О всех созданиях – прекрасных и удивительных

Великан кивнул, и по его лицу расползлась тихая улыбка. Он выглядел воплощением добродушия, но я, как всегда, почувствовал, что за этой улыбкой прячется холодная сталь. Клода в округе любили. На щедрую помощь и дружелюбность этого великолепного атлета могли рассчитывать все обитатели его участка, кто в них нуждался. Но хотя он был верной опорой слабых и немощных, нарушители закона и порядка боялись его как огня.

Точно я не знал, но ходили слухи, что Клод предпочитал не затруднять мировых судей пустяками, а творил правосудие тут же на месте подручными средствами. Рассказывали, что на дежурстве он не расстается с увесистой дубинкой, и следом за всякими хулиганскими выходками почти обязательно из какого-нибудь темного закоулка доносились отчаянные вопли. Рецидивы случались редко, и в целом порядок на его участке царил образцовый. Я вновь взглянул на его улыбающееся лицо. Да, бесспорно, милейший человек, и все-таки что-то в нем было такое, отчего при одной мысли, что я могу навлечь на себя его гнев, у меня по спине пробежала холодная дрожь.

– Ну тогда ладно, – сказал он. – Я-то вообще в Дарроуби еду, так что позвольте пожелать вам доброй ночи.

– Минуточку, Клод! – Зигфрид взял его за локоть. – Мне надо заехать посмотреть еще одну корову. Вы не могли бы отвезти мистера Хэрриота в город?

– С большим удовольствием, мистер Фарнон, – ответил полицейский и поманил меня за собой.

Я сел в крохотный «моррис-8». Секунд через пять Клод втиснулся за руль, и мы тронулись. Он сразу же принялся рассказывать про то, как ездил недавно в Брадфорд, где участвовал в состязаниях борцов.

Наш путь лежал через деревню Рейнес. Последние дома остались позади, вот дорога начала подниматься к аббатству, и Клод вдруг умолк на полуслове. Затем почти привстал на сиденье и так резко ткнул пальцем, что я даже вздрогнул.

– Туда, туда поглядите. Вон он, этот проклятый монах!

– Где? Где? – спросил я с притворной поспешностью, хотя прекрасно успел заметить силуэт в капюшоне, медленно прошествовавший в лесок.

Клод наступил на педаль газа, и машина вихрем влетела на холм. У гребня он свирепо свернул на обочину и выскочил на траву, а лучи фар в ту же секунду озарили предмет его негодования: высоко подобрав полы своего одеяния, монах во всю мочь улепетывал в чащу.

Великан пошарил на заднем сидении и ухватил что-то вроде тяжелой трости.

– За ним! – крикнул он и ринулся в погоню.

С трудом держась рядом, я пропыхтел:

– Погодите минутку! Что вы сделаете, если все-таки поймаете его?

– Выдублю ему шкуру моей палочкой, – ответил Клод с жуткой категоричностью и, наддав, выскочил из полосы света в темноту. Я потерял его из виду, но слышал, как он колотит палкой по стволам и испускает устрашающие крики.

Мое сердце обливалось кровью от сочувствия к злополучному призраку: мечется бедняга в кромешном мраке, а в ушах у него гремит грозный голос блюстителя порядка. В паническом ужасе я ожидал неизбежного финала. Напряжение становилось почти невыносимым, а Клод продолжал вопить:

– А ну, выходи! Никуда ты не денешься! Выходи, покажись, кто ты! – А палка барабанила и барабанила по стволам.

Я тоже шарил среди кустов, но ничего не нашел. Монах все-таки, видимо, скрылся, и, вернувшись наконец к машине, я увидел рядом с ней гигантский силуэт полицейского.

– Странное дело, мистер Хэрриот, – сказал Клод. – Просто ума не приложу, куда он подевался. Я же его прямо перед собой видел, в первую-то минуту. И из леска он убежать никак не мог: в лунном свете на лугу я бы его сразу углядел. Аббатство я тоже обшарил. Его и там нет. Прямо, как в воздухе растворился.

