил евреям приносить и Ему кровавые жертвы, культ которых уже существовал тогда у язычников. Приведя буквально 11-й стих 1-й главы книги пророка Иcaии, он говорит [5] : “Слышал ты глас (Бога), весьма ясно говорящий, что сначала Он (т. е. Бог) не требовал от вас этих жертв. Ибо, если бы требовал их, то этим установлениям первыми подчинил бы всех древних, которые еще до них прославились. Для чего же, скажешь, Он позволил после? Снисходя к вашей немощи. Как врач, видя, что больной горячкою челoвек, своенравный и нeтepпливый, хочет напиться холодной воды, и угрожает, если ему не дадут, накинуть на себя петлю, или броситься со стремнины, для предотвращения большего зла, допускает меньшее, только бы отклонить больного от насильственной смерти, так точно поступил и Бог. Как увидел Он, что евреи беснуются, скучают, хотят жертв, готовы, если им не позволят этого, обратиться к идолам, или даже не только готовы обратиться, но уже и обратились, то позволил им жертвы. И что это было причиной, можно видеть из самого времени позволения. Бог позволил им жертвы уже после того, как они совершили праздник в честь злых демонов, как бы так говоря им: вы беснуетесь и хотите приносить жертвы, так приносите их, по крайней мере Мне. Впрочем, и позволив это, Он не навсегда дал такое позволение, но премудрым способом опять отнял его. Как врач (ничто не мешает мне употребить тот же пример), уступая прихоти больного, приносит из своего дома сосуд и приказывает ему пить из него одного, а потом, когда больной согласится на это, тайно велит подающим питье разбить этот сосуд, чтобы, незаметно и не подавая вида, отклонить больного от его прихоти: так поступил и Бог. Позволив иудеям приносить жертвы, Он позволил делaть это ни в каком другом месте, кроме Иерусалима: потом, когда они несколько времени приносили жертвы, разрушил этот город, чтобы, как врач разбитием сосуда, так и Бог – разрушением города – отвлечь их, и по неволе, от этого дела. Если бы Он прямо сказал: перестаньте; они бы не легко согласились оставить страсть к жертвам, но теперь, по самой необходимости их пребывания (вне Иерусалима), Он незаметно отвел их от этой страсти”. 3aмечaтeльнo, что приведенное мнение о происхождении ветхозавеных еврейских кровавых жертвоприношений св. Иоанн Златоуст настойчиво и неоднократно повторяет в своих творениях [6] .
5
Творения т. 1, кн. 1. Спб. 1895, стр. 678
6
Срв. там же стр. 615, 617, 626, 632, 639, 644, 647, 655, 662, 675, 677-678, 703-704, 721-722, 723-725 и др.
В дуxе Златоуста рассуждает и наш отечественный богослов – епископ Хрисанф. Он говорит (“Религии древнего Mиpa”, Спб. I878, III, стр. 25): “Cвящeннoдействия и богослужение так же, как и во всех других древних религиях, состояли у евреев главным образом в жертвоприношениях и в молитве, которою они сопровождались. Есть близкое сходство и в жертвенном матеpиaле еврейского культа с культом древних народов, а отчасти в самом значении жертв и цели, с какою oни приносились. Жертвы – принадлежность вcеx древних культов без исключения; по свидетельству книги Бытия, oни были уже приносимы сыновьями прародителей (Быт. IV, 3, 4). Таки образом закон Моисеев определяет точнеe и полнеe то, что было уже издавна в обычaе, осложняя и осмысляя эти священные дейcтвия, и назначая различные роды и виды жертв для разных обстоятельств и случаев”. После этого мы отчасти нeдoумеваем, каким образом преосвященный Хрисанф мог отвергать объяснения, в ocнове которых несомненно лежит сказанное Златоустом. Он говорит (ibid. стр. 241): “Пoзднее утвердился взгляд, что формы языческого богопочтения приняты и введены в Моисеев культ по снисхождению к духовной слабости еврейского народа, и что эти языческие формы дали основу и почву, из которой и на которой выродилось чистое почитание одного Бога, формы языческого культа, – думает преосвященный Хрисанф, – не могли быть перенесены (?) в культ Моисея без того, чтобы не осталось на них следов явыческого воззрения, которого выражением они служили. Изменить их до противоположности прежнему значению их было невозможно (?). Нельзя доказать с другой стороны, – продолжает наш богослов, – ни того, что Моисей копировал культ других народов, ни того, что, вводя свой самобытный культ, он имел в виду учредить его в прямой противоположности другим культам, хотя сам он отличает его от египетского культа, а в некоторых частностях и