О. Р. З. или Сказ о том, как Михалыч пить бросал

Он отошёл метров на пятьдесят и остановился. Чужаки уже ломились в тёмный лес, подгоняемые вождём. Сам же вождь шёл сзади, покрикивая на соплеменников. Серёга вновь взялся за лук. Целью были четверо мужчин справа, что углублялись в лес быстрее всех. Тихая смерть, четырежды фыркнув перьями стрел, остановила этих энтузиастов. Ещё двое, будто споткнувшись, повалились на землю. Они кружили по лесу ещё минут двадцать. Серёга шумел, ломал ветки, потом смещался в сторону. Но уловка не срабатывала. Чужаки не видели так же как и Серёга и ему приходилось подходить ближе. За это время он убил ещё троих.

Вождь у чужого племени был, что ни на есть самый настоящий. Умный, хитрый и здравомыслящий. Ему хватило ума не соваться глубоко в лес, а когда два охотника, что шли чуть впереди, упали один за другим, он отдал приказ вернуться в стойбище.

— Чёрт, — выругался Серёга. Он никак не мог выцелить хоть одного чужака, те с завидной прытью ломанулись обратно, петляя между стволов. Стрельбой по быстродвижущимся мишеням Серёга не владел. Даже некое ускорение его движений, не дало результата, одна стрела засела в стволе дерева.

Михаличев осторожно пошёл вперёд, к границе стойбища. Услышав крики, он ускорился. Едва достигнув кустов, за которыми они прятались вместе с Хартом, Гором и Фрамом, Серёга увидел кричащего. Старик, сгорбленный, но ещё крепкий, держался за ухо и указывал рукой в противоположную сторону от Серёги. Он орал так, что Михаличев едва разбирал слова. Оказывается, ночной зверь откусил ему ухо и отбил причинное место, а потом убежал в лес, забрав себе всех пленных женщин и детей. В крик вплёлся ещё один, потом ещё и ещё. Теперь орали женщины, Серёга немного сместился в сторону, чтобы видеть причину крика женщин. Те указывали вождю на убитых подростков.

Серёга усмехнулся тому бреду, что нёс старый охотник на счёт лесного зверя.

— Молодцы ребята, быстро сработали, — прошептал Серёга, — Только бы всех вы забрали.

Михаличеву пришлось сделать крюк по лесу, запах Харта был устойчивый, охотник сильно потел, плюс опять был ранен. Освободителей он нагнал часа через полтора. Подошёл почти вплотную к Гору, который, услышав шорохи сзади, выставил копьё.

— Это я, Гор, — обозначил себя Серёга и, подойдя ближе, отодвинул выставленное копьё. — Всех забрали? Где Харт?

— Я здесь, Охотник, — Харт подошёл ближе. — Мы забрали женщин и детей. Только они боятся идти ночью.

— А мы и не поёдём, — Серёга хлопнул Харта по плечу. — Ты ранен?

— Царапина, — отмахнулся охотник.

— Ну, тогда хорошо. Давайте женщин и детей в кучу, к какому-нибудь дереву, сами караулим. Где Фрам?

Девять женщин и шестнадцать детей, почти голые, сгрудились вокруг дерева, на которое указал Харт, сели, прижались друг к другу. Четверо мужчин расселись к ним спиной с четырёх сторон. Дети всхлипывали, женщины что-то шептали им, успокаивая.

— Их было больше, — сказал Харт, глядя в темноту. — Это племя ест людей. Они убили Малгу и двух её детей, потом Хиру с детьми. Содрали с них кожу, а потом съели.

— Как, съели?! — Серёга опешил от таких новостей.

— Так же как мы едим оленя или свинью, — всё так же глухо сказал Харт. — Они не знают Отца Небо, вместо него они зовут на помощь большое дерево, что стоит на краю стойбища. Поливают его кровью, вешают куски мяса.

— Откуда ты знаешь? — спросил Серёга. По его мнению, Харт не мог узнать это от кого-либо из чужаков.

— Женщины рассказали, пока мы шли по лесу. Когда мужчины ушли искать тебя, мы стали искать женщин. Они были в одном большом шалаше, его стерёг старый охотник. Но он хоть и старый, но очень сильный, ранил меня в руку, я выбил его копьё, а потом он вырвал у меня из рук моё. Я откусил ему ухо.

— И по яйцам дал, — вставил Серёга.

— Да, я ударил ногой по его корню и он упал. Гор убил двоих подростков, Фрам ещё одного. Потом мы стали звать с собой женщин, но они не хотели идти. Они подумали, что пришёл Дух Леса и их поведут к дереву, убивать. Старый охотник к тому времени очнулся, я ударил его ещё раз по корню. Нужно было убить, но мы спешили.

После некоторого молчания, Серёга сказал:

— Утром пойдёте одни, я догоню вас позже.

— Ты будешь убивать их женщин? — Харт повернул голову к Серёге.

— Нет, — Михаличев мотнул головой. — Стрелы нужно собрать. Такое добро на дороге не валяется. — Сделаете дневной переход, и будете ждать меня.

— Да, вождь, — Харт, как и раньше назвал Серёгу вождём.

Всю ночь лес оглашал вой волков. Заунывный, протяжный, вгонявший страх в души беглецов. Дети хныкали, женщины роптали. Серёга успокаивал, как мог, объясняя, что волкам сейчас не до них, им есть чем поживиться. Сколько людоедов осталось лежать в лесу им на прокорм? Спать не то чтобы не хотелось, спать было невозможно.

Харт увёл женщин и детей, едва тьма ночи сменилась тусклым серым светом рассвета. Гор шёл замыкающим, Фрам немного сбоку процессии. Серёга проводил взглядом соплеменников, притянул к себе колчан с оставшимися стрелами. Двенадцать. Хватит ли, для успешного отстрела людоедов на расстоянии? При себе нож и копьё, кувалду отдал Харту. Таскаться по лесу с тяжёлой дубиной дело неблагодарное, да и ненужное, если есть такое оружие как лук. А лук хорош, слов нет. С заговором на стрелу, как снайперская винтовка. Простое с виду оружие, на взгляд Серёги, а какое мощное и действенное.

— Ну, с богом, — Серёга встал, перекинул лямку колчана через плечо, взял лук и копьё. — Ждите твари, я иду.

Но твари ждать не захотели. Вождь людоедов повёл оставшихся в живых охотников в погоню за ускользнувшей добычей. След многочисленные пленники оставили чёткий. Ночной страх прошёл, притупился. Днём людоеды в лесу чувствовали как рыба в воде. Оборванный лист на кусте, сломанная ветка сушняка, отпечаток босой ноги на голой земле, следов было предостаточно.

Вождь подбадривал соплеменников, а иной раз покрикивал. Его речь была похожа скорее на рычание, слова мог различить лишь соплеменник.

Серёга шёл обратно по следу беглецов, больше ориентируясь на запаховое зрение. С каждым разом ему было всё легче и легче задействовать свои удивительные способности. Едва он пытался вслушаться в какофонию леса, слух послушно обострялся, Михаличев по желанию вычленял какой то отдельный звук или мог слушать все как фон, только в усиленном режиме. Зрение мог обострять, фокусируя на отдельном предмете или расфокусировать, видя как бы всё и сразу. Мог приближать, словно глядя в бинокль. Опыт приходил с каждым разом, когда он выпускал из себя зверя. Теперь, находясь в состоянии берсерка, он контролировал свои действия, не теряя после этого сознания как было в первый раз и, помня, что происходило.