О всех созданиях - прекрасных и удивительных

Подозрения мои укреплялись всякими мелкими случаями: например, я стараюсь загнать несколько бычков в угол, собака кидается помогать покусывает ноги, хвосты, но тут же раздается: "Лежать, кому говорю!" или "А ну пошла отсюда!"

Вот почему я твердо и по сей день придерживаюсь своей теории: почти все собаки на фермах - обычные домашние любимцы и они остаются там потому, что фермеру нравится чувствовать их рядом. Сам он разве что на дыбе в этом сознается, но я стою на своем. Собаки же в результате живут расчудесной жизнью. Им не приходится клянчить, чтобы их взяли погулять. Все дни они проводят на приволье и в обществе своего хозяина. Когда мне нужно отыскать кого-нибудь на ферме, я высматриваю его собаку. А, вот она! Значит, и он где-то рядом. Я стараюсь, чтобы и моим собакам жилось неплохо, но им остается только завидовать жребию средней собаки на ферме. Довольно долго животные Сепа Уилкина ничем не болели, и я не видел ни его, ни Джипа, а потом совершенно случайно встретился с ними на собачьих состязаниях.

Со мной была Хелен, потому что нас обоих эти состязания одинаково увлекали. Как замечательно хозяева руководили собаками, и с каким увлечением работали те, и какой сноровки и даже искусства требовала сама задача! Мы могли следить за этим часами.

Хелен взяла меня под руку, и, пройдя в ворота, мы направились к полумесяцу машин у конца длинного луга, протянувшегося вдоль реки. За полоской деревьев солнце вспыхивало тысячами искр на мелких быстринах и придавало сверкающую белизну длинной полосе светлой гальки. Группы мужчин, главным образом участников, переговариваясь, следили за происходящим. Все загорелые дочерна, спокойные, неторопливые, но одетые поразному, поскольку тут был представлен настоящий социальный срез сельского Йоркшира - от богатых фермеров до самых бедных работников. Вот почему вокруг виднелись кепки, фетровые шляпы, шапки, а то и ничем не прикрытые волосы. И одежда: твидовые пиджаки, парадные костюмы с негнущимися воротничками, расстегнутые у горла рубахи, дорогие галстуки - или же ни воротничка, ни галстука. Но почти все опирались на пастушьи посохи с изогнутыми ручками из бараньих рогов.

Со всех сторон доносились обрывки разговоров.

"Все-таки, значит, выбрался сюда, Фред. А народу порядком съехалось. Одну-то он упустил, получит за это нолик. А овцы-то проворные подобрались Да уж, будь здоров!"

И сквозь гомон прорывались свистки, которыми человек руководил собакой - всех тональностей и степеней громкости, иногда подкреплявшиеся криками "Сидеть!", "Вперед!". У каждого человека был свой язык с его собакой.

Собаки, ожидавшие своей очереди, были привязаны к забору, затененному живой изгородью. Их было семьдесят, не меньше. Удивительно приятное зрелище - длинный ряд виляющих хвостов и дружелюбных морд. Друг с другом они знакомы почти не были, но даже ушей не настораживали, а уж о драках и говорить нечего. Врожденная послушность в них явно сочеталась с приветливостью.

Последнее как будто объединяло и их владельцев. Никаких признаков враждебности, ни сердитой досады после неудачи, ни хвастливого торжества победителя. Если время оказывалось просроченным, человек спокойно отгонял своих овец за загородку и возвращался к приятелям с философской усмешкой на губах. Без шуточек, конечно, не обходилось, но они были беззлобными.

Сеп Уилкин стоял возле своей машины на удобном пригорке, шагах в пятидесяти от крайнего загона. Джип, привязанный к бамперу, обернулся и одарил меня своей косоухой улыбкой, и миссис Уилкин, сидевшая рядом на складном стуле, положила руку ему на плечо. Видимо, Джип завоевал уголок и ее сердца. Хелен отошла к ней, а я заговорил с ее мужем.

– У вас сегодня собака состязается, мистер Уилкин?

– Нет. Нынче я просто приехал посмотреть. Собак-то я тут многих хорошо знаю.

Некоторое время я стоял рядом с ним, наблюдая состязание, вдыхая запах потоптанной травы и жевательного табака. Прямо перед нами у столба стоял один из судей.

Минут через десять мистер Уилкин ткнул пальцем.

– Поглядите-ка, кто тут!

К столу неторопливо шел Джордж Кроссли, а за ним трусил Суип. Вдруг Джип выпрямился и весь напрягся, поставив ухо совсем уж торчком. Он много месяцев не видел своего брата и товарища. Казалось, он вряд ли может его вспомнить. Но интерес его бесспорно пробудился когда судья махнул белым платком и у дальнего края выпустили трех овец, Джип медленно встал.

