О том, как мужчину переполняют чувства

– Прошу прощения, – я всё-таки осмелился задать вопрос, – а для чего мы здесь собрались?

Рабочие посмотрели на меня не удивлённо, но отстранённо. Один из них сказал за всех: «Мы с завода стали», а тот, что привёл меня, добавил: «Я думал, ты ищешь компанию, чтобы выпить».

И они ушли, вокруг стало так пустынно, словно никого здесь и не было. Только я да пустой ящик на земле и утреннее солнце на небе смотрим на промышленные окраины рядом с железной дорогой. В расстроенных чувствах я побрёл на станцию, думая лишь о поезде, который отвезёт меня домой.

IV

«Не вышло у меня ничего с моим расследованием», – говорил я себе, сидя на скамейке на железнодорожной станции ранним утром в ожидании обратного поезда домой. То же самое повторял я себе, шагнув с перрона в вагон этого поезда. И сидя в вагоне-ресторане, говорил я себе эти же слова под стук колёс и шум дождя за окном. И когда ко мне подошёл уже знакомый коммивояжёр, я так же рассказал ему, что с расследованием у меня ничего не получилось. Он в ответ только опустил брови и спокойно вздохнул. Казалось, что этот человек к собственным неудачам был уже чересчур привыкший, а чужие и вовсе без всякой душевной обработки сразу направлял глубоко в фон. Что поделать, раз его ум не занимали тайные организации, и нечего не мог он поведать о них, не смотря на состоявшийся житейский опыт. А ведь случались же в обществе и бурления, и скрытые потоки в разные времена. Но, по-видимому, ни одно из них не коснулось коммивояжёра – во все времена он просто продавал ткани, не принимая во внимание культурного влияния на конъюнктуру рынка.

Не могу сказать, что, возвращаясь домой с вокзала, я оставался взволнован или переживал касательно моего нынешнего положения. Хотя повод для этого имелся: я не узнал ничего такого, что мог бы сообщить оперативникам, когда меня спросят, и идей для нового расследования у меня не осталось. Однако я был в тот момент слишком вымотан этим незапланированным путешествием и целой ночью без сна, поэтому брёл домой по одному чутью, не отягощая мыслями и без того тяжёлую голову.

Но заметив уже близи своего дома спешащего мне навстречу моего соседа, я заволновался. А он, хотя и спешил, двигался спокойно, и лицо его, неопытное в делах выражения эмоций, никак не отражало его истинного состояния и настроя.

Подойдя ближе, он окликнул меня:

– Иван, у тебя в квартире кто-то есть, – сказал он мне, не поздоровавшись, – по меньшей мере двое.

Сердце моё упало – неужели это всё? Я стоял как вкопанный, а хотелось сесть или просто рухнуть.

Сосед, увидев мою реакцию, добавил:

– Ты можешь пока что пожить у меня.

– Нет, – ответил я растерянно, – они возьмут и тебя. Тем более, что долго я не смогу прятаться.

– Что же ты будешь делать?

– Пока не знаю, – сказал я вполне честно.

– Ясно, – добавил сосед и как будто резко потерял интерес к моему положению. – Тогда бывай.

И он пошёл прочь, даже не в сторону дома. А я остался стоять на месте. От переизбытка событий и тревог мой мозг словно закипел и начал рисовать мне самые ужасные картины. Я ведь так и не смог ничего выведать, и теперь меня точно уберут. А может, они решили сделать это сразу после первого нашего разговора, просто не захватили с собой пластиковый мешок. Конечно, их не убедил мой лепет, и тем более того, кто их послал. И он сказал оперативникам, что я больше не нужен, и сейчас ждёт меня в моём же доме быстрая кончина. Отчаянье и досада нахлынули так сильно, что я схватился за свою старую седую голову. Я ощущал, что вот-вот закричу, как маленький ребёнок. Внезапно эти чувства, столь острые и яркие, вскрыли что-то новое внутри меня – это был прилив злобы и ярости. И мне, мягкотелому трусу, который всегда прогибался и пресмыкался, вдруг захотелось перейти в наступление.

