О войне. Части 5-6

Однако имели место не только отдельные кампании, лишенные фокусов в виде являющегося необходимостью решения, но история нам свидетельствует, что было много таких войн, в которых хотя и имелась наступающая сторона, а следовательно, и позитивная воля, но последняя была столь слабой, что уже не стремилась во что бы то ни стало к своей цели и не добивалась необходимого для этого решения, а довольствовалась теми выгодами, которые в известной степени сами собой вытекали из обстоятельств. Или же бывали случаи, когда наступающий не преследовал никакой самостоятельно поставленной цели и ставил свои действия в зависимость от обстоятельств, чтобы при случае пожинать плоды, подвертывавшиеся ему время от времени.

Такое наступление, отказывающееся от строгой логической необходимости продвигаться к цели, бредущее в течение всей кампании, подобно праздношатающемуся, без определенной цели и обращающееся то вправо, то влево за случайной дешевой добычей, мало чем отличается от обороны, так же предоставляющей полководцу срывать подобные плоды, но ближайшее философское рассмотрение такого рода ведения войны мы отложим до части нашего сочинения, посвященной наступлению; здесь же будем придерживаться лишь вывода, что в подобной кампании ни наступающий, ни обороняющийся не строят всех своих расчетов на решении, и последнее, таким образом, уже не образует замочного камня свода, к которому направлены все линии стратегической арки.

Подобного рода кампании (как нас учит история войн всех времен и стран) не только многочисленны, но составляют столь подавляющее большинство, что остальные являются как бы исключениями. Если бы даже со временем это отношение и изменилось, все же не подлежит сомнению, что таких кампаний всегда будет очень много и что в учении об обороне театра войны мы должны принять их в расчет. Мы попытаемся указать на проявляющиеся в них особенности. Действительная война большей частью окажется посредине между этими двумя направлениями и будет приближаться то к тому, то к другому, поэтому мы можем усмотреть практическое воздействие этих особенностей лишь в тех изменениях, которые они вызывают в абсолютной форме войны. Уже в III главе этой части [166] мы говорили, что выжидание составляет величайшее преимущество, каким оборона пользуется по сравнению с наступлением. В жизни и особенно на войне редко происходит все то, что должно было бы произойти в соответствии с обстоятельствами. Несовершенство человеческого разумения, страх перед плохим исходом и случайности, постигающие развитие событий, приводят к тому, что из всех действий, выполнение которых по обстоятельствам возможно, весьма многие остаются неосуществленными. На войне, где неполнота осведомленности, опасность катастрофы и множество случайностей представлены несоизмеримо сильнее, чем во всякой другой человеческой деятельности, число упущений, если их так называть, оказывается гораздо большим. Это и является той богатой нивой, на которой оборона пожинает плоды, растущие для нее как бы сами собой. Если к этому выводу из опыта присоединить самостоятельное значение, которое имеет на войне обладание территорией, то в данном случае оправдается применяемое в боях мирного времени (юридических спорах) изречение «Beati sunt possidentes» [167] . Последнее и заменяет собою решение, представляющее фокус всех войн, ориентированных на взаимное сокрушение. Это положение оказывается чрезвычайно плодовитым, – но не деятельностью, им вызванной, а мотивами для бездеятельности и для всей той деятельности, которая ведется в интересах бездеятельности. Там, где решение не ищется и не может ожидаться, там нет никаких оснований уступать во что бы то ни стало; такая уступка могла бы иметь место лишь для того, чтобы этой ценою купить себе известные преимущества к моменту решения. Следствием этого является стремление обороняющегося сохранить (т. е. прикрывать) столько, сколько представляется возможным, а наступающий стремится захватить все, что только можно, при отсутствии решения (т. е. распространяется возможно шире). Здесь нас интересует только оборона.

166

Фактически – в VIII главе. – Ред.

167

«Счастливы владеющие». – Ред.

Повсюду, где нет вооруженных сил обороняющегося, наступающий может вступить в обладание территорией, и тогда преимущество выжидания перейдет на его сторону; отсюда возникает стремление повсюду непосредственно прикрывать страну, все дело сводится к тому, будет ли наступающий атаковать части, выставленные для прикрытия.

