О всех созданиях - прекрасных и удивительных

– Несколько рюмок! Вы неосторожны. Опаснейшая штука. Кого угодно уложат в лоск.
– Он громыхнул чашкой о блюдце и принялся греметь ножом и вилкой, точно литаврами.
– Ну, надеюсь, вы все-таки смогли побывать у Бамфордов?

– Теленка я извлек благополучно, но... немножко перебрал, чего греха таить.

Зигфрид не отказал мне в моральной поддержке.

– Черт побери, Джеймс, Бамфорды же методисты и очень строгие. Прекрасные люди, но заклятые враги горячительных напитков. Если они заметили, что вы пили, больше они вас к себе не позовут. Так, заметили они или нет, как вам кажется?

– Может быть, и нет. Уверен, что нет...

– Я закрыл глаза и содрогнулся, потому что Зигфрид отправил в рот кусок колбасы на жареном хлебе и принялся энергично жевать. Мне припомнились заботливые руки, водворявшие необъятную кепку мне на голову, и я испустил мысленный стон.

Нет, Бамфорды, конечно, заметили. Еще как заметили!

10

Седовласый джентльмен с приятным лицом не походил на холерика, однако глядел на меня с яростью, а губы его подергивались от возмущения.

– Мистер Хэрриот, - сказал он, - я намерен подать на вас жалобу. Из-за вас моя собака терпит лишние страдания, и мириться с этим я не собираюсь.

– Страдания? Какие?

– Вы прекрасно знаете какие, мистер Хэрриот! Несколько дней назад я приводил ее к вам, и я имею в виду ваше лечение.

Я кивнул.

– Да, я помню... Но причем тут страдания?

– Так ведь бедный пес волочит ногу, и знающий человек объяснил мне, что это несомненный перелом и следует немедленно наложить гипс!
– Старик свирепо выставил подбородок.

– Вы напрасно тревожитесь, - сказал я.
– У вашей собаки паралич нерва, вызванный ударом по спине. Если вы будете терпеливо выполнять все мои указания, ей мало-помалу станет лучше. Собственно, я почти не сомневаюсь, что выздоровление будет полным.

– Но нога же болтается!

– Я знаю. Это типичный симптом и неспециалисту вполне может показаться, будто нога сломана. Ведь боли ваш пес не испытывает?

– Нет... По его поведению этого не скажешь. Но она была так уверена! Непоколебимо.

– Она?

– Да. Эта дама удивительно хорошо понимает животных и зашла узнать, не может ли она помочь выхаживать моего пса. И принесла чудесные укрепляющие порошки.

– А!
– Пронзительный луч света рассеял туман в моем мозгу. Все стало совершенно ясно.
– Уж не миссис ли Донован?

– Э... да. Совершенно верно.

Миссис Донован была вездесуща. Что бы ни происходило в Дарроуби свадьбы, похороны, распродажи, - в толпе зрителей обязательно стояла эта низенькая толстая старуха и черные глазки-пуговки на смуглом лице бегали по сторонам, ничего не упуская. И обязательно рядом с ней на поводке ее терьер.

"Старуха" - это больше моя догадка. Она, казалось, не имела возраста и, хотя жила в городе словно бы всегда, лет ей могло быть и семьдесят пять, и пятьдесят пять. Во всяком случае, ее энергии хватило бы на двух молодых женщин: ведь в неукротимом желании быть в курсе всех городских событий она, несомпенно, покрывала пешком огромные расстояния. Многие люди называли ее неутолимое любопытство не слишком лестными словами; но каковы бы ни были ее побуждения, она так или иначе соприкасалась со всеми сферами городской жизни. И одной из этих сфер была наша ветеринарная практика.

Ведь миссис Донован при широте своих интересов была и врачевательницей животных. Можно даже смело сказать, что эта деятельность занимала в ее жизни главное место.

Она могла прочесть целую лекцию о болезнях собак и кошек и располагала огромным арсеналом всяческих снадобий и зелий, особенно гордясь своими чудотворными укрепляющими порошками и жидким мылом, волшебно улучшающим шерсть. На больных животных у нее был просто особый нюх, и во время объездов я довольно часто обнаруживал следующую картину: над пациентом, к которому меня вызвали, низко наклоняется темное цыганское лицо миссис Донован - она кормит его студнем или пичкает каким-то целительным средством собственного изготовления.

Терпеть от нее мне приходилось больше, чем Зигфриду, потому что лечением мелких животных занимался в основном я. И миссис Донован отнюдь не способствовала осуществлению моей заветной цели - стать настоящим уважаемым специалистом именно в этой области. "Молодой мистер Хэрриот, - доверительно сообщала она моим клиентам,- коров там или лошадей пользует совсем неплохо, вот только про кошек и собак он ничегошеньки не знает".

Разумеется, они ей свято верили и во всем на нее полагались. Она обладала неотразимым мистическим обаянием самоучки, а к тому же - что в Дарроуби ценилось очень высоко - никогда не брала денег ни за советы, ни за лекарства, ни за долгие часы усердной возни с четвероногим страдальцем.

Старожилы рассказывали, что ее муж, батрак-ирландец, умер много лет назад, но, видно, успел отложить кое-что на черный день. ведь миссис Донован живет, как ей хочется, и вроде бы не бедствует. Сам я часто встречал ее на улицах Дарроуби - место постоянного ее пребывания - и она всегда ласково мне улыбалась и торопилась сообщить, что всю ночь просидела с песиком миссис Имярек, которого я смотрел. Сдается ей, она его вызволит.

Но на ее лице не было улыбки, когда она вбежала в приемную. Мы с Зигфридом пили чай.

– Мистер Хэрриот, - еле выговорила она, задыхаясь.
– Вы не поедете? Мою собачку переехали.

Я выскочил из-за стола и побежал с ней к машине. Она села рядом со мной, понурив голову, судорожно сжав руки на коленях.

– Вывернулся из ошейника и прыгнул прямо под колеса, - бормотала она.
– Лежит на Клиффенд-роуд напротив школы. А побыстрее нельзя?

Через три минуты мы были на месте, но, еще нагибаясь над распростертым на тротуаре запыленным тельцем, я понял, что сделать ничего не возможно. Стекленеющие глаза, прерывистое еле слышное дыхание, бледность слизистых оболочек - все говорило об одном.

– Я отвезу его к нам, миссис Донован, и сделаю вливание физиологического раствора, - сказал я.
– Но боюсь, у него очень сильное внутреннее кровоизлияние. Вы успели увидеть, что, собственно, произошло?

Она всхлипнула.

– Да. Его переехало колесо.

Стопроцентно-разрыв печени. Я подсунул ладони под песика и осторожно приподнял его, но в ту же секунду дыхание остановилось, глаза неподвижно уставились в одну точку.

Миссис Донован упала на колени и начала поглаживать жесткую шерсть на голове и груди терьера.

– Он умер?
– прошептала она наконец.

– Боюсь, да.

Она медленно поднялась с колен и стояла среди прохожих, задержавшихся взглянуть, что произошло. Ее губы шевелились, но, казалось, она была не в силах произнести ни слова.

Я взял ее за локоть, отвел к машине и открыл дверцу.

– Садитесь. Я отвезу вас домой, - сказал я.
– Предоставьте все мне.

Я завернул песика в свой комбинезон и положил в багажник. Когда мы остановились перед дверью миссис Донован, она тихо заплакала. Я молча ждал, пока она выплачется. Утерев глаза, она повернулась ко мне.