прямо направляет против языческих обрядов (Исx. VIII. 26. Втор. IV, 14–19)”. После такого критического разбора двух противоположных взглядов на происхождение культа ветхозветных евреев, преосвященный Хрисанф предлагает свое объяснение. “По повелению Божию, – говорит он, – Моисей устрояет культ сообразно с своим вероучением, руководясь в этом прежде всего общими формами религиозной обрядности у разных народов, без мысли о заимствовании, но с мыслью о том, чтобы эти формы были выражением чистых понятий. Сообразно с этой последней целью культ еврейский иногда мог направляться прямо против языческих обрядов, или исключать некоторые из них намеренно”. Преосвященный Хрисанф открыто сознается, что свой настоящий взгляд на происхождение еврейского культа он заимствовал у Кейля в его Археологии (ч. 1, стр. 78-95). Мы же отдаем преимущество пред Кейлем Златоусту по многим основаниям. 1) Мысль Златоуста, что Бог оказывал снисхождение духовной слабости еврейского народа, вполне согласна с свидетельством Самого Иисуса Христа, Который объяснял Своим ученикам, что ветхозаветным евреям Бог дозволил довольно легкое расторжение браков, “по жестокосердию их” (Mф. 19, 8) или – что тоже – по Своему снисхождению к духовной слабости еврейского народа; 2) Моисей не копировал никаких языческих культовых форм, но застал их уже существующими у еврейского народа, как свидетельствует об этом и Библия; 3) Оставить в этих культах следы языческого воззрения могли обыкновенные люди, но не Моисей, богодухновенный пророк и законодатель, действовавший во всем по непосредственному указанию Самого Бога; для такого реформатора совершенно было возможно не только изменить языческие культовые формы до противоположности их прежнему значению, но некоторые совершенно отвергнуть и вместо них ввести новые, соответствовавшие чистому верованию и достойному почитанию истинного Бога; наконец 4) преосвященный Хрисанф вынужден был допустить мысль о случайности сходства между некоторыми формами еврейского и языческого культов: у Златоуста нет этого недостатка.
Какой же заключали в ce6е внутренний смыл и в чем состояло значение ветхозаветных кровавых жертвоприношений?
В послании к евреям св. апостол Павел неоднократно останавливается на этом вoпpocе и предлагает своим читателям-евреям его paзрешениe, имеющее однако же общее значение и для всех членов Христовой Церкви. В ветхозаветных кровавых жертвах он усматривает прообраз Жертвы Голгофской, предуказание на искупительное значение крестной смерти Господа нашего Иисуса Христа, – и только в этом полагает их смысл и силу. По его учению, ветхозавeтные жертвы, сами по ceбе, еще не искупляли людей от грехов, и только напоминали им с одной стороны о грехax, а с другой – о том, что без пролития крови прощения достигнуть невозможно. Жертвы могли быть угодны Богу, когда они, подобно жepтве Авеля, были приносимы верою, и когда приносившие их, подражая благочестивым ветхозаветным патриархам, еще не получивши обетований, “только издали видели оныя и радовались” (Евр. II, 13). Вообще же апостол Павел учит “Закон, имея тень будущих благ, а не самый образ вещей, одними и теми жертвами, каждый год постоянно приносимыми, никогда не может сделать совершенными приходящих с ними. Иначе перестали бы приносить их, потому что приносящие жертву, бывши очищены однажды, не имели бы уже никакого сознания грехов. Но жертвами каждоюдно напоминается о грехах, ибо невозможно, чтобы кровь тельцов и козлов уничтожала грехи” (Евр. 10, 1-4). Христос есть единственно истинная жертва и единственно истинный Первосвященник (Евр. 9, II и след. 10, 5 и след.). На Него-то прообразовательно и указывали ветхозаветные кровавые жертвы... А что это понимание внутреннего смысла ветхозаветных кровавых жертвоприношений было всеобщим, видно уже из того, что обетованного Meccию евреи часто называли прямо Агнцем. Так, Иоанн Креститель, увидев идущего к нему Ииcyca Христа и указывая на Него, именно как на обещанного Искупителя всего рода человеческого, говорит своим ученикам: “вот, Агнец Божий, Который берет на Себя грех Mиpa” (Иоан. 1, 29). И ученики поняли своего учителя. Святой апостол Иоанн Богослов в своем Апокалипсисе почти везде говорит об Ииcycе Хриcте только как об Агнце (срв. 5, 6. 8. 12. 13; 6, 1. 16; 7. 9. 10. 16. 17; 12. 11; 13. 8. 11; 14. 1. 4. 10; 15. 3; 17, 14; 19, 7. 9; 21. 22. 23. 27; 22; 1. 8).
