Об отце Илье

10 января 2000 года

• Новый год с о. И. и всеми Шмаиными. Мы с ним как-то тронуты отречением Ельцина, остальные не слишком. Потом о. И. рассказал нам про бунт в лагере. Заговорил он об этом потому, что Марьяшка сыграла сольного Баха, и о. И. вспомнил, как его учитель и друг играл ему “Чакону” в ночь перед штурмом и рассказывал о ней. Все это в видоизмененном виде есть в книге Федорова “Бунт”, но я все-таки запишу рассказ самого о. И.

Итак, во-первых, надо понимать, что заключенный может пребывать в трех состояниях: 1) в тюрьме, 2) под конвоем, 3) в лагере. В тюрьме большая несвобода: нельзя лежать днем, подходить к окну, к двери и т.д. Несвобода конвоируемого еще больше: шаг вправо, шаг влево считается побегом, вологодский конвой шутить не любит. В пределах же лагеря — почти полная свобода: можно спать ночью, а можно гулять по лагерю, есть магазин, даже симфонический оркестр. “А зачем там оркестр?” — спросил я. “А зачем вообще симфонический оркестр, ты знаешь?” Во-вторых, начальство действует согласно должностным инструкциям и не вправе их менять. Есть инструкция, что никто не имеет права входить в лагерь с огнестрельным оружием (вероятно, чтобы не отобрали), и никто не входит. Есть инструкция, что заключенных нельзя оставлять совсем без еды, можно лишь перевести их на штрафной паек. И еще много чего.

После смерти Сталина в лагере во многих отношениях стало лучше (хлеб оставался на столах), кое-кого начали освобождать, но появилась нервность, которой раньше не было. И вот однажды к ним в лагерь проникли пятеро молодых (от восемнадцати до двадцати двух лет) бандитов — убийц, приговоренных к смертной казни и сбежавших из соседнего лагеря. (Лагеря были устроены таким образом, что, сбежав из одного, ты попадал в другой.) На лагерном пункте, где находился о. И., было примерно две тысячи человек, и эти пятеро сумели их моментально терроризировать. Половина сидевших успела повоевать, и они-то испугались первыми, распознав настоящую опасность. За десять дней своего правления бандиты казнили восемнадцать человек, причем самым кровавым образом — многих четвертовали.

“Завтра на работу никто не идет!” Остальное хорошо описано у Федорова: “Дайте нам женщин, и мы будем работать”, приезд министра лесной промышленности (“Мы будем говорить только с теми, кто на портретах” — т.е. с Хрущевым, Маленковым, Булганиным и т.д., Берию уже расстреляли), штрафной паек и, наконец, — на десятый день — штурм. О. И. играл в оркестре на контрабасе; оркестр, по замыслу Седого (главаря бандитов), должен был стоять сбоку от ворот и играть Интернационал (к счастью, приказа играть так и не последовало). Ворота сломали, и в лагерь вошли совсем молоденькие солдатики с автоматами, видно было, что им безумно страшно. Бандиты загораживались другими зэками, в руках у них были ножи, которыми они их при попытке освободиться закалывали. Всего при штурме погибло больше ста человек. Остальных вывели на лед, быстро обыскали, превратили в конвоируемых, потом отправили в тюрьму, а оттуда обратно в лагерь.

По мнению о. И., этот бунт и штурм — образ того, что происходит в наше время в Чечне. Очень небольшая группа бандитов терроризировала мирных чеченцев (террор направлен всегда в первую очередь на своих), неповоротливая армия действует в рамках должностных инструкций (т.е. бездарно), гибнет очень много людей. Есть тут, конечно, и прямое предательство в Москве, и арабские страны, и Запад. Но о политике я совсем не собирался писать. В доме Шмаинов антизападные разговоры о. И. называются разговорами на букву “З”.

• Совпадение хочу и хочется составляет цельность. А цельность = святость? Высказал это о. И. Он: цельность — одна из черт человеческой святости, но даже абсолютная цельность необязательно говорит о святости, пример — Кармен. Еще: совпадению хочу и хочется можно научиться упражнениями, а состраданию нельзя.

16 марта 2000 года

• Болезнь о. И. (его вопрос: “Ты не разорился? Что-то ты стал очень человечен…”). И только в Прощеное воскресенье к нему, кажется, полностью вернулась мощь. Отдельно записать наш разговор о Боге трансцендентном и имманентном, о Его милосердии. И “Плачу и рыдаю, егда помышляю…”. И то, что о. И. ненавидит смерть. Замечание матери Христины, немки, со слезами, о том, что он — еврей и может спорить с Богом, а она боится. И крик его на Машу о том, что он ненавидит модных людей с их модными болезнями: “Почему надо болеть наркоманией и СПИДом?”. И вчерашняя коротенькая проповедь, после литургии преждеосвященных Даров: “Я очень устал и не знаю, что говорить, но и без слова вас оставить не могу. Вы, присутствовавшие в храме эти три первых дня Великого Поста, почувствовали, что в мире что-то изменилось. Зло уже не торжествует стопроцентно, хотя и находится в самой сердцевине этого мира. Но не бойтесь, ибо, как сказал Христос: „В мире будете иметь скорбь; но мужайтесь: Я победил мир””.