По знаку мистера Кроссли Суип помчался длинным радостным галопом по периметру луга, а приблизившись к овце, по свистку упал на брюхо. Дальнейшее представляло собой нагляднейшую демонстрацию сотрудничества человека и собаки Сеп Уилкин уже давно предсказывал, что быть Суипу чемпионом, и в эти минуты ничею другого и представить себе было нельзя, с такой точностью он вскакивал, бросался вперед и ложился по команде хозяина. Короткие пронзительные свистки, высокие жалобные переливы - он был настроен на каждый тон.

Ни одна другая собака за весь день состязаний не прогнала своих овец через трое ворот с такой легкостью, как Суип, и, когда он приблизился к загону перед нами, никто не сомневался, что он выиграет кубок, если не случится непредвиденной катастрофы. Но предстояла самая трудная часть. У других собак овцы не раз увертывались и убегали совсем уже рядом с жердями загона.

Джордж Кроссли широко распахнул ворота и вытянул посох горизонтально. Теперь любому непосвященному стало понятно, зачем они вооружались этими длинными клюками. Команды, которые он теперь отдавал стлавшемуся по траве Суипу были еле слышны, но эти тихие слова направляли пса на дюйм в одну сторону, на два - в другую. Овцы даже у входа в загон все еще нерешительно оглядывались. Однако когда Суип почти незаметно подполз к ним чуть ближе, они повернулись, вошли - и мистер Кроссли захлопнул за ними ворота.

Потом повернулся к Суипу с радостным воплем "МОЛОДЕЦ!", и пес быстро вильнул хвостом в ответ.

И тут Джип, который, вытянувшись в струнку, с необынновеиной сосредоточенностью следил за каждым его движением, вскинул голову и испустил оглушительное "ГАВ!"

– ГАВ!
– повторил Джип, когда мы все в изумлении на него уставились.

– Вы слышали?
– ахнула миссис Уилкин.

– Ух, черт!
– Ее муж смотрел на свою собаку с открытым ртом.

Джип словно не сознавал, что произошло что-то необыкновенное. Он был слишком поглощен встречей с братом - еще несколько секунд, и оба они покатились по траве, нежно друг друга покусывая, совсем как бывало. Вероятно, Уилиинсы, как и я, полагали, что теперь Джип начнет лаять не хуже всех прочих собак, однако этого не случилось.

Шесть лет спустя, когда я был у них на ферме, я зашел в дом эа горячей водой. Протягивая мне ведро, миссис Уилкин поглядела на Джипа, гревшегося на солнышке под кухонным окном.

– Вон ты где, чудачок!
– сказала она ему.

– Ои так с того дня и не лаял?
– осведомился я со смехом.

Миссис Уилкин покачала головой.

– Нет. Даже не тявкнул. Я долго ждала, но теперь уверена, что он уже не залает.

– Ну, что же, не так уж это и важно, - сказал я.
– И всетаки, я тех состязаний никогда не забуду!

– И я тоже!
– Она опять посмотрела на Джипа, и взгляд ее стал задумчивым и чуть грустным.
– Бедняга! Ему уже восемь лет, и только один раз в жизни гавкнул!

35

Я затормозил и заглянул в проезд к ферме. У коровника стояла машина Тристана, а сам он внутри за той вон зеленой дверью помогал корове телиться. Ибо студенческие дни Тристана остались позади. Он был теперь дипломированным ветеринаром, и широкий мир исцеления животных распахнул перед ним двери.

Впрочем, ненадолго. Потому что он, как и многие другие, подлежал мобилизации, и призвать его должны были вскоре после меня. Но Тристану будет проще, так как заниматься ему предстояло своим делом. Когда мы с Зигфридом записались добровольцами, ветеринары не требовались армии, и мы пошли в авиацию, потому что только туда брали людей нашей, "подлежащей бронированию", профессии. Но когда настала очередь Тристана, война уже охватила Юго-Восточную Азию, и туда настоятельно требовались ветеринары для лечения лошадей, мулов, рогатого скота, верблюдов.

Такое совпадение словно бы указывало, что боги по обыкновению продолжают ему радеть. Право, я убежден, что боги любят таких людей, как Тристан, - людей, которые не ломаются, а гнутся под ветром обстоятельств, а затем с улыбкой выпрямляеттея и неизменно смотрят на жизнь с подкупающим оптимизмом. Мы с Зигфридом, рядовые ВВС, долгие мучительные часы проходили строевую подготовку, а капитан Тристан Фарнон отбыл к театру военных действий при всем параде.

Но пока я был рад его помощи. После моего отъезда ему придется справляться одному, если не считать помощника, а когда и он уедет, наша практика до нашего возвращения перейдет к двум вовсе посторонним людям. Думать об этом было как-то странно, но в те дни все представлялось зыбким и преходящим.