О.Генри: Две жизни Уильяма Сидни Портера

И что касается планов, — они у него были. Сет Мойл, литературный агент, вспоминал, что именно в это время его подопечный задумал сочинить серию рассказов о современном Юге. По его словам, писатель разработал детальный план — что это будет за цикл и каковы будут его герои, — достаточный для того, чтобы продать не написанные еще рассказы журналу «Кольере» и заключить с ним контракт на будущую публикацию. Задумка эта не осуществилась (писатель умер прежде, чем сочинил то, что хотел), но к ее реализации он приступил. Из задуманного цикла были написаны «Роза Дикси», «Игра в наперстки» и знаменитый «Муниципальный отчет» (который, кстати, в 1914 году на симпозиуме, посвященном новелле, был провозглашен «величайшим американским коротким рассказом» [319] ).

319

Конечно, время всё расставило на свои места. И теперь едва ли кто-нибудь согласится с данной точкой зрения. Но то, что рассказ принадлежит к числу лучших историй О. Генри, едва ли и сейчас кто-то возьмется оспоривать.

А еще тогда же он задумал написать роман и довольно громко заявил об этом: во всяком случае, разговоры о намерении О. Генри сочинить его велись не только в редакционных коридорах, но и проникли на страницы газет. Действительно ли он собирался засесть за «большую книгу» или лукавил? А если лукавил, то чем было вызвано лукавство? Биографы писателя — почти без исключения — единодушны во мнении: если бы не проблемы со здоровьем, приведшие его скоро на смертное ложе, он обязательно написал бы роман. Думается, не так всё однозначно. У автора настоящих строк есть предположение. Оно сводится к следующему: у О. Генри, конечно, была такая мечта — сочинить настоящий большой многоплановый роман, и он надеялся эту мечту когда-нибудь осуществить (а кто из мастеров «малой формы» не лелеял ее?). Но не планировал засесть за эту работу немедленно. Может быть, потом, когда здоровье выправится, когда перестанут одолевать неотложные — обещанные и оплаченные долги. Скорее всего, сознательно он никого не обманывал, но воспользоваться ситуацией, конечно, мог вполне, тем более что выгоду из громогласного обещания можно было извлечь немедленно — издательства наперебой предлагали заключить договор на публикацию. Думается, что определенную роль сыграл и его литературный агент. Сет Мойл давно уговаривал писателя расстаться с «Макклюрз» и печатать свои книги в издательстве «Даблдей» (Doubleday, Page & Company).Он справедливо полагал, что О. Генри (да и он сам) от этого только выиграет. «Даблдей» в то время было крупнейшим издательством страны, оно давно отказалось от «древней» практики покупки рукописей и перешло на систему роялти, которая так не нравилась писателю. Мойл, профессионал в своей области, знал, что пусть не сразу, но доходы О. Генри вырастут, и очень значительно. Летом 1908 года он провел переговоры с «Даблдей». Идея романа издательство весьма заинтересовала. В конце лета О. Генри и Мойл встретились с главным редактором издательства Г. У. Ланиером и заключили договор на роман. По заключении договора О. Генри был выплачен аванс в размере полутора тысяч долларов (в деньгах в эти летние месяцы, как мы помним, он очень нуждался — впрочем, как и всегда). Вероятно, чтобы обезопасить себя, издательство выставило и встречное требование — теперь первым изданием книги О. Генри (сборники рассказов) должны выходить у них. Писатель согласился, но оговорил такое условие: он вправе требовать авансовых платежей. Забегая вперед скажем, что авансы у издательства О. Генри требовал не однажды. Но жалеть издателей, что они заключили невыгодную сделку, не стоит: те сборники, что успели выйти при жизни писателя (да и те, что появились после его смерти), оказались (кто бы сомневался?) очень выгодным коммерческим предприятием. И те действительно немалые деньги, что О. Генри истребовал с издателей в качестве авансов, в конце концов вернулись к ним с лихвой.

В надежде на скорое выполнение договора «Даблдей» уже весной 1909 года развернуло рекламную кампанию, готовя почву для грядущих продаж романа. Еще не написанное произведение наперебой обсуждали в прессе, сравнивали будущий роман О. Генри с «Человеческой комедией» Бальзака и «Ругон-Маккарами» Золя. Да и сам писатель с удовольствием обсуждал свой замысел. Вот что он писал своему редактору в «Даблдей»:

«Моя идея заключается в том, чтобы написать историю человека — не типа, а личности, — но такого человека, который бы воплощал “естественную человеческую природу”, если, конечно, такая личность вообще существует. Эта история не будет ничему учить, в ней не будет морализаторства, и никаких глобальных теорий в ней не будет».