Апостол Петр также говорит о христианах: “Искуплены вы от суетной жизни, преданной вам от отцов, драгоценною Kpoвию Христа, как непорочного и чистого Агнца” (1 Петр. 1. 18. 19).Согласно с богодуховными писателями Нового 3aветa – апостолами, св. отцы и учители Церкви также усматривали в ветхозаветных кровавых жертвоприношениях прообразовательное указание на то, что “Христос предал Себя за насъв приношение и жертву Богу, в благоуханиe приятное” (Ефес. 5, 2), – и только с этой точки зрения ценили их глубокое мировое значение. Из древних христианских писателей с особенною обстоятельностью раскрывает прообразовательный смысл ветхозаветных жертвоприношений знаменитый апологет христианства – св. Истин Философ в своем “Paзгoвopе с Трифоном иудеянином”. Затем заслуживают полного внимания в этом отношении толкования Кирилла Александрийского, Ефрема Сирина, блаж. Августина и Златоуста. Последний (в 166 беседе) говорит “хотя сами по ceбе жертвы и не были приемлемы, но они были благоприятны Богу ради своего Первообраза. Был ли приносим в жертву агнец, – он был образом Спасителя; телец также изображал Господа; юница, козел или еще что либо из приносимого в жертву, голубь или горлица, – все это имело отношение к Спасителю”. По учению св. Кирилла Александрийского, Иисуса Христа больше всего пpooбpaзoвaли жертвы всесожжения, ибо Он не частью какою либо, но весь приносится Богу Отцу в благовоние благоприятное. Нельзя не oтметить здесь, что православная церковь с древнейших времен именует агнцем ту часть просфоры, которая предназначается для пресуществления в Тело Христово.
Pyccкие православные богословы-догматисты: Филарет Московский, Антоний Казанский, Филарет Черниговский, Макарий и Сильвестр также признают значение за ветхозаветными кровавыми жертвоприношениями только как за прообразами крестной смерти Спасителя.
