Обаламус

— Я тут почитаю немного, а то уж больно интересно: чем у них там с индейцами закончится… — он раскрыл книгу и уткнулся в нее носом.

Наступила благодатная тишина.

Вода обтекала колени ледяными ручейками. Ступням, попавшим в нее раньше, было уже не холодно. Я глубоко вдохнул, вытянул руки и плюхнулся головой вперед в текущую воду. На какое-то мгновение стало зябко, но это скоро прошло. Вынырнув на поверхность, я некоторое время плыл брассом, затем перевернулся на спину… Прямо надо мной начало формироваться кучевое облако. Сначала оно было похоже на кусочек шевелящейся сахарной ваты, затем немного подросло и стало напоминать громадную подушку с размытыми краями, потом выросло ещё больше и превратилось в самое обычное облако, каких я видел уже тысячи… Вот так и звери, и птицы, и люди! Пока маленькие — все симпатичные, а как повзрослеют… Купаться почему-то расхотелось, я перевернулся на живот и поплыл к берегу.

Пока любовался облаком, течение унесло меня метров на триста, пришлось топать по песку обратно. Потом в воду вошел Гена, а я остался загорать. Так мы плескались до самого обеда. В Дом отдыха притащились прямо с пляжа. И здесь нас ждал сюрприз. Неприятный.

Объявление на дверях столовой гласило: «Всем отдыхающим и прикрепленным лицам после обеда надлежит проследовать в медпункт (в административном корпусе) для сдачи анализов в связи с опасностью заболевания дизентерией». Мы с Геной переглянулись и вошли внутрь. Наши уже были на месте.

— …Заболели двое из предыдущей смены, — ответил на чей-то вопрос Михельсон. — Скорее всего, никакого отношения к Дому отдыха это не имеет, но эпидемиологи действуют, как им положено. До обеда прогнали через мелкое сито весь персонал, сейчас начнут проверять отдыхающих и нас вместе с ними.

— Но ведь мы у них официально нигде не числимся, так может нам и не надо? — сказал Гена, ему очень не хотелось на анализы, остальным — тоже.

— Нет! — решительно пресёк нежелательные настроения Алексей Исаакович. — Сейчас дожевывайте и собираемся у крыльца. В медпункт идем все вместе. Надо успеть раньше отдыхающих, а то до ужина в очереди проторчим.

Вот змей! Слабая надежда увильнуть от неприятной процедуры растаяла, как туман поутру. Впрочем, он прав, с эпидемиями шутки плохи.

Мы успели проскочить в первых рядах и тут же забыли о дурацкой истории с медпунктом, но дело на этом, увы, не закончилось.

Продолжение последовало в пятницу, когда на двери столовой появилась новая бумажка: «Результаты анализов вывешены на доске объявлений в помещении медпункта». Михельсон отправил всех нас обедать, а сам ушел туда. Вернулся мрачный, неразговорчивый. И объявил, что мы с Геной в списке на госпитализацию. Сразу после обеда медики выпишут направление в стационар. Потом подумал и добавил:

— У них в районной с местами туго. Договорились, что направят в Москву, на Соколиную Гору. Это хорошая клиника, я знаю. Туда доедете на нашей служебке, которая должна сегодня продукты в лагерь доставить. Да, документы не забудьте: направление выдают по предъявлению паспорта.

Когда через три часа служебная «Волга» прибыла из Москвы в лагерь, мы с Геной уже увязали рюкзаки и сидели за столом. Чувствовали себя вполне нормально, но всё равно было немного не по себе. Где-то внутри организмов вел свою разрушительную работу невидимый коварный враг.

15

Вопль раздался совершенно неожиданно. Было похоже, что кому-то на ногу уронили… Ну, очень тяжелый предмет. Мы с Геной вскочили, как по команде, и посмотрели туда, откуда кричали. А там, перед входом в командирскую палатку, переминался с ноги на ногу насмерть перепуганный деревенский паренёк. Обеими руками он прижимал к животу квадратный кусок пенопласта, обмотанный длинным шпагатом. На поплавке, а это мог быть только он, чуть ниже шпагата отчётливо виднелась надпись: «охраняется государством». Раскрасневшийся Михельсон подскочил к нам разъяренным тушканчиком. Он был одновременно и смешным, и немного страшным.

— Геннадий, ты каким узлом трос к прибору привязал?

— Простым… Морским… Как вы велели…

Михельсон пошарил в кармане штормовки, вынул оттуда разорванный шнурок от ботинка и протянул его моему приятелю.

— А ну-ка покажи, как я велел!

— Вот так…

— Идиот, кретин, дубина стоеросовая! Этот узел называется «бабьим»! «Бабьим», а не «простым», и он ничего не держит! Смотри! — Алексей Исаакович дернул концы связанного Геной шнурка, и они разошлись без особого сопротивления.

К этому времени у командирской палатки, привлеченные начальственным воплем, собрались уже все жители лагеря. Михельсон повернулся к совершенно ошалевшему парнишке, продолжавшему сжимать в руках поплавок.

— Папа сказал, Вам… Ваше это… Отнести… — больше ничего выговорить у него не получилось, и парень замолчал.

— Спасибо, — Михельсон уже пришел в себя. — Передай папе спасибо, если бы не ваша помощь, была бы полная… Всё было бы значительно хуже… Совсем всё плохо было бы… А так есть надежда… На благополучный исход.

— Ага… Я передам, до свидания, — парень заулыбался, сунул в руки стоящего рядом Жоши поплавок и побежал по тропинке.

Алексей Исаакович внимательно оглядел всех собравшихся.

— Здравствуй, Семен Степанович, — сказал он водителю «Волги». — Груз сдашь Георгию. На обратном пути завезёшь Александра, — кивок в мою сторону, — и это… — взгляд на Гену, — проклятие народа Израилева в больницу на Соколиной Горе… Знаешь её?

— Знаю, у меня там тёща рядом… — начал было водитель.

Но тут Гена вздернул подбородок и отчеканил:

— Я не еврей!

— Зато я еврей, — грустно произнёс Михельсон. — Да ещё и американский, что по понятиям этой страны означает: еврей в квадрате. И теперь я должен придумать, куда мне из этой ж…пы выплывать, и как потом отмываться… Да, Степаныч, — остановил он двинувшегося за Жошей водителя. — Без меня не уезжай, письмо для Упорова на кафедру отвезёшь.

— Добро, Лексей Исакич.

Михельсон нырнул в палатку, а мы двинулись к машине.

16

Не успела «Волга» проехать и десяти минут, как Семен Степанович недовольно кхекнул, свернул на обочину и заглушил двигатель.

— Приплыли, похоже, едрёна шишка! — беззлобно ругнулся он в ответ на мой недоуменный взгляд и стал вылезать из машины.

Я тоже вышел, а Гена остался. Он был расстроен и обижен на всю вселенную. Водитель оказался прав. Левое заднее колесо стояло на ободе.

— Запаску будем ставить? — помогая вытащить рюкзаки из багажника, спросил я.

— Её я по дороге сюда поставил, теперь нужно камеру менять, — тоскливо сообщил водитель. — Да что ж сегодня, япона попона, за день-то за такой?! Второй ведь уж гвоздь на этом долбаном проселке!