Конечно, я не решу это дело грубой физической силой, но я мог действовать хитрее – попробовать взять на испуг. Всё-таки я не так уж глуп. И если спецслужбы ждут от меня информацию, я волен рассказать им что угодно, только пусть потом не жалуются, что это прозвучит пугающе. В свою квартиру я уже пойти не могу, но ведь у меня имелся телефонный номер, вручённый оперативником во время нашей последней встречи. Салфетку я носил с собой, и номер на ней сохранился. Оставалось лишь позвонить по нему и заявить, что я вышел на след крайне опасной тайной организации, которая вербует народ прямо в поездах и готовится со дня на день учинить крупномасштабную трагедию.

V

Казалось, удача наконец-то начала сопутствовать мне, по крайней мере, трюк со звонком по номеру, оставленному оперативником, сработал отлично. Я дозвонился и потребовал от человека на том конце провода срочной аудиенции, чтобы сообщить о промежуточных итогах расследования (по предварительной договорённости): тайная организация вербует рабочих и готовит что-то страшное. Мне в ответ назвали адрес ближайшего территориального органа, куда я должен был явиться и доложиться.

Тот факт, что меня не отправили домой, был уже огромным успехом. Это значит, что меня воспринимают всерьёз. Я немедленно выдвинулся к месту, по пути мобилизуя все свои силы и фантазию к очень важному разговору, от которого на самом деле зависела моя жизнь.

Необходимое здание я нашёл довольно быстро, и дежурный на входе уже был предупреждён о моём визите, поэтому сразу распорядился, чтобы меня провели в назначенный кабинет. Место это было типичным государственным учреждением с давним ремонтом и старомодными растениями в больших горшках. Но меня это мало заботило, вели бы меня хоть голым по площади, голова моя всё равно также была бы занята яростной работой над той легендой, что я собирался преподнести. И в целом я был уверен в себе. Мой талант и фантазия вкупе со стрессом и бессонной ночью дали свои плоды, и история вырисовывалась настолько же впечатляющая, насколько фантастичная.

Внутри кабинета, куда меня привели, за столом сидел служащий и работал с бумагами. Он выглядел как типичный внушающий ужас палач закона: лысый, пузатый, морщинистый бульдог в тёмном костюме, смотревшемся строже любой формы. Его маленькие поросячьи глазки словно предназначались, чтобы впиваться острым взглядом в жертву, а кривой рот – для криков, угроз и ругательств. Казалось, именно от таких ждёшь, что он будет выбивать из тебя признание молотком по пальцам. Но то ли потому что я сам сюда пришёл, то ли от слишком явной карикатурности этого персонажа, страха и ропота перед ним я не чувствовал, а хотел как можно скорее перейти в атаку.

Он сразу велел мне сесть и сказал:

– Я вас слушаю.

– Я хочу отчитаться о своих наблюдениях, – быстро ответил я, – по договорённости о сотрудничестве.

Он кивнул, мол, продолжайте.

– Я вышел на след тайной организации. Они планируют захват власти. Создают небольшие ячейки среди рабочих и промывают им мозги. Система коммуникаций через коммивояжёров в поездах. Развитая агентура. Религиозно-идеологическая подпитка. Чудо, тайна, авторитет – всё схвачено.

– Излагайте письменно, – прервал он меня.

Служащий достал из ящика стола лист белой бумаги и протянул мне вместе с пишущими принадлежностями.

Я принялся за работу, изливая свои фантазии, словно они были реальностью. Тут было всё: мальчики с листовками – агенты, работяги – бойцы, коммивояжёры – связисты. Накачка реакционными идеями одновременно с накачкой пивом. Система шифровки и знаков. Угрозы, запугивания, круговая порука. Финансирование из-за границы. Кукловоды за кулисами, жестокие казни провинившихся.

Главный козырь в моей игре был абсолютно тот же, что и у спецслужб – страх. Я не знал, что они могут сделать со мной – они не знали, что происходило на самом деле. И все мы вместе боялись неизвестного.