Обагренная Русь

Однажды вечером дружина наехала на лежащего возле обочины, полузанесенного снегом старика. Спугнули севшую ему на голову ворону. Птица противно каркнула и перелетела на ветку.

Звездан спрыгнул с коня, потряс старика за плечо. В обледенелой бороде еще теплилось живое дыхание. Старик разлепил опущенные инеем ресницы.

— Да, никак, это ты, Кощей? — присел перед ним на корточки Звездан.

Лекарь не сразу узнал дружинника. Долго смотрел на него, не мигая. Потом застонал и повалился набок. Звездан подхватил легкое тело Кощея, перенес его к костру. Еще бы немного — и не застали его в живых.

Лекаря укутали в шубы, напоили отваром целебных трав. Воспрял Кощей, обрел дар речи. И еще одну печальную историю услышали дружинники из его уст.

— Так худо никогда еще не бывало в Новгороде, — сказал он. — Иное и в жутком сне не привидится. До того дошло, что не только псы, но и люди стали пожирать трупы. Спешите, братия, не то скоро совсем опустеет город — некого будет вам спасать.

Крепкую удавку изготовил для новгородцев Ярослав — такой удавкой не брал их за горло даже Всеволод. Загнали коней Мстиславовы дружинники, себя тоже не жалели. И не встречали их ни колокольным звоном, ни радостными криками — сил не было у жителей взглянуть на прибывшего к ним на выручку князя.

Тишина стояла на улицах и во дворах. Только возле одной избы раздавались веселые голоса.

Мстислав удивился:

— Это по какому случаю праздник?

— Ярославов наместник Хота Григорьевич дочь свою выдает за боярина Будимира, — сказали ему.

Гневом распалился Мстислав, пустил коня своего вскачь, въехал в распахнутые ворота. Дружинники заполнили двор, слуги попрятались кто куда.

Пьяный Хота вышел на крыльцо:

— Это кто посмел беспокоить меня на пиру?

— Протри очи, боярин, — сказал Мстислав с коня. — Что-то забывчив ты стал. Али не признал своего князя?

Хмель бушевал в голове у Хоты, все ему было нипочем. И принялся он ругать Мстислава последними словами:

— Никто тебя в Новгород не звал. Возвращайся, откуда приехал. А мой князь — Ярослав Всеволодич.

— Хватайте его! — приказал Мстислав дружинникам. — И всех, кто в его избе правит пир, хватайте и везите ко мне на Городище.

Дружинники кинулись к Хоте, связали его и бросили в возок. Другие хозяйничали в избе, вязали и выкидывали во двор гостей.

Мстислав высился над копошащейся пьяной кучей, говорил с коня:

— Вот до чего вы дожили, бояре: на кладбище, в

кое превратили улицы Новгорода, справляете гнусный пир. Так знайте — никому из вас не будет пощады.

Тут приволокли и бросили на снег рядом с боярами тщедушного человечка.

— А этот почему не вязан? — спросил Мстислав.

— Не боярин я, — завопил человечек, на четвереньках подползая к Мстиславову коню.

— Не боярин, так почто на пир зван?

— Гусляр я... Якимушкой меня кличут.

— Хоть и гусляр ты, а в страшную годину и тебе не место на боярском пиру.

— Не по доброй воле я, а по принуждению...

— Не слушай его, княже, — мрачно сказал с возка протрезвевший Хота. — Вели вязать, как и всех. Служит он Ярославу, а ко мне приходил с доносом на своих соседей: держатся, мол, они противной тебе стороны. Так не кинешь ли их в поруб, а мне бы отказал соседову избу...

Якимушка побледнел, задрожал, бежать хотел, но на отмороженной ноге далеко не ускачешь. Связали и его, придвинули к общей куче.

— Хорошо ты придумал, Хота, — сказал Мстислав. — Сразу всех ваших я и взял — меньше будет забот.

— Ишшо как обернется, — хмуро ответил Хота. — Новгородцы нынче худые тебе помощнички — ни одному из них и меча-то в руке не удержать, а у Ярослава большое войско.

— О том не печалуйся, — усмехнулся Мстислав. — Не одним числом города берут, а со мною святая София.

В тот же день он собрал у себя на Городище оставшихся в живых преданных ему бояр и думцев. Стал советоваться с ними, что делать дальше. Бояре были растеряны.

Князь будто по книге читал их мысли:

— Оробели, бояре?

— Да как не оробеть? — отвечали те. — Дружина твоя невелика, а больше помощи ждать неоткуда.

— Миром бы поладить...

— Уговорить Ярослава...

— В чистом поле нам его не одолеть...

— Ты бы к брату своему двоюродному Владимиру послал в Смоленск.

О брате и Мстислав подумывал и уже грамоту ему отписал и отправил со Звезданом. Но до Смоленска не рукой подать, а Ярослава жди со дня на день.

— Хорошо, — согласился князь с боярами. — Пока надумает Ярослав, и мы соберемся с силой. Давайте снаряжать посла.

Был Мстислав на подъем скор, но ежели надобилось, так и ждать умел.

Послали в Торжок священника (самого смирного выбрали), и на словах он должен был сказать Ярославу от имени новгородского князя:

— Кланяюсь тебе: мужей и гостей, коих у себя задерживаешь, отпусти, из Торжка выйди, а со мною любовь возьми.

Надежд на то, что Ярослав послушается его, было мало. Но время Мстислав выиграл. Звездан вернулся из Смоленска и сказал, что Владимир Рюрикович с ним.

Скоро возвратился и посланный в Торжок священник. Принесенные им вести были печальны: Ярослав продолжал гневаться и на мир с Мстиславом не шел. А всех задержанных у себя новгородцев велел вывести в поле, заковал в железа и отправил по своим городам. Имение и лошадей их роздал дружине.

Мстислав кликнул вече на Ярославовом дворе.

— Пойдемте искать свою братью и землю, — сказал он народу, — чтоб не был Торжок Новгородом, а Новгород — Торжком, но где святая София, там и Новгород. И в силе бог, и в мале бог да правда!

2

Весь север Руси пришел в движение.

Святослав Всеволодич осадил Мстиславов город Ржевку, где от него отбивался с сотнею воинов посадник Ярун. Новгородский князь двинулся на помощь осажденным. Святослав бежал, Мстислав занял Зубцов, и здесь, на реке Вазузе, его настиг с подмогой Владимир Рюрикович смоленский. Путь на Торжок был открыт, и нетерпеливые бояре, собравшись на совете, стали торопить Мстислава:

— Идем к Торжку, покуда Ярослав не совсем опустошил новгородскую землю.