Раньше чем приступить к ближайшему рассмотрению особенностей обороны, мы должны заимствовать из части, посвященной наступлению, те объекты, к которым стремится наступающий, когда нет тяготения к решению. Эти объекты таковы:

1. Занятие значительного участка территории, поскольку этого можно достигнуть без решительного сражения.

2. Захват значительного склада при том же условии.

3. Взятие неприкрытой крепости. Хотя осада представляет собою более или менее крупное предприятие, которое часто требует значительных усилий, но все же она не связана с риском катастрофы. На худой конец от нее можно отказаться, не понеся притом значительных позитивных потерь [168] .

4. Наконец, удачный, имеющий некоторое значение бой, в котором, однако, большого риска не допускается, а потому ничего крупного и не может быть достигнуто; бой, не являющийся узлом целой стратегической операции, чреватый последствиями, но существующий сам по себе, ради трофеев, ради чести оружия. Для такой цели, понятно, бой не станут давать во что бы то ни стало, но будут выжидать выгодного случая или же постараются искусными действиями создать такой случай.

168

Т. е. неуспех преимущественно ограничится моральным ущербом. – Ред.

Эти четыре объекта наступления вызывают у обороняющегося следующие стремления:

1. Прикрывать крепости, оставляя их позади себя.

2. Прикрывать страну, распространяясь по ней.

3. Если растяжка фронта оказывается недостаточной, предупреждать противника быстрыми фланговыми маршами.

4. Остерегаться невыгодных боев.

Первые три стремления, конечно, отвечают намерению навязать наступающему инициативу и извлечь возможно большую пользу от выжидания; это намерение настолько глубоко коренится в природе дела, что было бы неразумно осуждать его без разбора. Оно должно иметь место постольку, поскольку не приходится ожидать решения; оно лежит в глубочайшей основе всех подобных кампаний, хотя на поверхности военных действий часто и царит довольно живая деятельность, проявляющаяся, однако, в мелких, не ведущих к решению предприятиях.

Ганнибал, Фабий [169] и Фридрих Великий, а равно и Даун свидетельствовали свое уважение этому принципу всякий раз, когда не искали решения и не считали его вероятным.

Четвертое стремление служит коррективом для предыдущих и является для них conditio sine qua non [170] .

Теперь мы хотим несколько ближе рассмотреть эти объекты.

Расположение армии впереди крепостей для защиты их от наступления противника представляется на первый взгляд чем-то нелепым, каким-то плеоназмом [171] , ибо крепостные сооружения для того и строятся, чтобы самостоятельно противостоять атакам неприятеля. Тем не менее мы видим тысячи и тысячи повторений этого мероприятия. Но так уже привилось, что в вопросах ведения войны самые обычные вещи часто представляются самыми непонятными. У кого хватит мужества на основании этого кажущегося противоречия признать тысячи и тысячи случаев такого расположения за тысячи и тысячи ошибок? Вечное повторение этой формы доказывает, что для нее должно иметься глубокое основание. Об этом основании мы уже говорили выше; оно гнездится в моральной инерции.

169

Очевидно, Фабий Кунктатор – противник Ганнибала. – Ред.

170

Непременным условием. – Ред.

171

Плеоназм – это нагромождение слов, имеющих тот же смысл и даже тот же корень (красивая красота). Армия, стоящая впереди крепости для ее защиты, – это такое нагромождение оборонительных мероприятий, которые Клаузевиц уподобляет плеоназму. – Ред.

Если обороняющийся располагается впереди своей крепости, то наступающий не может ее атаковать, не разбив предварительно находящуюся перед ней армию. Но сражение является решением; если неприятель не стремится к последнему, то он сражения не даст, и обороняющийся, не обнажая меча, сохранит свою крепость. Поэтому всякий раз, как мы не предполагаем у наступающего намерения добиться решения, мы должны испытать, отважится ли он на него, так как весьма вероятно, что он на это не пойдет. Если вопреки нашим ожиданиям неприятель приблизится, чтобы атаковать, то в нашем распоряжении в этот момент в большинстве случаев остается средство – отступить за свою крепость; благодаря этому расположение впереди крепости делается безопасным, а возможность сохранить без всяких жертв status quo [172] в таком случае уже не сопровождается хотя бы отдаленной опасностью.

