Обаяние зла

Лишь более десяти лет спустя Джонни узнал, что огласке ситуацию придала не сама Моника, а её подруга по фамилии Триппер (или что-то в этом роде), записавшая откровения Левински. Конечно, когда это открылось, Джонни испытал неловкость, что тогда дезинформировал людей. Однако сделал для себя два любопытных вывода:

– У подруги Моники прям-таки говорящая фамилия, раз она дрянь такую разносит, пусть и на словах;

– Вот чего стоит женская дружба у пиндосов!

В своих рассказах Джонни неоднократно отмечал наличие у Джой собственного мнения по многим вопросам, особенно, как и подобает феминистке, прав женщин в отношениях с мужчинами. И как она была готова его отстаивать с большим объёмом виртуальной пены у рта, даже если толком не ориентировалась в теме. Главное, что у неё было своё видение ситуации, и она имела на него право. Джонни же в подобных случаях, как правило, тушевался и комплексовал.

Поскольку Джонни постоянно о чём-то думал, у него было собственное осознанное мнение по многим вопросам. Однако стоило ему сформировать подобным образом собственную позицию, как где-то в СМИ выступал какой-нибудь враждебный его взглядам заслуженный деятель, излагавший противоположную позицию. При этом пригласившие деятеля журналюги старательно подчёркивали, какой их гость семи пядей во лбу, в каких институтах он кончал и в каких академиях теперь член. И Джонни, который среднюю школу-то с горем пополам закончил, чувствовал себя ужасно, сравнивая себя с их докладчиком. Словно ему только что убедительно продемонстрировали, что у него всего пять сантиметров, а у того парня – двадцать пять. Потом, это же не какое-то субъективное восприятие, а скорее что-то вроде «а вот линейка»,- не поспоришь! У того профессора околовсяческих наук были дипломы, звания, награды. А у Джонни только его пять сантиметров, окаянный гнилой обрубок мозга.

И тогда Джонни сделал для себя важный вывод. Словно несуществующая виртуальная заокеанская подруга научила его великой жизненной мудрости. Теперь он не собирался тушеваться и стесняться своих идей. Он не хуже тех, что учились во всяких там институтах.

Вон, Карл Маркс и дедушка Ленин закончили университеты как заочники, что сейчас вообще никак не котируется. Зато их идеи на продолжительное время полмира раком поставили. По крайней мере, шестую часть суши точно. И Джонни был уверен, что идеи социальной справедливости всегда будут живы в сердцах людей доброй воли.

Джонни также прекрасно осознавал, что обыватели в основном оценивают идеи не по их внутренней ценности, а на основании того, от кого они исходят и в соответствии с текущей модой. А потому... Конечно же, Джонни не умел, не любил и не хотел говорить людям неправду. И в то же время, пытаясь обеспечить себе в их глазах хоть какую-то стартовую площадку для наработки авторитета, рассказывал им о том, что не только окончил университет, но и защитил кандидатскую диссертацию. Вот и в этот раз он рассказал Наталье Владимировне, что получил естественнонаучное образование, но впоследствии увлёкся человеческой психикой и осознал большую актуальность знаний в этой сфере в условиях текущей российской реальности. Рассказ о научно-техническом образовании имел тот плюс, что вряд ли какая девица захочет проверить его знания, скажем, в области физики,- цинично думал про себя Джонни.

И действительно, даже претенциозная Наталья Владимировна не посмела усомниться. Напротив, она горячо поддержала разговор, заявив, что многие её знакомые – инженеры и физики пошли получать второе высшее по психологии. Здесь важно отметить, что, как и многие другие далёкие от этой сферы люди, Наталья Владимировна отождествляла психология = клиническая психология. Далее она отметила, что, согласно её наблюдениям, эти люди пошли в психологию вовсе не из-за какой-то особой перспективности или прибыльности этой профессии (хотя именно это Наталья Владимировна как раз могла бы понять и оценить!). Скорее, по её циничному замечанию, на этом этапе своей жизни они явственно осознали наличие у них серьёзных проблем. И потому пошли в психологию в надежде поучиться, а заодно и подлечиться. Однако, по язвительному замечанию Натальи Владимировны, адекватности им это явно не добавило. После чего она выразила презрительный скептицизм относительно способности эффективно помогать другим у тех, кто даже не в состоянии толком на собственном чердаке бардак разобрать и тараканов оттуда вытравить.

После своего рассказа про иностранных девушек Джонни вначале чувствовал себя гордо. Как-никак, он убедительно (по крайней мере, так ему представлялось) аргументировал, что он ничем не хуже пиндосок, а потому некоторые из них даже настойчиво искали общения с ним. Конечно же, только виртуального, но какие ещё могли быть варианты, учитывая расстояния порядка десяти тысяч миль, отделявшие его от (воображаемых) интернет – подруг?

Однако рассуждения Натальи Владимировны относительно неадекватности некоторых её знакомых вызвали у него ему неприятное чувство. Джонни ощущал его как шлепок. Не моральную пощёчину, к счастью, но скорее как лепёшку дерьма, гулко приземлившуюся в его огороде. И теперь от него зависело, сможет ли он использовать данный материал как удобрение для взращивания новых идей. Либо вляпается по полной, надолго окутав себя смрадом негативных эмоций. Увы, как обычно случалось в жизни Джонни, в итоге реализовался второй, безрадостный, дерьмовый вариант. Однако пока Джонни об этом ещё не знал, а лишь старался внимательно слушать собеседницу. Впрочем, сосредоточиться у него также обычно плохо получалось, ввиду неспособности постоянно присутствовать «здесь и теперь» со своим собеседником и не начинать попутно блуждать в своих мыслях.

