Об этом не сообщалось…

И числом и умением

Не достигая успеха в операциях по внедрению агентуры в крупные штабы советских войск и подразделения, обслуживающие их, руководство абвера стремилось компенсировать просчеты своих разведывательных служб в других местах, главным образом на коммуникациях наших фронтов. Особое внимание уделялось тылам советских войск по линии фронта от Дмитровск-Островского до Волчанска. Они располагались здесь в так называемом Курском выступе.

Забегая несколько вперед, скажу, что в этом был серьезный стратегический просчет абвера. Даже не имея других разведывательных данных (а они у советского командования были), сам факт интенсивной заброски шпионов и диверсантов именно на этом направлении должен был насторожить советскую контрразведку и разведку, тем более что и здесь абвер терпел крупные неудачи. Многие из его агентов задерживались сразу же после их выброски, а некоторые являлись с повинной. Таким образом, мы могли получать данные о проявляемом противником интересе к советским войскам от самих его исполнителей, и даже больше – знать от них обстановку у врага.

Массовая заброска гитлеровских агентов обязывала оперсостав органов «Смерш» быть в постоянной боевой готовности. В оперативно-розыскной работе огромную помощь оказывало нам местное население. Бдительно нёс службу и личный состав постов ВНОС, осуществлявший контроль за воздухом. Да и наши позиции в стане врага, в его разведывательных органах и школах, к весне 1943 г. были несравнимо прочнее, чем прежде.

В большинстве случаев мы знали заранее о времени заброски абверовской агентуры, а иногда и о местах предполагаемой её выброски и даже приметах отдельных агентов. Один случай мне запомнился особенно. В нём как бы сконцентрировалось всё то, чем мы были сильны и что напрочь перечеркивало усилия подручных Канариса.

Мы получили сообщение от нашего зафронтового разведчика (назовем его Оводом) о том, что в ночь на 1 мая 1943 г. готовится выброска шести разведывательно-диверсионных групп в тылы нашего и соседнего Юго-Западного фронтов.

В сообщении Овода также отмечалось, что одна из этих групп может представлять для нас особый интерес. Она состояла всего из двух человек, одетых в форму Красной Армии: капитана и лейтенанта. Диверсанты имели на руках несколько офицерских удостоверений на разные фамилии и предписания, в которых указывалось, что они, офицеры тыла крупного воинского соединения, командируются в населенные пункты для заготовки продовольствия. Тогда нам удалось задержать только три группы. Остальные надо было ещё искать на территории примерно до 600 км по фронту и 200 км в глубину. Поиск начался без промедления, однако в течение двух последующих суток положительных результатов он не дал.

3 мая около шести часов утра «капитан» и «лейтенант» вышли на опушку леса у деревушки Подгорье. Шагах в ста от них двое детей пахали небольшое поле. Девочка лет девяти тащила за собой худую корову, а мальчик лет двенадцати, держась за чапыги однолемешного плуга, старался проложить прямую борозду. Минут через пять пахари и корова совсем выдохлись. Мальчик оторвался от плуга и только тогда увидел неподалеку двух военных. Он что-то шепнул девочке, и та, бросив налыгач, побежала в деревню, а он смело пошел к стоявшим.

– Здравствуйте. Не заблудились, часом?

– Здравствуй, – ответил «капитан». – Всё нормально. А ты кто такой?

– Я – Коля Тургунов. Вон из той деревни.

По логике фашистской разведки такого смелого свидетеля требовалось немедленно ликвидировать. Но, как потом давал показания «капитан», у него от этой мысли «всё внутри перевернулось». Он вдруг особенно остро ощутил, как низко пал, его обожгло чувство стыда перед Родиной и беззащитным мальчишкой. Может быть, теперь и его сын Сергей, такой же босоногий пацан, пашет в Приобье. А он, «без вести пропавший» отец, стал убийцей, верой и правдой служит фашистам. И, сглотнув подкативший к горлу комок, он сказал:

– Мы ищем немецких диверсантов, которых два дня тому назад выбросили с самолета.