«Я хочу, чтобы это было нечто такое, чего еще не было или не могло быть прежде — но, конечно, и нечто такое, что я действительно смогу сделать — правдиваязапись мыслей человека, его собственное восприятие неудач и злоключений, его истинныемнения о жизни — как он их воспринимает, и абсолютно честныеумозаключения, размышления и взгляды в разные фазы той жизни, которую он проживает».

«Не припомню, чтобы когда-нибудь читал автобиографию, биографию или хотя бы фрагмент художественной прозы, по поводу которой можно сказать — вот она, правда.Конечно, я читал Руссо, Золя и Джорджа Мура; читал разнообразные воспоминания… но, в большинстве своем, их авторы лжецы, актеры или позеры».

«Я хочу, чтобы человек, рассказывающий историю, рассказывал ее не так, как выступают с лекцией перед аудиторией, а что-нибудь в таком духе: представьте, в результате кораблекрушения он оказался на острове посередине океана, и нет у него никакой надежды, что его спасут. И вот он, чтобы как-то занять время, рассказывает историю самому себе— историю, в которой события его жизни, его опыт, его размышления и умозаключения. Рассказывая самому себе, он отбросит весь этот “реализм”, — потому что не имеет ни малейших шансов продать свою исповедь; он откажется от всей лжи, от самоспасительных поз и представит единственному судье нечто действительно реальное и правдивое» (курсив О. Генри. — А. Т.).

«“Герой” истории — человек, который родился и вырос в сонном городишке на Юге. Его образование — обычная школа, но потом он узнал многое — из книг и из собственной жизни (читая и проживая жизнь)».

«Я хочу, чтобы этот человек был человеком природного ума, индивидуального характера, абсолютно открыто и свободно мыслящий; и показать, как Создатель бросает его в круговерть жизни и что там с ним происходит» [320] .

Даже из этих небольших фрагментов писем О. Генри можно судить об амбициозности той задачи, что перед собой ставил автор. Если бы он сумел воплотить ее и сочинить эту книгу, вполне возможно, что она действительно могла стать «великим американским романом». Но в том-то и дело, что книга так и не была написана. Кроме слов и рассуждений о том, что собой должен представлять роман, каким будет его герой и что с ним будет происходить, — ничего иного мы о нем не знаем. Несмотря на то, что и в переписке с редакторами, и в разговорах со знакомыми и приятелями писатель на протяжении второй половины 1909-го и всех тех месяцев 1910 года, что ему отвела жизнь, утверждал, что упорно работает над романом, ни одной строчки своей «большой книги» на самом деле он так и не написал [321] .

320

Цит. по: O’Connor R. Р. 196–197.

321

Напрасно после смерти писателя его жена и дочь (в том числе и по просьбе редакторов «Даблдей») пытались разыскать в его бумагах хотя бы какую-то часть романа (в издательстве до конца были уверены, что О. Генри упорно работал над его текстом). Фрагменты начатых, но незаконченных рассказов они находили, но романа — ни строчки — найти им так и не удалось.

В связи с этим неизбежен вопрос: как же ему так долго — больше года — удавалось «водить за нос» издательство и постоянно, чуть ли не каждый месяц, требовать (и получать!) авансы под текст, к которому он даже не приступал? Ведь Г. Ланиер, главный редактор издательства, ведавший авторскими выплатами, был, говорят, человеком очень дотошным, нудным, педантичным и даже подозрительным и вряд ли стал бы платить (даже О. Генри!) до тех пор, пока не удостоверился, что работа продвигается как надо. На поверку, «ларчик раскрывается» довольно просто: в конце 1909 года Ланиера на его высоком посту сменил Гарри Стигер, давний знакомец писателя (почти друг, если у О. Генри — по крайней мере с его стороны — вообще были друзья). Он познакомился с ним еще в Питсбурге, где оба работали в газете. Да и сейчас, кстати, жили по соседству — их номера в «Каледонии» располагались на одном этаже, наискосок через коридор друг от друга. Стигер был большим почитателем таланта нашего героя и не доверять ему (во всяком случае, складывается такое впечатление) просто не смел. И доверял. Свидетельство тому — масштабная рекламная кампания, которую развернул Стигер в газетах. Он и сам тогда же написал и опубликовал несколько статей о творчестве писателя [322] . Кстати, и единственное (прежде уже упоминавшееся) интервью писателя — тоже дело его рук. Он же уговорил О. Генри сфотографироваться и отвел в ателье к знаменитому тогда нью-йоркскому фотографу У. М. Ван дер Вейде. Тот сделал фотопортрет писателя (единственный профессиональный портрет нью-йоркского периода жизни). Он должен был красоваться на фронтисписе первого издания «великого романа». Понятно, едва ли Стигер стал бы делать нечто подобное, если бы знал, что никакого романа нет.

322

Langford G. Р. 228–229.

