Оазис человечности 7280/1. Воспоминания немецкого военнопленного
Шрифт:
Если будут доски, то сбить нары можно и за два дня. А пока что Эрвин с помощниками мастерят клозеты; если в вагоне не будет настоящего отхожего места, это в дальней дороге похуже, чем без нар.
На завод поехал с ночной сменой. Сразу — к Карлу Гейнцу, бригадиру литейного цеха. У них на складе, можно сказать, ничего для нас не нашлось; с десяток досок — это совсем не то количество. Решаем, что завтра днем осмотрим еще раз все вокруг, а уж если ничего не найдем — придется обращаться к русским начальникам. С этим я и ушел. Куда? К железнодорожному въезду, разумеется. Туда минут двадцать ходьбы от литейного цеха, ночь сегодня не очень темная.
Еще издали вижу у ворот две женские фигуры. Одна — с карабином за спиной, а вторая — это, конечно, Нина! Она меня обнимает, стягивает с меня куртку с накрашенными на спине буквами, а ее подруга прячет куртку под скамью
Показала свое жилье. В кухне большая побеленная печь, стол покрыт тканой скатертью, посудный шкафчик — тоже. На особой полочке развешаны цветные ложки, они, объяснила Нина, только для украшения. Плетеное кресло с подушкой. И дверь в спальню, посреди которой — широкая деревянная кровать с резными спинками. Платяной шкаф с двумя дверками, похоже — ручной работы. Зеркало, и на стене — большой восточный ковер.
«Вот, Витюша, milenkij, мое царство. Будь как дома и поцелуй меня! А уборная во дворе, пока темно, ее отсюда не видно…» Мы все же вышли во двор, чтобы я мог ориентироваться. «А за водой, — продолжает Нина, — здесь недалеко, за углом. Я беру сразу два ведра, так и нести легче…» И мы вернулись в кухню. Нина ничего заранее не приготовила, она ведь не знала точно, когда я смогу прийти. Но сегодня все это никакого значения не имеет. Главное, что все по-другому, что сегодня мы — дома, и это просто замечательно! А теперь — в спальню… Мы вдвоем, вместе, уже целый час, уже второй, пока мое вечно бодрствующее «пленное сознание» не напоминает: шесть утра не за горами, а «вылазка» моя с завода должна остаться незамеченной.
С тяжелым сердцем мы пустились в обратный путь и около половины пятого подошли к посту. В груди стучит — не заметил ли нас кто? Оказывается, Нина договорилась с Татьяной об условном знаке, который та должна подать, если никого чужого на посту нет. Все в порядке, мы прошли! Прощальный поцелуй, «большое спасибо!» Татьяне, и я ухожу в заводскую темь. Только теперь начинаю понемногу приходить в себя от пережитого приключения. И начинаю понимать, чем оно могло кончиться — и это чуть не за несколько дней до отъезда домой… Эшелоном совсем в другую сторону, вот чем! На восток вместо запада. Ох, как я рад, что все благополучно кончилось, ни за что на свете не стану больше так рисковать! Я ужасно рад, что видел Нину такой счастливой, но и в ее глазах мелькала тревога; она уже знает, что скоро потеряет меня. Мы об этой печальной неизбежности ни словом сегодня не обмолвились, не хотели портить такую ночь…
Пришел в литейный, но Карла Гейнца там не застал. Наши сказали, что они его всю ночь не видели. Может, и он был на свидании? Рад за него, рад за каждого из пленных, кому здесь улыбнулась любовь. А смена скоро кончается, и я отправился попытать счастья в силикатный цех к Петру Ивановичу.
Его на месте нет; секретарь Елена сказала, что придет только после обеда — он был на работе ночью. Напоила меня чаем, а я ей рассказал о нашей заботе: доски нужны! Она советует обязательно поговорить с Петром: «Ты же ему помог с людьми, и он тебе поможет!» Поблагодарил ее за чай и пошел на станцию, к поезду. Спецовку я снять забыл, когда на посту у Татьяны надевал свою куртку пленного, теперь на мне они обе.
Вернулся в лагерь к завтраку, съел пшенный суп и хлебную пайку и завалился спать. Успел только рассказать Максу, что с досками пока никакой определенности и что во вторую смену надо снова ехать к Петру Ивановичу. «Проклятье!» — бранится Макс; он уверен, что чем скорее мы сможем сколотить нары, тем скорее поедем…
Когда проснулся, вторая смена уже собиралась на работу. Надо торопиться, чтобы застать Петра в цеху. Повезло: на завод шла грузовая машина, которая привозит хлеб; они меня подхватили. Там еще минут двадцать протопал пешком до силикатного, зато Петра Ивановича застал, он только что появился. Тепло со мной поздоровался, а когда я заговорил о досках, наморщил лоб. «Ты, Витька, хоть представляешь себе, что у нас значит — получить свежий лесоматериал?» — «Еще бы! — отвечаю. — Не знал бы, так не пришел бы просить вас о помощи». Ну, Петр Иванович стал звонить разным людям по телефону.