– Я так и понял, – ответил Коля. – Вот и послал Наташку в деревню за молоком. Вчера тоже искали здесь диверсантов, но будто бы не нашли. Очень стомились солдаты и заходили в деревню молоко пить.

– Мы тоже устали, – сказал «капитан». – Значит, говоришь, побежала в село за молоком? Это – хорошо! Наша полуторка сломалась, и мы её с водителем и бойцами оставили километрах в четырех отсюда. Будем добираться в часть по железной дороге. Далеко ещё до станции Карповка?

«Капитан» посмотрел на карту в планшетке.

– Это но станция, а полустанок, – ответил Коля. – Станция Карповка не здесь. Она правее. А на этом полустанке поезда не останавливаются и вы не сможете там сесть на поезд.

– Ничего, попросим начальника полустанка, он остановит.

Молчавший до этого «лейтенант» включился в разговор:

– А может, у вас в колхозе есть какая-нибудь машина? Доедем на ней до Острогожска, а там заправим и возвратим. И ты поехал бы с нами.

– Нет в деревне машин. Да и правление колхоза находится в соседнем селе Тристенки. Здесь живет только одна бригада колхоза. Сейчас она на дальнем поле. Сеют просо. А вот мы с Наташкой пашем под огороды.

Коля глубоко вздохнул и продолжал:

– Мужики все на фронте. Многих убили. Погиб на фронте и наш отец…

По полю от деревни шли девочка и старуха, опиравшаяся на палку. Девочка несла крынку. Они подошли и поздоровались. Коля взял у сестренки крынку с молоком и подал «капитану». Тот жадно стал пить. Потом передал крынку «лейтенанту». «Капитан», обращаясь к девочке, похвалил молоко. А старуха спросила:

– Кто же вы, родненькие, будете и откуда идете?

За военных поспешил дать ответ Коля:

– Они ищут немецких диверсантов, сброшенных с самолета. У них сломалась машина, и они теперь идут на полустанок, чтобы там сесть на поезд.

Бабушка осведомилась:

– Нашли ли извергов? Говорят, что у немцев в диверсантах служат какие-то русские. Неужели такое может быть?

– Нет, бабка, мы пока не нашли диверсантов, – ответил «капитан».

– Плохо. Вчера тоже искали и не нашли, – сказала бабушка. – А вам не приходилось на фронте встречаться с Тургуновым Петром Алексеевичем, моим сыном, а вот их отцом. – Старуха показала на детей. – Уже второй год не имеем от него весточки. Кто говорит, что погиб, а кто – пропал без вести.

– Нет, бабка, мы с Тургуновым не служили и на фронте не встречались. Спасибо за молоко. Ну, лейтенант, нам пора. Пошли, – заспешил «капитан».

«Лейтенант» поднялся с земли и молча побрел по полю в сторону полустанка. «Капитан» направился следом.

Как он потом утверждал, после этой встречи ему до боли хотелось пристрелить идущего впереди «лейтенанта».

Николай, как только военные отошли подальше, затараторил:

– Бабуля, так это и есть те диверсанты, которых ищут. Мне вчера офицер обрисовал их приметы. Я побегу в Тристенки к деду Акиму. Офицер сказал, что, если встречу похожих, надо немедля сообщить в сельсовет деду Акиму. А он уже знает, что делать дальше.

– Ты, Николка, часом, не очумел? – перекрестилась старуха. – Откуда тебе известно, что это немецкие диверсанты? Диверсанты постреляли бы нас, а эти поговорили задушевно. Да и пошли они не в лес, а на станцию.

– Бабуня, ты смотри, – настаивал Николай, – они ищут диверсантов, а не знают ни названия нашего села, ни полустанка. И лейтенант сказал, что если бы у нас в селе была грузовая автомашина, то они поехали бы на ней в Острогожск и меня с собой взяли. По-моему, они толком даже не знают, где находится Острогожск. А разве можно искать и ничего этого не знать? Да и то, что Наташка побежала домой, я заметил, их напугало. И обмундирование, и планшетки у них новенькие: не такие, как у наших вчерашних. Ей-богу, они. Те, которых ищут… Так я побегу.