Биографы О. Генри, отвечая на вопрос, почему роман так и не состоялся, почти единодушны во мнении, что во всём виноваты деньги. Точнее, работа — совершенно ему не привычная и не знакомая, за которую он взялся в надежде хорошо заработать. Речь идет об инсценировке для театра, которую предложил сделать известный театральный продюсер из Чикаго Франклин Эдамс. Ему приглянулся рассказ О. Генри «Он долго ждал», опубликованный в январском номере журнала «Кольере». Уже в феврале он связался с автором и сделал ему предложение. Писатель неважно себя чувствовал, но, соблазненный перспективой хорошего заработка, согласился.

Позднее, уже после завершения работы, Эдамс говорил, что О. Генри был «довольно ленив». Если бы знал истинную причину того, что он истолковал как «неторопливость», он так, конечно, говорить бы не стал. Дело в том, что, хотя писатель и бодрился, с каждым днем самочувствие его ухудшалось, и работать над пьесой ему приходилось, преодолевая и буквально «ломая» себя. Тем более, соглашаясь на предложение, он думал, что речь будет идти лишь об адаптации рассказа. Но в процессе обсуждений, а их было несколько, пришлось весьма далеко уйти от оригинального сюжета: в результате появилась совершенно новая история. Всё усложнилось еще и тем, что по ходу было решено делать не пьесу, а мюзикл, и О. Генри должен был сочинять не только диалоги, но и стихотворную часть. Но писатель шел на это — он был совершенно раздавлен долгами: осенью ему пришлось заплатить за год обучения Маргарет в колледже (а это почти полторы тысячи долларов), да и других трат было предостаточно.

Первое представление мюзикла (он получил название «Jlo!» — парафраз строки из стихотворения А. Поупа) состоялось 25 августа 1909 года в городе Аврора, штат Иллинойс. Как вспоминал Эдамс, представление прошло успешно — «публике понравилось». За ним последовали гастроли труппы со спектаклем по городам Среднего Запада, которые закончились 5 декабря [323] . Судя по тому, что это был первый, но не последний «театральный» эпизод в жизни писателя [324] , финансовый итог сотрудничества его удовлетворил.

323

Ibid. Р. 227.

324

Тогда же О. Генри (уже по собственному почину) взялся переделать в пьесу рассказ «Превращение Джимми Валентайна», но не закончил потому, что инсценировать один из его рассказов осенью того же года ему предложил другой известный (но уже бродвейский) продюсер, Джордж Тайлер. Ему приглянулся рассказ «Мир и дверь» — история о двух влюбленных — женщине, вроде бы отравившей мужа, и мужчине, якобы застрелившем приятеля в пьяном виде. О. Генри, несмотря на то что чувствовал себя совсем плохо, поначалу согласился, но работать не смог и продал Тайлеру за 500 долларов права на инсценировку своих рассказов. Пьесу сочинил другой автор, но инсценировка, что называется, «не пошла». Тогда Тайлер, который отчетливо осознавал сценические перспективы рассказов О. Генри, решил вернуться к новелле «Превращение Джимми Валентайна». Но у О. Генри просто не было сил снова взяться за работу. Он передал то, что сделал, и за неделю нанятый Тайлером за 100 долларов «литературный негр», используя наработки писателя, «перелицевал» новеллу в пьесу, и Тайлер поставил ее на Бродвее. Успех был ошеломляющим. Тайлер позднее хвастался, что пьеса, все права на которую (и, естественно, отчисления) принадлежали ему лично, принесла ему больше 100 тысяч. О. Генри, конечно, знал об успехе и в письме продюсеру укорил последнего за скупость. То ли совесть действительно «взыграла», то ли по каким-то иным соображениям, но вскоре после этого Тайлер дополнительно выплатил писателю 750 долларов.

Здоровье между тем стремительно ухудшалось. Его постоянно одолевала слабость, спорадически случались приступы ужасной боли, которые он одолевал с помощью алкоголя. Но спиртное уже мало помогало, и однажды, во время очередного приятельского застолья, случился приступ, и писатель едва не потерял сознание. Видя, как О. Генри страдает, друзья забили тревогу и связались с Сарой. Супруга, не мешкая, оставила Северную Каролину и примчалась в Нью-Йорк. Писатель не хотел обращаться к врачам, отшучивался: «Ничего, кроме неврастении, они у меня не обнаружат» — и говорил, что совершенно им не доверяет. Последний из законченных рассказов О. Генри — юмористическая история под названием «Дайте мне проверить ваш пульс», в которой он довольно резко высмеивает некомпетентность и сребролюбие нью-йоркских эскулапов, — это подтверждает. Но в рассказе — возможно, кто-то из проницательных читателей О. Генри и заметил это — есть и другое: надежда. В самой глубине своей души он, видимо, всё-таки надеялся на выздоровление. Обычно он утешал других — своих читателей. Но в этой новелле (кстати, далеко не самой удачной) он больше утешал себя, чем кого бы то ни было.