О завтрашнем дне не беспокойтесь
Шрифт:
– Оставь их у себя, может еще пригодятся,– посоветовал Цибиков, неожиданно перейдя на "ты".
– Что произошло с человеком, моим полным тезкой, которому эти документы принадлежали, если это не секрет?– задал Павлов очень щекотливый для их обоих вопрос.
– Не секрет. Он умер, не приходя в сознание после долгой и продолжительной болезни,– мрачно произнес Цибиков, но по его тону, Павлов понял, что это не совсем так
Потом они говорили о разных пустяках, в частности, о деле, которое Павлов безуспешно пытался организовать в Смоленске. Цибиков обещал ему помочь, используя свои старые служебные связи. Они также договорились о том, что будут немедленно ставить друг друга в известность обо всем, что связано с убийством доктора Ситникова.
В половине двенадцатого дежурная объявила о посадке, и пассажиры человек 80 столпились у стойки выхода на аэродром. Павлов был в шоке, думая – куда же все поместятся?! Цибиков, улыбаясь, со знанием дела объяснил, что сначала
посадят тех, кто с билетами на утренний рейс. Потом с билетами на вечерний рейс. Потом те, кто вообще хоть с какими-нибудь билетами. Далее "зайцы". Сам ЯК-40, по его словам, модернизирован путем установки 4 лишних кресел в багажнике. Итог: в салон, как в трамвай, набьются человек 70, из которых, как минимум, человек 30 лишних.
– Это же страшный перегруз!– ужаснулся Павлов.
– Ничего подобного! Это – наша норма. Тут главное взлететь и набрать эшелон, то есть маршевую высоту, – рассмеялся Цибиков и, похлопав Павлова по плечу, протиснулся в толпу.
Весь день Павлов пребывал в сильном волнении. В голову лезли навязчивые мысли о том, что борт, на котором Цибиков улетел, разбился. Вечером, не выдержав, он позвонил в Москву. Доктор оказался дома, шутил и просил не зацикливаться на теме смерти.
– Все мы когда-нибудь умрем: кто-то раньше, кто-то – позже, и хотя бы по этой причине нам не следует отравлять друг другу жизнь, – сказал Цибиков, выслушав его признание о том, что после смерти Игоря Юрьевича он совсем потерял веру в людей и в торжество гуманизма.
В самом конце разговора Цибиков, утешая его, процитировал стихи своего любимого поэта Андрея Полонского:
"На– Если Благовещение приходится на Лазареву субботу, то не имеет попразднства. А если Благовещение бывает в Страстную или Светлую седмицы, то не имеет ни предпразднства, ни попразднства, а празднуется один день…
– Ах, что делается, СССР растаскивают! Мы советскими потому и назывались, что совесть у людей была. А теперь ни совести, ничего. Одни бесы и кооператоры кругом! …
– А был и хороший сон, будто сверху в детской зыбке спускается светящаяся женщина и рукой манит: садитесь в зыбку, я вас спасу. Может, и вправду спасемся? И страна наша спасется? …
– Ты не думай, новой войны не будет, а будет Великий Суд, с неба станут камни падать, всех грешников убьет, и начнется новое размножение…
– В гороскопе Ленина Марс в соединении с Нептуном. По этому пути и шла его карьера. Нептун – идеология, Марс – разрушение. Ленина надо обязательно похоронить. Но произойдет это не ранее 2010 года. К этому времени Уран войдет в созвездие Овна, и начнется очищение…
К Павлову подошел пожилой бородатый мужчина в куртке типа Аляска с капюшоном, и, извинившись, попросил закурить. Павлов угостил его Marlboro, который ему в количестве трех блоков привезла в подарок Оленина. Мужчина, с наслаждением затянувшись, признался, что таких сигарет никогда не курил, хотя часто видел их в заграничных фильмах. Они познакомились и разговорились. Виктор Степанович,– так звали его нового знакомого,– приехал в Смоленск из Тулы, до выхода на пенсию служил бортмехаником в полку стратегической авиации, а в последние три года с такими же, как он, энтузиастами в летний период занимался восстановлением храмов земли Русской.