172

Неизменное положение. – Ред.

Если обороняющийся располагается позади крепости, то он предоставляет противнику объект для действий, как будто нарочно для него созданный. Если крепость не очень значительна и сам наступающий не оказывается совершенно неподготовленным, то он предпримет осаду; дабы она не закончилась взятием крепости, обороняющийся должен двинуться на выручку. Отсюда позитивная деятельность, инициатива ляжет на его плечи, а противник, осадные действия которого надо рассматривать как продвижение к цели, окажется в блаженном положении владельца, который может выжидать. Дело всегда принимает такой оборот, отвечающий его свойствам; этому учит нас опыт. Осада, как мы уже отметили, не сопряжена с риском какой-либо катастрофы. Полководец, совершенно лишенный предприимчивости и энергии, который никогда не решился бы дать сражение, не задумываясь приступает к осаде, если он может приблизиться к крепости, не подвергаясь опасности; его даже не отпугивает наличие одной лишь полевой артиллерии. На худой конец, он может отказаться от своего предприятия, не неся позитивных потерь. Приходится учитывать еще и опасность, всегда в большей или меньшей мере грозящую крепостям, – быть захваченными штурмом или каким-нибудь неузаконенным способом. Это обстоятельство обороняющийся при оценке обстановки не должен упускать из виду.

Взвешивая различные возможности, обороняющийся, естественно, должен предпочесть сражение в лучших условиях всякому другому; весьма вероятно, что он и совсем не будет сражаться. Таким образом, обычай располагать армию впереди своих крепостей представляется нам вполне естественным и простым. Фридрих Великий почти всегда применял этот прием, например, под Глогау против русских, под Швейдницем, Нейссе и Дрезденом против австрийцев. Между тем, герцогу Бевернскому под Бреславлем не поздоровилось от такого приема. Если бы он расположился позади Бреславля, на него было бы невозможно напасть. Превосходство в силах австрийской армии, имевшее место в период отсутствия короля, с приближением последнего должно было прекратиться; таким образом, благодаря расположению позади Бреславля, сражение до прибытия короля могло быть избегнуто. Герцог Бевернский также несомненно предпочел бы расположиться позади Бреславля, если бы он при этом не давал австрийцам возможности подвергнуть этот важный город с его огромными запасами бомбардировке, за которую герцогу несомненно досталось бы от короля, который в подобных случаях не всегда бывал сговорчив. То, что герцог сделал попытку обеспечить Бреславль, заняв впереди него укрепленную позицию, в конечном счете осуждать нельзя, ибо легко могло случиться, что принц Карл Лотарингский [173] , удовлетворившись взятием Швейдница и находясь под угрозой приближения короля, воздержался бы от дальнейшего наступления. Самое лучшее было бы не доводить дело до сражения и в момент приближения австрийцев для атаки отступить через Бреславль; таким путем герцог Бевернский извлек бы из выжидания все выгоды, не поплатившись за них серьезным риском.

173

Австрийский главнокомандующий. – Ред.

Мы обосновали и оправдали расположение обороняющегося впереди крепостей глубокими соображениями общего характера, но надо заметить, что к этому может быть добавлен и второстепенный довод, имеющий более непосредственное, но недостаточно объемлющее значение; поэтому было бы невозможно основываться только на нем. Он заключается в том, что армия пользуется ближайшей крепостью как складом запасов; это представляет столько удобств и выгод, что командование неохотно пойдет на то, чтобы подвозить все необходимое для своей армии из более отдаленных крепостей или же устроить свои склады в неукрепленном пункте. А раз крепость служит магазином для армии, то во многих случаях расположение армии впереди нее представляется совершенно необходимым, а в большинстве – вполне естественным. Тем не менее ясно, что это ближайшее основание легко может быть переоценено теми, кто вообще не очень заботится о более глубоких основаниях, так как оно недостаточно для объяснения всех имевших место случаев и вообще не является столь веским по сравнению с другими данными, чтобы ему можно было отвести решающее значение в этом вопросе.