Прообразовательное значение ветхозаветных кровавых жертвоприношений достаточно уясняется в особенности теми многочисленными постановлениями относительно их, какие даны были Богом чрез Моисея еврейскому народу,
Закланные в жертву животные или части их тел были сожигаемы на жертвеннике. Относительно устройства жертвенника первое точное определенное повеление, как мы видели, Бог дал Моисею еще во время Синайского законодательства. “Сделай Mн жертвенник из земли и приноси на нем всесожжения твои и мирные жертвы твои, овец твоих и волов твоих; на всяком месте, где Я положу память имени Моего, Я прийду к Teбе и благословлю тебя. Если же будешь делать Mне жертвенник из камней, то не сооружай ею из тесанных, ибо как скоро наложишь на них тесло твое, то осквернишь их” (Исх. 20, 24-25). Почти в этих же самых выражениях Моисей заповедует Израильскому народу устроить жертвенник Господу по завоевании обетованной земли, т. е. в Палестине: “Устрой там жертвенник Господу Богу твоему – жертвенник из камней, не поднимая на них железа. Из камней цельных устрой жертвенник Господа Бога твоего и возноси на нем всесожжения Господу Богу твоему и приноси жертвы мирные, и ешь и насыщайся там и веселись пред Господом Богом твоим. И напиши на камнях сих все слова закона сего очень явственно” (Второз. 27, 5-8). И Иисус Навин в точности исполнил это зaвещaниe Моисея: по завоевании Палестины, он “устроил жертвенник Господу Богу Израилеву на горе Гевал, как заповедал Моисей, раб Господень, сынам Израилевым, о чем написано в книге закона Моисеева, – жертвенник из камней цельных, на которые не поднимали железа; и принесли на нем всесожжение Богу, и совершили жертвы мирные. И написал Иисус там на камнях список с закона Моисеева, который он написал пред сынами Израилевыми” (Нав. 8, 30-32). Мы не находим в книгах Священного Писания точного указания на то, каких размеров были жертвенники, устроенные Моисеем, Иисусом Навином, а потом Соломоном и Зоровавелем. Ученые исследователи (из русских – Олесницкий, Муретов и даже Жданов) не высказывают по этому предмету решительного мнения. И неудивительно: сам Иосиф Флавий не говорит одинаково о размерах жертвенника в современном ему Иерусалимском xpaме. В одном из своих исторических трудов [7] он говорит так: “Пред храмом воздвигнут был жертвенник высотою в пятнадцать локтей, долготы и широты по пятидесяти. Он был о четырех углах, выдавшихся подобно рогам, всход же на оный, с полуденной страны несколько крутой, склонялся назад. Жертвенник построен был без железа, которое к оному и никогда не прикасалось; он окружен был некими перилами, сделанными из прекрасного камня и взору приятного, которые высоты имели до единого локтя и отделяли народ от священников. В другом тpуде [8] со слов некоего, более древнего писаталя Гекатея Авдеритянина, он приводит следующее описание жертвенника в храме Соломоновом: “Тамо (во двopе храма) четвероугольный алтарь из нетесанных и белых камней: каждый бок его двадцати локтей и двенадцати в высоту”. Этого мало. На этом жертвеннике был установлен еще другой жертвенник – жертвенник в болеe тесном cмыcле слова – или жертвенный стол: во дворе скинии cвидения – из дерева ситтим, обитый медью (Hex. 27, 1), во двopе храма Соломонова – весь медный (2 Паралип. 4, 1); размер первого: в длину пять локтей, в ширину также пять локтей и в вышину – три локтя; размер второго: в длину – двадцать локтей в ширину – двадцать локтей и в вышину десять локтей. Если локоть, как меpy длины, мы будем определять по Иезекиилю, считая локоть в локоть с ладонью” (Иезек. 43, 13), т. е. в три четверти аршина, то ветхозаветный жертвенник мы должны представлят ceбе целою горою; около семи или восьми саженей высоты (это почти пятиэтажный дом) и около шестнадцати саженей в длину и ширину. Понятно, почему на этот жертвенник священники должны были всходить с своими жертвенными мясами только по особо устроенным ступеням.
7
О войне иуд. Ч. П. Перев. Алексеева. Спб. 1787. Стр. 156.
8
Древн. иуд. Прот. Aппиона. ч. III. Пepeв. Самуилова. Спб. 1795. Стр. 369.