И вдруг лицо его просветлело: на проводе у него Natschalnik литейного цеха Владимир Васильевич, и он обещает помочь! «Пошли к нему!»Объяснили, в чем суть дела. Я предложил Владимиру: «Не выписывайте в формовочном отделении нашим пленным оплату за июль. Это вам во как поднимет общую выработку! И выполнение норм, и оплату русским рабочим чуть не вдвое». А нам уже все равно — нам через несколько недель домой, и сколько там денег перечислят потом лагерю, сами понимаете… Тогда уже пусть об этом другие думают, а нам теперь нужны доски. Послезавтра воскресенье 31 июля, так что я могу «закрыть наряд» по литейному цеху хоть сейчас… Владимир Васильевич очень даже доволен таким оборотом дела. Как там в славной русской пословице: «Лика гики mojet»!
Спрашиваю его, когда можно будет получить доски. «Приходи завтра в первую смену, — отвечает. — Вместе поедем за лесом». А сейчас скажут, что «надо это обмыть»… Угадал, конечно. Водка на столе, секретарь несет стаканы, минеральную воду, хлеб и Salo. Пришел и бригадир пленных Карл Гейнц. Рассказал ему о договоренности; конечно, он рад, что его бригада будет причастна к подготовке отъезда. Хоть на день, да скорее…
Выпили за дружбу русских с немцами, выпили за рабочий класс, выпили за любовь. Владимир Васильевич подмигивает Карлу Гейнцу, видно, он что-то про него знает. Ну и что? Главное другое — мы получим доски, а все остальное сейчас уже не имеет значения. Бутылка быстро опустела, начальник стал было посылать секретаря Светлану за второй. Но мы его отговорили. Русские начальники все чаще стали забывать, что мы — военнопленные и что, если нас застанут пьяными, могут быть неприятности. Смена скоро все равно заканчивается, и мы спокойно уходим на станцию. Летние вечера здесь обычно теплые, сегодня даже душно. Или это от выпитого?
Наутро Карл Гейнц едет на завод вместе со мной, обязательно хочет принять участие в поездке за досками. Дождались Владимира Васильевича. Он вызвал по телефону грузовую машину. С нами — еще четверо из бригады военнопленных. Ехали почти час, приехали на склад лесоматериалов. Без особых формальностей подрулили к гигантскому штабелю и стали со всей аккуратностью грузить доски в кузов грузовика. Забили его так, что и щели не осталось. Четырех помощников Владимир взял с собой обратно на завод, а мы с Карлом Гейнцем отправились с добычей в сторону лагеря — на запасные пути, где стоят наши вагоны.
Давно не видел, чтобы Макс так радовался, как сейчас, когда увидел, сколько привезли досок. Скорее разгружать их, укладывать в один из вагонов. Однако доски — это хорошо, но для устройства нар нужны еще и стойки. Уговариваю водителя ехать еще раз на лесопилку, на склад. Он согласился. Там нашли хорошего мастера, который нас понял и разрешил нагрузить машину еще раз — стойками. Он знает, что Владимир Васильевич договорился с начальником склада; значит, все в порядке.
Такого я даже не ожидал. Но раз так, скорее грузиться, водитель нам тоже помог, и — поехали, пока никто не хватился. Спросил водителя, чем мы можем его отблагодарить; мы ведь всего только пленные… Говорит: «Я у ваших пленных видел хорошие рукавицы, мне бы такие…» Вот это я могу! И по дороге к запасным путям мы остановились у лагеря. Побежал на вещевой склад, договорился там, чтобы собрали сверток — пар 30 или 40 рукавиц. Когда водитель грузовика их увидел, он прямо остолбенел: «Это все мне?» И тут же — он готов ехать на склад хоть в третий раз. Что ж, лучше больше, чем меньше, поехали! Прежний мастер был на месте; водитель с ним о чем-то поговорил, отнес ему хорошую пачку рукавиц. И мы загрузили кузов еще раз! По дороге водитель попросил меня, чтобы несколько досок оставили в кузове — ему в хозяйстве такие тоже нужны. Разумеется, да! Без него, водителя, ничего бы у нас не вышло.
Он прощается с нами со словами благодарности. Ведь досок в продаже для частных лиц нет вообще. И если ты не «большое начальство», взять их негде. А так — все довольны. Вот только на ночь к вагонам с досками надо ставить охрану. Мало ли кому может приглянуться такое богатство!
В лагере мы сразу нашли несколько человек, готовых подежурить у вагонов ночью. И только после этого направились к коменданту Максу Зоукопу — докладывать о сделанном. Ночью, конечно, к нашим приставят русского часового, так это уже их забота. А по делу — только лучше, надежней охрана нашего богатства. Весть о досках быстро разнеслась по лагерю, от охотников работать «на вагонах» нет отбоя.