«О» - значит омут

– Почему они выбрали это место?

– Меня это тоже интересует. Это может быть попыткой обвинить Шелли и Грега. Унрихи были убеждены, что все — дело рук этой парочки, потому что общая сумма, которую они требовали за два похищения, была сорок тысяч — ровно столько, сколько дед оставил Грегу в трастовом фонде.

– Эта деталь кажется мне странной, и занимает меня все годы, - сказал Долан.
– Кто требует выкуп в пятнадцать тысяч? Даже сорок тысяч маловато. Почему не сто? Или лучше — полмиллиона? Зачем рисковать оказаться на электрическом стуле ради такой мелочи? Кто, похитив ребенка, требует так мало?

– Я скажу тебе, кто, - сказал Стэси.
– Дилетанты, вот кто. Поэтому они и не попытались сделать это снова. Второе похищение не удалось, и это был конец. Профессионалов это бы не остановило. А я пошел. Придете к чему-то хорошему, можете меня разбудить.

– У меня вопрос, пока ты здесь, - сказала я.
– Кто-нибудь из вас знает частного детектива из Ломпока по имени Хэйл Бранденберг?

– Конечно, я знаю Хэйла, - ответил Стэси.
– Он начал работать примерно в то же время, что и я, только был моложе на несколько лет.

– Ты думаешь, он до сих пор там?

– Кажется, да. Ты хочешь с ним поговорить?

– Очень хочу. Не об этом деле. Это кое-что другое.

– Ладно. Я сделаю несколько звонков, и посмотрим, смогу ли я выйти на него.

– Спасибо. Я буду очень благодарна.

В субботу я проспала до 8 утра, роскошь для меня. Мы договорились позавтракать с Рейн в 9.00, что давало мне время побездельничать над газетой и первой чашкой кофе. Приняв душ и одевшись, я прошла два квартала до бульвара Кабана и два квартала вниз.

На пляже были видны веревки водорослей, вынесенные прибоем на песок. Прилив спадал, волны набегали и откатывались, унося серо-зеленые листья обратно в глубину. Ветер крепчал, и на гребнях появились белые барашки. В заливе мачты парусников качались из стороны в сторону в своем собственном ритме. Бесчисленные чайки сформировали дымчато-серое облако и опустились на пляж, две из них дрались за брошенный целлофановый пакет с остатками чипсов. Общественный открытый бассейн был еще закрыт на зиму и детская площадка пуста.

У входа в кафе я остановилась. Там была только одна девушка за столиком в одиночестве.

Она помахала мне рукой, опеределив меня тоже методом исключения. Я дала знать хозяйке, что присоединяюсь к подруге. Скользнула в обитую искусственной кожей кабинку и уселась напротив Рейн. Окликнула проходившую мимо официантку с кофейником, она перевернула в правильное положение мою кружку и наполнила ее.

Рейн подвинула ко мне металлический кувшинчик с молоком, и я добавила достаточно, чтобы сделать кофе бежевым. Мы официально представились друг другу, а потом болтали ни о чем, что давало ей возможность изучать меня, пока я изучала ее.

У нее был свежий облик юности. Чистая кожа, тонкие черты лица. Губы, как у Бетти Буп и волосы, как платиновое облако, подстриженные до уровня ушей. Небольшие жемчужно-бриллиантовые сережки ловили свет. На ней были джинсы и тончайшая белая рубашка поверх белой кружевной камисоли — комбинация более элегантная, чем я могла себе представить. Через две кабинки уборщик, вытиравший столик, не сводил с нее глаз, как будто она могла быть знаменитостью.

– Вы уже заказали?
– спросила я.

– Я ждала вас.

Вернулась официантка с блокнотом в руках. Я заказала томатный сок, ржаной тост и яйцо всмятку. Рейн заказала специальный завтрак. Когда принесли еду, я смотрела, как она управлялась с апельсиновым соком, яичницей, жареной картошкой, беконом, сосисками и булочками с клубничным джемом. Хотя она ела с такой же скоростью, я закончила первой, оставив ее с двумя булочками.

– Сколько вам лет?
– спросила я.

– В июле будет двадцать пять, а что?

– Пожалуйста, скажите мне, что вы едите так, а потом не отправляетесь в туалет и не спускаете все в унитаз.

– И зря потратить всю еду? Мне такое не придет в голову.

– И никаких слабительных? Рвотного корня? Пальца в глотку?

Рейн засмеялась.
– У меня метаболизм, как у птички.

– Так говорят худенькие актрисы, чтобы скрыть свои пищевые расстройства.

– Только не я. В подростковом возрасте меня мучали мигрени, и я наблевалась на всю оставшуюся жизнь. Признаю, что я в этом преуспела, но еда — слишком большое удовольствие.

– Можно спросить о бизнесе вашего отца? Дебора сказала, что вы взяли на себя руководство после его смерти.

– Да. Вообще-то, он был моим дедом, что вы, конечно, знаете, но я звала его папой, кем он и был для меня. Он владел фабрикой по производству спортивной формы в Лос-Анджелесе.

Позже он создал линию одежды и аксессуаров для плохой погоды — плащи, шляпы, анораки, куртки, зонтики...

Я уставилась на нее.

– Вы говорите о Рейн Чекс?

– Да.

– Вы шутите. Вы - «Рейн» из Рейн Чекс?

– Ага.

– Как ему пришла в голову такая идея, когда в Калифорнии так мало дождей? Сколько, пятнадцать дней в году?

– Он был умницей. Когда-то он работал на компанию, которая делала спортивную одежду.

Он много ездил, в основном, на северо-запад, в штаты Орегон и Вашингтон. Он смог увидеть нишу. У людей были плащи, зонтики и сапоги, но это была всякая мешанина, ничего стильного. Он решил ухватить высокий рынок, где соперниками были только Барберри и Лондон Фог. Теперь мы продаем нашу продукцию во всех роскошных и дорогих магазинах — Бергдорф Гудмэн, Блумингдэйлс, Нейман Маркус. По всему миру тоже. Лондон, Рим, Прага, Токио, Сингапур.

– Вы знаете, как управлять бизнесом?

– Я учусь.

Рейн положила в рот последний кусок булочки и вытерла пальцы салфеткой.

– После папиной смерти я поменяла специальность с социальной работы на бизнес и получила диплом бизнес-администратора. У меня есть команда экспертов, котрые водят меня за ручку, и пока все идет неплохо. Постучу по дереву.

– Я просто поражена.

– Не только вы. В любом случае, я знаю, что вас, в основном, интересует история с похищением.

– Меня интересует ваш опыт.