– Знаешь,– признался он,– я в 1987 году на собственные средства и своими руками возвел купол на одной из Архангельской церквей, в которой венчались мой дед и бабка, и помогал много еще где, в частности на Валааме, и отнюдь не из уважения к попам. Мне просто нравилась красота. И до сих пор нравится. Пусть попы начнут хотя бы нормальным языком с людьми разговаривать, а то животы отрастили до пола, видимо, на постах, и занимаются, хрен знает чем. Я только одного священника уважаю – отца Владимира, который с нами,
засучив рукава, раствор цементный месит, по лесам и болотам ходит и наших военных в безымянных захоронениях отпевает.Их разговор привлек внимание двух молодых людей с румяными лицами и жиденькими бородками, одетых в длинные черные рясы – то ли семинаристы, то ли послушники. Молодых людей духовного звания возмутило нелицеприятное суждение Виктора Степановича о священнослужителях, и они принялись доказывать ему, что в нем засела гордыня и, наверное, что-то еще, что на нормальном человеческом языке называется религиозным невежеством.
– Ладно, ладно, каюсь и беру свои слова обратно,– добродушно посмеиваясь, стал отбиваться от них Виктор Степанович, и затем, обращаясь к будущим священникам, неожиданно, спросил: Кириопасха, это – знамение или случайное совпадение дней юлианского календаря?
Молодые люди в рясах ничего определенного сказать не смогли, и тогда Виктор Степанович поразил их и Павлова знанием "белых пятен" отечественной истории:
– Последний раз "двойная" Пасха была в 1912 году. В тот год,– и об этом еще помнят старики в Архангельщине, Вологодчине и на Вятской земле,– ждали Апокалипсис: многие люди древнеправославной веры одевались в белые саваны и сами ложились в колоды – в ожидании смерти. Иные бежали в леса. Число скрытников по Печоре и Двине увеличилось в три раза. Было от чего прятаться, ведь спустя два года началась германская война, а еще чрез три года явился "антихрист" вместе с революцией. Тогда дошла очередь и до святых книг. Люди стали зарывать их в землю, опасаясь, что слуги антихристовы их конфискуют и сожгут…
…В половине двенадцатого ночи Павлов и его новый знакомый уже находились в северо-западном пределе собора и наблюдали за тем, как священник, стоявший перед Царскими вратами алтаря, читает канон Великой субботы, посвященный погребению Христа Спасителя. Затем произошел яркий запоминающийся момент, когда священнослужители после слов: "Воскресни Боже, суди земли, яко ты наследиши во всех языцех",-поменяли тёмные облачения на светлые ризы, и дьякон, подобно ангелу, сообщившему жёнам-мироносицам о воскресении Христа, вышел в белых блистающих одеждах и стал читать Евангелие уже о воскресении. Ровно в полночь из алтаря раздалось негромкое пение первого пасхального песнопения: "Воскресение Твое, Христе Спасе, ангели поют на небесех, и нас на земли сподоби чистым сердцем Тебе славити". Мгновение спустя, с колокольни грянул торжественный благовест, возвестивший о наступлении великой минуты светоносного праздника воскрешения Христова. Священнослужители с Крестом, светильниками и фимиамом вышли из алтаря и вместе с православным народом с зажженными свечами в руках отправились с пением: "Воскресение Твое, Христе Спасе…",– вокруг собора на Крестный ход. В Пасхальном богослужении есть особенно яркие, ключевые моменты, которые надолго остаются в памяти каждого участника торжеств – и священнослужителя, и простого богомольца. На Павлова особое впечатление произвело исполнение церковным хором пасхального канона и Огласительное слово святителя Иоанна Златоуста, которое прочитал сам Владыка митрополит Смоленский и Калининградский Кирилл. …Шествие остановилось у входных дверей храма, символизирующих