11 июля 2000 года

• 3 июля я стал Васькиным отцом. [Вася — сын моей покойной сестры] Господи, дай справиться! Постановление Черемушкинского народного суда по-своему прекрасно:

Удовлетворить заявление Осипова Максима Александровича об установлении усыновления Введенского Василия Михайловича, 1987 года рождения, уроженца города Москвы. Признать последнего сыном Осипова Максима Александровича и считать его Осиповым Василием Максимовичем, 1987 года рождения, уроженцем города Москвы.

Странно, что у Церкви нет на этот случай обряда. Анна [Шмаина] говорит, что есть братание у греков. И только один о. Илия сказал, что служба усыновления (всыновления) существует, и текст ее находится в Дополнительном требнике. Служба эта была не то чтобы запрещена, но сильно не рекомендована дореволюционным Синодом: видимо, таким образом некоторые помещики усыновляли своих незаконнорожденных детей, а потом возникали имущественные споры, кровь и слезы и т.п. Ну а теперь почему ее не служат? Вероятно, потому, что церковный человек не должен разводиться или второй раз жениться, заводить внебрачных детей, а следовательно, и потребности в усыновлениях возникать не должно. 13 октября (совпало — это 9-я годовщина моего крещения) о. И. отслужил этот чин. В тот момент я текст молитв не воспринимал. Запомнил только Трисвятое, которое я прочел очень высоким голосом (по крайней мере на октаву выше обычного), Ваську, стоящего спиной к алтарю в Царских вратах (он уже тогда был выше меня ростом), а затем опускающегося передо мной на колени, свой огромный осенний ботинок, который я осторожно ставлю ему на шею, трехкратный поцелуй и свой возглас: “Днесь сын мой еси ты, аз днесь родих тя”, испуг, поздравления присутствующих, ощущение события — того, что уже не отменишь решением нарсуда. От этого попрания шеи ногой и потом восставления и поцелуев дохнуло каким-то IV веком и правдой.

10 ноября 2000 года

• О. И. о жене Лота: Бог ее не наказывал, он только предупредил, что то, что она увидит, оглянувшись, превратит ее в соляной столп.

• О. И.: События в ветхозаветном Раю развивались вне времени, но какая-то последовательность у них все же была.

• Не путать раскаяние с покаянием советует нам о. И. Иуда тоже раскаялся. А покаяние — это путь к Богу. В связи с этим — еще о постмодернизме. Состояние все-уже-сказанного известно еще Екклесиасту. Но он от земли поднимается к Богу, а постмодернисты — к пустоте.

15 декабря 2000 года

• Шафаревича о. И. всегда сравнивает со Ставрогиным. Говорит, что когда-то Шафаревич был надеждой России. А мне кажется, что его путь вообще характерен для математика, занявшегося гуманитарными проблемами. То же — у Фоменко. Что математики делают, когда решают заняться новой областью, например, топологией или там логикой? Наверное, спрашивают у знающих людей, какие две-три книжки почитать, читают, думают, получают результат, потом его защищают, т.е. убеждают окружающих, что это интересно, красиво. Так и тут: посоветовали Шафаревичу прочитать Библию, “Протоколы сионских мудрецов” и, например, Иоанна Кронштадтского. И пошло-поехало.

5 апреля 2001 года

• О. И. говорил о решении проблемы у мальчиков лет пятнадцати—шестнадцати, которые думают, что ни одной женщины у них никогда не будет. Тело твое просто прошу, / как просят христиане: / Хлеб наш насущный / даждь нам днесь. Надо, чтобы женщины лет двадцати пяти—тридцати были готовы пожертвовать собой и им дать, а потом понять, что он уже не тот, что был до решения проблемы, отказаться от любви к нему и т.д. И чтобы подруги не осуждали ее.

• У А., дочери М., очень рано наступило половое созревание: обычное женское началось в десять с половиной лет. В четырнадцать она уже совсем не давала жить ни себе, ни окружающим. Я спросил у о. И., что бы он посоветовал. Он посоветовал одевать ее как молодую женщину, и хорошо бы у нее появился один возлюбленный немного старше нее. “Но сам я этого высказать не могу, она не поймет, как священник может давать такие советы, так что пусть это исходит от тебя. — Я засмеялся. — Ты тоже не понимаешь? А ты что предлагаешь?”. Я что-то стал бормотать про гандбол, но к спорту о. И. равнодушен. Ничего я, конечно, М. не передал, но и без нас все устроилось наихудшим образом.

• О. И.: Я все-таки надеюсь, что ада не будет.

Я: Ни для кого?

О. И.: Нет, для тех, кто отвернется от Бога, он, конечно, должен быть оставлен, должна ведь быть свобода.

Я: (излагаю мысль Вл. Антония о том, что то, что для одних рай, может стать для других сущим адом, например концерт классической музыки).

О. И.: Да, говорят ведь, что Божественная любовь грешников обжигает.

Я: Ну а что будет с…

О. И.: С Ч-ским (убийцей)? ну, представь себе, что человек долго-долго горит в огне…