О западе, который пыжился, пыжился, а Россия сама по себе

Ведь всякая вещь или услуга имеет, кроме цены, еще и полезность. То, что в марксизме называлось потребительной стоимостью. Именно это позволяет вам обменивать какой-то товар по цене существенно больше, чем ваши издержки.

Истинная потребительная стоимость и проявляется при обмене. Например, в советское время люди покупали у спекулянтов джинсы вовсе не потому, что в продаже не было других штанов. Просто джинсы позволяли повысить свой социальный статус в глазах окружающих [7] . Вот за это и переплачивали спекулянтам, и делали это добровольно. Никто насильно не заставлял доплачивать, а даже наоборот, государство наказывало за участие в спекуляции. Мы сами так оценивали товар.

7

Этологи – ученые, изучающие поведение животных, прекрасно знают эффект, когда особь пытается повысить свое положение в стае за счет обладания либо каким-нибудь необычным умением, либо вещью. Например, однажды дрессировщику пришлось поместить свою «ученую» обезьяну в зоопарк. Здесь её посадили в общую клетку, коренные обитатели которой сразу же определили ей самое низкое место в иерархии. Но вот однажды старый хозяин пришел проведать обезьянку, и принёс с собой её любимый компот и ложку, с помощью которой она его обычно ела. Самец, занимающий верхнюю ступеньку в иерархии, подошёл к обезьяне, взял у неё ложку и попробовал ею воспользоваться, но не сумел. После этого статус цирковой обезьяны сильно повысился, и она заняла место сразу после вожака.

То же и с кирпичом. Здесь очкарик покупал свою целую голову.

Цена – это всего лишь денежное выражение стоимости товара, а вот потребительская цена – то, за сколько покупатель готов его приобрести.

А что, разве вас лично устраивают цены на продукты питания, квартиру, одежду, лекарства, особенно в сравнении с вашей зарплатой? Ничего себе, заплатить за упаковку таблеток тысячу рублей! Но вы же участвуете в сделке, ведь на кону стоит ваше здоровье (как и в случае с кирпичом). Это только в теории цены устанавливаются практически на уровне издержек.

Итак, «чистый рынок» – утопия. Но и чисто плановое хозяйство есть такая же утопия, и вот почему. Для командного управления подобной системой надо отслеживать связи большого (правильнее сказать – огромного) числа экономических агентов. Число этих агентов, помноженное на число вариантов их поведения, много больше, чем число всех жителей. А так как экономика подчиняется нелинейным закономерностям, то при определённой ошибке, с которой мы всегда знаем исходные данные, при управлении столь сложной системой очень быстро наступает хаос.

Из этого следует, что попытки противопоставить одну абстракцию – «рынок», другой абстракции – «плану», не более чем схоластика, не имеющая к реальности никакого отношения.

А что же есть на самом деле? И управление в определённых пределах, чтобы выбрать оптимальное устойчивое состояние экономики, и свободное функционирование системы после достижения нужного стационарного состояния. Но при этом государство должно следить, чтобы система из него не вышла. Чтобы большие внешние изменения не перевели систему в неоптимальное состояние.

Выбор того оптимального состояния, в рамках которого должна функционировать экономика, определяет только само государство, исходя из наличных ресурсов, структуры общества, социально-культурных традиций, природных условий и т. д.

Также надо иметь в виду, что любые социальные действия имеют и положительные, и отрицательные стороны, которые нужно сравнивать при оценке таких действий. Недобросовестные «эксперты» и реклама этим усиленно пользуются, навязывая людям негодные решения. Если они пытаются протолкнуть некие социальные новации, то изо всех сил раздувают их положительные стороны, и не сообщают об отрицательных. Если же идею надо провалить, то наоборот, все силы сосредотачивают на отрицательных сторонах, не сообщая о положительных. И никогда не дают объективной картины.

Приведем пример. В первые годы перестройки много говорили о «цеховиках». В обществе насаждалось мнение о них, как о «талантливых организаторах производства», которых незаслуженно преследовало государство. Якобы они и были первыми «рыночниками» в стране. А что было на самом деле?

Государство устанавливало цены на товары, производимые лёгкой промышленностью, существенно выше издержек. Это приходилось делать хотя бы потому, что обувать и одевать армию надо было из каких-то средств. Когда средний гражданин, отдавший в армию своего сына, покупал самому себе пару ботинок, он одновременно «покупал» сапоги этому своему сыну. А та зарплата, которую получали работники обувной промышленности, было меньше, чем они могли бы получать, исходя из магазинных цен.

Так что в подпольном производстве этих товаров рентабельность получалась 300 и более процентов отнюдь не от хозяйственной разворотливости «цеховиков», а из-за того, что они не отдавали государству избыточный доход, возникающий при продаже по завышенным государственным ценам. А общество, как целое, проигрывало.

Всегда союз рынка и государства рождает подобные дыры в экономике. Сегодня такие дыры возникают на уровне международной торговли, а не только внутри одной страны. Мы это к тому, что особо защищать рынок не надо, он, как сорняк, как только зазеваешься, начинает лезть из всех мест. Но если проповедовать, что он очень полезен, и выпалывать всё, что «мешает» ему, то он быстро разрастётся и задушит все вокруг, превратившись в бедствие.

Два «народа» одной страны

Знаем ли мы наше общество? А точнее, знает ли и понимает ли образованный читатель экономическую структуру нашего общества, национальные и культурные особенности и традиции и, наконец, реальную социально-экономическую ситуацию? Ведь без знания этих вещей говорить о каких-либо реформах бессмысленно.

При проведении различного рода реформ и преобразований в обществе один из важных факторов – экономическая структура общества, то есть распределение его по доходам.

Важнейшей характеристикой экономической структуры общества является количество максимумов. В нормальном обществе присутствует один максимум, он соответствует так называемому среднему классу. Он является основным потребителем, на него и должна быть ориентирована основная экономическая политика. Цены на товары длительного пользования устанавливаются в расчете именно на средние доходы.

Но вот его-то, как уверяют все без исключения реформаторы, у нас как раз и нет! Нет среднего класса! Однако, ведь такого просто не может быть. Средняя величина ВСЕГДА есть, а коли её не находят, значит, ищут не там.

Когда говорят про средний класс, обычно имеют в виду максимум распределения по доходам, исходя из того, что население однородно, а график распределения «одногорбый». Так вот оказывается, что если рассматривать распределение наших граждан по доходам, то на графике получается двугорбая кривая, одна для богатой части населения, «элиты», а другая, условно говоря, для «трудящихся». А там, где обычно ищут средний класс, получается на графике «провал» между двумя «горбами», что и дает основание невнимательным исследователям отрицать его существование в России.

А на деле он у нас есть, да ещё и не один, а два. По сути дела, в России живет два «народа», мало пересекающихся друг с другом. Один из них уже имеет свое название, – новые русские. Тогда второй можно назвать «новые бедные». Если постараться, можно, конечно, высчитать некую «среднюю температуру по больнице». Наши реформаторы именно это и сделали, и обнаружили, что представитель среднего класса должен иметь некий нехилый доход, автомобиль, дом, сбережения и т. д. Но в реальном мире они таких «средних» представителей почти не нашли (их всего 2%), и правильно: для «новых русских» это предел нищеты, а для «новых бедных» – предел мечтаний.