О вечном: о любви, о воровстве, о пьянстве...

– Удивительная! Удивительная женщина! Придешь весь в грязи, она пыль с тебя сдувает. Пыль!.. Как-то в новом костюме, только купили... плашмя в грязь!.. С ног до головы! Она ни слова.

– Всегда улыбчивая...

– Всегда!.. Во сне улыбалась. Я даже пугался иногда.

– Вежливая...

– Не то слово! Сперва вора в дом пропустит, потом сама зайдет.

– А какая аккуратная была!

– Да! Очень... Ночью в туалет сбегаешь, приходишь – постель убрана.

– А чуткая какая! Внимательная!

– Как мать! Каждую ночь: «Где это тебя так, кто это тебя так?..» Один раз пришел – глаз подбит.

– Какой?

– Оба. Она всю ночь компрессы делала, глаз не сомкнула... Свои не закрывала, чтобы мои открылись. – Плачет.

– Я если домой приду с подбитым глазом, жена мне тут же второй подровняет. А твоя! Грубого слова от нее никто не слышал.

– Никто. Приболела как-то воспалением легких, кашляет, не встает почти. Мы в комнате – прокурили всё, шум, гам, сквозняк. Она входит: «Может, вам кофий сделать?..» Потом как-то сердце у нее прихватило, тоже входит вдруг: «Может, вам кофий сделать?»

Оба плачут. Первый:

– А какая красавица! Глаз не оторвать. Да что говорить – редкая женщина. Какие ее последние слова были?

Второй:

– Слова?.. Последние слова были: «Пошел ты к черту». Собрала чемодан и ушла... без пятнадцати десять.

– Куда?

– Неизвестно.

– Почему ушла?

– Непонятно. Совсем последние слова были: «Надоели твои пьянки-гулянки».

– И всё?!

– Всё.

– Ушла ни с того ни с сего?

– Ни с того ни с сего. Взяла и ушла. – Рыдает. – Это какая-то страшная тайна!

– Не разгадывай – убьешь себя.

* * *

Этюды

Призвание

На перекрестке улиц Скобяной и Керосиновой случилось дорожно-транспортное происшествие. Столкнулись шестерка, семерка и восьмерка. По результатам медэкспертизы, все трое – трезвые, но у одного зрение минус шесть, у другого – минус семь, у третьего – минус восемь и врожденная боязнь движения. Каждый из них по-своему трактовал сигнал регулировщика, страдающего болезнью Паркинсона.

Всего на сегодня в стране не своим делом занимается сто сорок один миллион человек.

Иллюзия

Киллер Хорек как вкопанный замер перед копией картины Леонардо да Винчи «Мона Лиза».

Служащая галереи Мария Степановна чуть заметно – подражание Моне Лизе – улыбнулась: вот еще один отойдет от картины другим человеком.

Киллер мучительно вспоминал: «Где я мог видеть эту бабу?»

«Душа его, – думала Мария Степановна, – светлеет».

«Заложит, если не вспомню», – думал Хорек.

«Велика сила искусства», – думала Мария Степановна.

«Вспомнил! – просиял Хорек. – Скупщица краденого».

«Свершилось!» – просияла Мария Степановна.

Они взглянули друг на друга. «Дура», – подумал Хорек. «Ангел», – подумала Мария Степановна.

* * *

* * *

Коммунизм – это не когда за каждым углом распивочная и публичный дом.

Коммунизм – это когда распивочная и публичный дом не за каждым углом.

* * *

Такое впечатление, что по расписанию у нас происходят только аварии.

* * *

Чем астрологи отличаются от историков? Ничем. Просто астрологи пытаются отгадать наше будущее, а историки – наше прошлое.

* * *

Работники невидимого фронта одержали невиданные победы над неведомыми дельцами теневой экономики. Результаты победы тоже... никто никогда не увидит.

* * *

Мы рождены, чтоб сказку сделать... Чернобылью!

На живца

Вечером вчера припозднился немного, иду переулками, чтобы дорогу сократить, из подворотни выскакивает парень – лицо глупое-глупое, дурак дураком... в руках две шубы собольи. Подмигивает мне, говорит:

– Контейнер с мехами развалился, народа никого! – И убежал.

Я остановился, думаю: если сейчас, как положено честному человеку, позвонить в милицию, могут потом объявить благодарность. А если не звонить, но прихватить две шубы, можно потом лет пять ничего не делать... Если позвонить, думаю, могут приехать оборотни в погонах, тогда ни шубы, ни благодарности. А если не звонить и взять не как дурак, две шубы, а как умный – четыре, то потом вообще можно ни о чем не думать.

Но не звонить, думаю, нехорошо. Лучше позвонить, чтобы совесть была чиста, но адрес дать неправильный. Тем более, думаю, милиция может ночью и не выехать – опасно... А может и выехать, но не рисковать и приехать не по тому адресу, который я назову, и тогда окажется как раз здесь.

Стою, не знаю, что делать. И вдруг вспомнил – жена утром ела, ела геркулесовую кашу и вдруг ни с того ни с сего говорит:

– Видимо, у меня никогда уже шубы не будет, видимо, всю жизнь голой прохожу.

И весь день ее голос в ушах. Главное – объявляется не к месту. В обед хотел себя побаловать, взять салат из капусты, вдруг ее голос:

– Козлы капусту едят, так у них жены в шубах ходят.

Короче, стою думаю, как быть-то: взять нехорошо... не взять – еще хуже; взять – потом полжизни жалеть об этом, не взять – всю жизнь жалеть.

Вдруг голос:

– Хватит думать-то! Будь как все.

А как, думаю, все? Тоже от случая зависит. В некоторых случаях, когда украсть нечего, все честные, а в случаях, когда есть что украсть и темно, кое-кто может и украсть.

Нет, думаю, не буду я как все. Честь дороже жизни. А жена – что же... она поймет всё и еще будет мною гордиться.

Тут голос:

– Видимо, голая родилась, голая и умру.

Дальше плохо помню. Но вроде со стороны подворотни кто-то крикнул... не то «Люди добрые, помогите!», не то «Кому шубы нужны?»

Вбегаю в подворотню – там несколько человек с монтировками. Спрашивают:

– За шубами?

– Да.

– Раздевайся.

И среди них тот дурак дураком с двумя шубами.

– За что, – спрашиваю, – ребята?

Они:

– Не зарься на чужое.

– А вы как же?

– Мы, – говорят, – не всех раздеваем, только самых вороватых. Вот он семнадцать раз выбегал с шубами, а сюда зашли только пятнадцать человек, ты шестнадцатый.