запечатанный гроб Господа Иисуса Христа, и началась пасхальная утреня. Грянул знаменитый пасхальный тропарь: "Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ, и сущим во гробех живот даровав". Во время пения митрополит Кирилл несколько раз возглашал: "Христос воскресе!",– на что православный народ громкоголосо и с воодушевлением отвечал: "Воистину воскресе!" Затем хор запел особенным, веселым пасхальным распевом канон Пасхи: "Воскресения день, просветимся людие, Пасха, Господня Пасха, из смерти бо к жизни и от земли к небеси Христос Бог нас возведе, победную поющия…". У Павлова осталась одна свечка, и он решил ее возжечь, чтобы не уносить с собой. Он остановился у первой, попавшейся на глаза, иконы. И встал перед ней… Это оказался узнаваемый образ Николая Чудотворца. Не успел он прошептать слова заветного желания о спасении Родины, как в груди, чуть выше солнечного сплетения, что-то вдруг, нет, не вспыхнуло и не затеплилось даже, а, может быть, приоткрылось, и оттуда по телу, пошли волны: тёплые, сладкие, мерцающие, блаженные волны,– и стало так легко, как будто всё вокруг то ли исчезло, то ли, наоборот, наконец, по настоящему проявилось. В половине четвертого утра литургия закончилась. Некоторые паломники начали разговляется уже за оградой собора – чарочкой, яичком, куличиком… Местные прихожане спешили домой к праздничному столу. Знакомые и незнакомые люди, троекратно целовались и обменивались взятыми заранее из дома крашенными яичками: "Христос воскресе!" – "Воистину воскресе!" Весело и громко гудели колокола. На город опускался густой туман. Нина Петрова пригласила супругов Павловых и мадам де Терлен разговляться у нее, а точнее говоря – у ее родителей, проживавших в частном секторе в районе железнодорожной больницы. Она просила так искренне и непосредственно, что пришлось согласиться. Ехали в "Жигулях" по разбитому асфальту впятером. На заднем сидении – Нина Петрова, Лена Водонаева и Галина Павловна. Светлана Викторовна заняла место впереди рядом с Павловым. Пожилые родители Петровой – Сергей Иванович и Зинаида Дмитриевна – встретили их с исконным русским радушием, и угостили всем, чем были богаты. Кроме традиционной пасхи и куличей гости отведали слоеный рыбный пирог, кулебяку, пирожки из дрожжевого, сдобного, слоеного теста с начинкой из рыбы, риса и яиц. Вся выпечка была приготовлена в русской печи, и от этого, наверное, была невероятно вкусной. Домашние вина, овсяная брага и самогон, по мнению мадам де Терлен, превосходили все русские напитки: алкогольные и безалкогольные,– которые она дегустировала в знаменитом парижском ресторане Dominik на rue Brea. После разговения женщин потянуло на сон. Павлов же отправился домой и через три часа вернулся назад вместе с Дим Димычем, Мариной Князевой и ее дочкой Светланой. К его приезду Сергей Иванович успел протопить баню, в результате посещения которой Павлов почувствовал себя так превосходно, что спать ему совершенно расхотелось. Едва обсохнув, он попросил у хозяев какую-нибудь мужскую работу, например, дров наколоть или забор править, но ему сказали, что в праздник работать грех и предложили осмотреть домашнюю библиотеку, которую начал собирать еще дед Нины Петровой – истинный русский интеллигент и настоящий земский врач. Библиотека на две трети состояла из миниатюрных томиков русской и зарубежной классики и редких изданий Твардовского, Исаковского, Рыленкова, Яшина, Грибачева и Смелякова. Открыв наугад книжку стихов Михаила Исаковского "Провода в соломе" 1927-го года издания, Павлов обомлел, увидев стихотворение "Апрель в Смоленске": "Прокатилась весна тротуаром, Расколола суровые льды. Скоро, скоро зеленым пожаром Запылают на солнце сады. Все