Какой же смысл могло иметь устроение такого громадного жертвенника? Почему Господь повелел сооружать его только из земли, а если из камней, – то только естественных, цельных, неотесанных, к которым не должно было касаться ни тесло, ни железо, в противном случае жертвенник был бы осквернен? Это повеление было высказано в таких решительных выражениях, что его не осмелились не исполнить во всей точности ни Моисей. ни Иисус Навин, ни Соломон, ни Зоровавель, ни даже Ирод. Последний, по свидетельству Иосифа Флавия (О войне иуд. ч. II. стр. 156), обложил все стены храма “претолстыми златыми досками”, “крышу украсил преострыми златыми спицами, чтобы птицы не садились и не оскверняли”, все переходы укрепил множеством грандиозных (25 локтей высоты и в три обхвата в окружности) белоснежных мраморных колонн с коринфскими орнаментами, – а жертвенник все таки oсталcя нетронутым, по-прежнему сложенным из неотесанных камней в 45 локтей длины, 5 локтей высоты и 6 локтей широты. Чем объяснить это? После того, как Иоанн Креститель, св. апостолы: Иоанн Богослов, Петр и в особенности Павел указали нам на ветхозаветные кровавые жертвы, как на прообраз крестной смерти Спасителя, мы безошибочно можем сказать, что ветхозаветный жертвенник, грандиозный по своим размерам, устроенный из земли или естественных цельных неотесанных камней, был образом Голгофы. Не на простом жертвеннике, не кровью тельцов и козлов, а крестною смертью обетованного Искупителя на естественной горе, как лобном месте, где казнили только больших преступников и злодеев, должно было совершиться окончательное примирение падшего человечества Богом.
Достойно серьезного внимания еще одно обстоятельство. Указывая Моисею, каково должно быть устройство жертвенника в более тесном смысле слова (т. е. жертвенного стола), Господь дает ему такое повеление: “Сделай рога на четырех углах его, так чтоб роги выходили из него, и обложи его медью” (Исx. 27, 2; 38, 2). Об этих рогах или “крючьях” (у Флавия), как о чем то важном, говорят все писатели, имевшие повод описывать иepycaлимский храм, не исключая ни Иезекииля, ни Флавия. Какой смысл имело yстpoeниe этих рогов у жертвенника? Хотя Библия прямо и не говорит, но мы охотно допускаем, что рога жертвенника непосредственно имели практическое значение: они могли придерживать дрова, горевшие на жертвеннике, а может быть и куски жертвенного мяса. Но нельзя отрицать, что они заключали в себе и болеe глубокий, внутренний смысл, были прообразом честнаго и животворящего креста Христова, как символа нашего искупления от прародительского, для нас лично невольного греха. Пo закону, данному Богом чрез Моисея (срв. Лев. 16. 18; Hex. 29, 12), кровью каждой закланной жертвы священник своим перстом обмазывал со всех сторон рога жертвенника, а потом уже всю остальную кровь он проливал у основания жертвенника. Почему же именно каждый раз жертвенною кровью были обмазываемы только рога жертвенника, а не самый жертвенник или дpугие кaкие либо священные предметы? Не есть ли это ясное указание на то, что рога жертвенника служили прообразом святого креста, обагренного за нас невинною кровью Богочеловека-Искупителя?
Не менее замечателен и другой закон, данный Богом чрез Моисея Израильскому народу: каждый невольный убийца, взбежавший на жертвенник и ухватившийся за рог жертвенника, спасал себя этим от смерти, которой в противном случае он мо подвергнуться, по закону мести, от родных убитого им человека. Какой смысл этого закона? Не так ли и мы избавляемся от вечного проклятия и смерти за наш лично невольный прародительский грех кровью распятого на голгофском Kpecте Сына Божия? Не служило ли это выражением беспредельной преданности человека неизреченному милосердию Божию? Что именно в таком, мистическом смысле было понимаемо благочестивыми иудеями приведенное постановление ветхозаветного законодательства о рогах спасения, об этом cвидетельствуют богодухновенные писатели обоих заветов. “Там (т. е. в Церкви Христовой), – говорит Бог устами Давида (Пс. 131, 17), – возрощу рог Давиду, поставлю светильник Помазаннику Моему”. “Рог его (мужа благочестивого, боящегося Бога и крепко любящего заповеди Его) вознесется во славе” (Пс.III, 9). “Господь будет судить концы земли и даст крепость царю Своему, и вознесет рог помазанника Своего” (I Цар. 2, 10). Захария (отец Иоанна Крестителя) свидетельствовал о наступившем Царствии Божием: “Господь Бог Израилев воздвиг рог спасения нам в дому Давида, отрока Своего” (Лук. 1, 69). Достойно внимания и то, что рога жертвенника обыкновенно назывались “рогами спасения” в переносном смысле.