«Так чего же вы хотите от привидения?» – чуть было не сказал я, но могучая лапища все еще помахивала палкой, и язык меня не послушался.

– Что ж, поехали в Дарроуби, – буркнул полицейский, притоптывая по заиндевевшему дерну. Я вздрогнул под леденящим дыханием поднявшегося восточного ветра и с удовольствием забрался в машину.

В Дарроуби мы с Клодом дружески выпили пару-другую пива в его любимом «Черном Быке», и домой я вернулся только в половине одиннадцатого. Тристана в его комнате не было, и у меня тревожно защемило сердце.

Что-то после полуночи меня разбудили шорохи за стеной, где Тристан обитал в узком длинном помещении, именовавшемся «гардеробной» в дни былого величия, когда дом был молод. Я скатился с кровати и открыл внутреннюю дверь.

Тристан в пижаме крепко обнимал две грелки. Он повернул голову, бросил на меня истомленный взгляд, положил одну грелку в ногах постели, забрался под одеяло, придерживая вторую грелку на груди, и устремил глаза в потолок. Я подошел и с беспокойством оглядел его. Его била такая дрожь, что кровать ходила под ним ходуном.

– Как ты, Трис? – спросил я шепотом.

Минуту спустя он прохрипел еле слышно:

– Промерз до мозга костей, Джим, брр!

– Но где ты все-таки был?

И вновь почти беззвучный хрип:

– В трубе.

– В трубе? В какой трубе? Где?

Голова на подушке слабо перекатилась с боку на бок.

– У леска. Ты что не видел эти трубы возле шоссе?

На меня снизошло озарение.

– Конечно же! В деревне ведь будут делать новый водосток!

– Верно, – шепнул Тристан. – Когда этот верзила ринулся в лес, я сдвоил след и спрятался в трубе. Только богу известно, сколько времени я в ней просидел!

– Но почему же ты не вылез, когда мы уехали?

Тристана сотряс новый припадок озноба, и он на мгновение смежил веки.

– Мне там ничего не было слышно. Я скорчился в три погибели, капюшон закрывал уши, а кругом выл ветер – в этих трубах у него скорость девяносто миль в час, не меньше. Я не расслышал, когда завелся мотор, а выглянуть боялся: ну да как он притаился рядом со своей дубинищей! – Его пальцы нервно пощипывали одеяло.

– Ничего, Трис, – сказал я. – Ты скоро согреешься, поспишь, а утром будешь молодцом.

Тристан словно не расслышал.

– Жуткая вещь эти трубы, Джим! – Он уставился на меня измученными глазами. – Полны грязищи и воняет в них кошачьей мочой!

– Знаю, знаю! – Я положил его руку под одеяло, а одеяло натянул ему на плечи. – Утром все будет хорошо!

Я погасил свет и на цыпочках вышел. Притворяя за собой дверь, я еще слышал дробь, которую выбивали его зубы.

Несомненно, он не просто замерз, но был еще в шоке. И неудивительно! Бедняжка беззаботным привидением шел себе через дорогу, и вдруг визг тормозов, слепящий свет и почти настигший его страхолюдный великан! Кто бы тут сохранил душевное равновесие?

Утром за завтраком Тристан являл собой грустное зрелище. Он был бледен как полотно, почти ничего не ел и время от времени содрогался от мучительного кашля.

Зигфрид посмотрел на него с легкой усмешкой.

– А я знаю, что тебя довело до такого состояния! Я знаю, почему ты сидишь тут живым трупом, выкашливая легкие!

Тристан замер и по его лицу пробежала судорога.

– Знаешь?

– Да. Мне противно повторять «я же тебе говорил!», но ведь я, правда, не раз тебя предупреждал, разве не так? Всему причиной твои омерзительные сигареты!