шумнее ватага воронья, Все теплей перелив ветерка. И в квадрате ожившего Блонья Зашумела людская река. А вдали – за стеной крепостною, У сверкающей солнцем стрехи, Петухи опьянились весною И поют о весне петухи". В гостеприимном доме Петровых Павлов и Компания задержались допоздна: обедали под открытым небом во дворе, куда вынесли столы и лавки, раскочегарили старинный медный самовар, а вечером жарили шашлыки из свежей баранины, которую привез из деревни младший брат Зинаиды Дмитриевны Николай. Как в пасхальное воскресение и положено, гости пили и ели до отвала, шутили, пели старинные русские песни и плясали под гармонь и балалайку. В половине десятого вечера Павлов доставил мадам де Терлен, уставшую и довольную, в гостиницу "Центральная". Прощаясь с ним до завтрашнего дня, который они посвятили посещению истоков Днепра, Светлана Викторовна призналась:– Знаешь, у меня из детства остались воспоминания о Пасхе, как о каком-то секретном празднике. Вроде все вокруг готовятся, яйца красят, куличи пекут, но поздравляют друг друга как-то втихаря… Я к такому шумному "Христос воскресе" все никак привыкнуть не могу. Мне это кажется совершенно невероятным!
…………………………………………………………………………………………………………………………………. По дороге к истоку третьей по величине реки Европы и обратно Павлов и Светлана Викторовна получили возможность поговорить о многом, что их волновало, хотя и не обо всем. Их, очевидно, смущало присутствие Дим Димыча, который с ревом напросился взять его с собой. Галина Павловна и Марина Князева помогли мадам де Терлен экипироваться в соответствии с погодными условиями и весенней распутицей. На случай вынужденной остановки путешественники запаслись провизией и даже взяли с собой спальные мешки. Светлана Викторовна, живо и с юмором, рассказала Павлову о своей учебе и нелегкой жизни мигранта из далекой Финляндии по фамилии Паасилинна (дословно переводится как "каменная крепость"), под которой она пять лет проживала в США. Вначале она изучала экономику (в Колумбийском университете), но поняла, что это не то, и взялась за антропологию и этнографию (в Принстоне). Денег на жизнь катастрофически не хватало, так как за учебу приходилось выкладывать порядка $25-30 тысяч в год. Ее выручил спорт. Практически каждый американский университет имеет свою баскетбольную, хоккейную, футбольную, бейсбольную, плавательную и другие команды, членам которых, как правило, предоставляются Sport-scholarship – спортивные стипендии, покрывающие все расходы на учебу, жилье и покупку книг. Оленина продемонстрировала неплохие результаты в стрельбе из пистолета и в женском многоборье, но настоящее призвание она нашла в волейболе: – стала помощником спортивного руководителя волейбольной секции Принстонского колледжа и вторым (играющим) тренером женской сборной. В Принстоне она вышла замуж за своего научного руководителя, человека значительно старше себя. У них были общие интересы, и вначале семейная жизнь казалась ей раем. "Он был старше ее, она была хороша", далее по тексту. Проблемы начались во время этнографической экспедиции на север Канады, когда она сблизилась с Мишелем де Терленом – докторантом Принстона из Франции, потомком старинного дворянского рода. Какое-то время она мучительно разрывалась между мужем и любовником, наконец, решилась стать честной и подала на развод. Со своим вторым мужем Оленина совершила две экспедиции в труднодоступные районы Амазонки на границе Венесуэлы и Бразилии, где они изучали жизнь и быт племени индейцев, называющих себя яномани. Из второй экспедиции она вернулась одна. Мишель де Терлен, пройдя по своему желанию обряд инициации, по ее словам, сошел с ума, так как перестал ее узнавать и стал женой Верховного вождя.