Тем временем Наталья Владимировна проводила критический разбор своих бывших кавалеров. Она словно разложила перед Джонни каждого из них по косточкам. Картина, открывшаяся в результате его мысленному взору, произвела на Джонни тягостное впечатление. Конечно же, весьма неприятным было (впрочем, вполне предсказуемое) осознание того, насколько несостоятельным был он сам как (потенциальный) кавалер на фоне бывших женихов Натальи Владимировны, отвергнутых ею. Мало того, что в плане достатка и внешности Джонни был на их фоне нищим уродом, так он являлся ещё и изгоем! Всем существом своим Джонни ощущал презрение со стороны Натальи Владимировны, когда та вопрошала, обращаясь к нему: мне же важно знать, как ты реализован в социуме, верно?

Однако помимо неприятных ощущений по поводу своей сравнительной ущербности как (номинально) мужчины, ещё более странное чувство вызвала у Джонни своего рода прижизненная психологическая аутопсия, которую Наталья Владимировна выполняла по очереди на своих бывших. Одном, другом, третьем... Эта процедура вызвала у Джонни удивительные ассоциации. В детстве он очень интересовался машинами (а также поездами; но не самолётами из-за очень сильного страха перед авиакатастрофами). В своих мечтах он тогда стильно разъезжал на большом автомобиле со своим воображаемым другом и девочками из пионерского лагеря, которые ему нравились (хотя они, разумеется, не могли ничего знать о своих воображаемых поездках). У него был, кажется, ЗИЛ. Не грузовик, разумеется, а легковой автомобиль представительского класса, как у Леонида Ильича Брежнева.

Потом Джонни стал старше и утратил интерес к машинам. Тем более, возраст заставлял его смотреть на вещи реальнее. И понимать, что ему не светит когда-либо купить себе автомобиль. Приличный, то есть, не Запор или убитый горем ТАЗ-копейку в Южном порту. Его стала больше интересовать аудиотехника. Джонни любил читать в журналах обзоры Hi-Fi компонентов. А также элитной техники класса Hi-End, на которую у него особенно обильно текли мысленные слюни ввиду её недоступности для него по чисто финансовым причинам. В реальности же Джонни приходилось слушать музыку как в одиночку, так и когда собирались у него всей задротской компанией, на его более чем скромной технике с гордым советским названием «Пионер». Да и то из-за денежных сложностей ему приходилось покупать составляющие постепенно: проигрыватель компакт дисков, кассетную деку, колонки, усилитель. И лишь потом он сумел приобрести ещё одну кассетную деку, дабы иметь возможность переписывать любимую музыку с кассеты на кассету и делиться ею с единомышленниками (точнее, единомышленницами) из других городов, с которыми он переписывался по почте.

Теперь же, слушая Наталью Владимировну, Джонни не мог не поймать себя на мысли о том, насколько те чувства, которые он испытывал к своей музыкальной технике, были сильнее той якобы любви, которую Наталья Владимировна испытывала к своим молодым людям. Ведь она только что изобразила перед ним нечто наподобие бездушного журнального обзора функциональных характеристик нескольких биологических агрегатов, бывших некогда её кавалерами. Справедливости ради, Наталья Владимировна видела в них отнюдь не только недостатки. Она была достаточно умна, чтобы понимать: не в её интересах было однозначно плохо отзываться о своих молодых людях. Ведь только дуры встречаются с полными неудачниками! Она же скорее сокрушалась о том, что её молодые люди оказались всего лишь “hi-fi”, а не “hi-end”, как ей очень хотелось бы.

Джонни не выдержал, и сказал, даже не язвительно, а скорее удивлённо: Ты так информативно рассказала о плюсах и минусах своих молодых людей с чисто прагматической точки зрения. Но как же эмоции? На это Наталья Владимировна уверенно ответила, что с каждым из этих молодых людей её связывали сильные чувства. И принялась рассказывать Джонни о том, какие эмоции она испытывала, видя автомобиль одного молодого человека, или вспоминая, какая у другого была обувь. Ответ Натальи Владимировны ошарашил Джонни. Ведь в соответствии с его наивными романтическим представлениями, даже самая меркантильная сучка из интернета в ответ на подобный вопрос должна была рассказывать про то, какие у её молодого человека замечательные глаза, какая улыбка и т.д. Джонни не мог не подумать о том, что если бы он в итоге выбрал фетишизм как способ сексуальной самореализации (собственно, в некоторой степени он так и поступил в итоге много лет спустя), то для него на первом месте были бы туфли, чулки и т.д. Но зачем эта молодая, привлекательная женщина, у которой были вполне реальные отношения с мужчинами, ставила своё поклонение Мамоне впереди живых, человеческих чувств... этого оно просто не мог понять. Хотя возможно, это как-то помогало ей быть «в формате», девушкой, у которой «всё ОК», интересной многим, в отличие от него, изгоя, непризнанного гения, отвергнутого практически всеми.