Объединяй и властвуй. Том I
Шрифт:
«Да-а-а, твоя служба не будет забыта».
Мы понеслись вперёд — с грохотом и скрежетом, сквозь туман и темноту. Позади нас непрерывно что-то рушилось, стучало, гремело… Змею было пофиг — он снова лез в мою голову:
«Истребитель никогда ни знал ни чести, ни мудрости, ни великодушия. И теперь он покусился на мои жертвы, отобрал моих Жриц. Мне нужны все силы, смертный. Все. Я выберусь из Утопии, и сам сражусь с Орилебом. А ты — послужишь этому».
Я ощутил, что мы резко начали подниматься вверх. Пара секунд — и стал виден стремительно приближающийся потолок. Блинк!
Я
Вверху загрохотало, я ругнулся сквозь зубы и накинул Багряную твердь. Вовремя — по спине долбануло камнем, тут же прилетело в плечо, по касательной задело голову… Сцуко!
Держался я, впрочем, мёртвой хваткой: падать в непроглядном тумане чёрт знает где, мне чертовски не хотелось.
«Умри, смертный, стань ступенькой на моём пути к освобождению Острова от тирании безумца. Жизнь вернётся сюда — а ко мне вернутся мои жертвы. Я не позволю Орилебу стать богом, и сделаю всё, чтобы стать богом самому».
Ох, а ведь ублюдка понесло. Про бога — бред это, интересно, или реальная цель Орилеба? Плевать! Будет ещё время осмыслить.
Змей понёсся уже вправо. Всё ещё хочет расплющить меня, только теперь об стену? Хрен там плавал!
Блинк!
Я телепортировался обратно на голову, выхватил Клементину…
Высвобождение!
Злое пламя!
Фантомный удар!
Ураган!
Всю эту мощь я обрушил на глаз ублюдка — и в голове разразилась целая какофония его визгов и криков. Бессвязных, истеричных:
«Смертный, не смей! Ты — пыль перед моим тысячелетним величием. Умри-умри-умри! Ты тоже предал меня, тоже оставил. Ещё один… Вы все… И Скверна — шепчет! Всегда рядом! Умри, смертный, я положу твою жизнь во благо Утопии!»
Хуже всего то, что его глаз, похоже, покрывало прозрачное сросшееся веко. Ну, нормальная тема для рептилии, чего уж. И оно оказалось чертовски прочным — мой натиск оставил всего пару ран и подпалин.
— М-мать!
Высвобождение!
Злое пламя!
Фантомный удар!
Ураган!
Я повторился, обрушивая удары в одно и то же место, в голове бушевал сходящий с ума Великий… Когда в глазу наконец появилась большая прореха — размером с вход в палатку, — наружу жидким потоком хлынула чернота.
Ничего, это мы тоже уже проходили.
Злое пламя!
Эта дрянь вспыхнула быстрее барьера, и за пару секунд глазница стала пустой. Просто — вонючая и обожжённая чёрная дыра. Чёрная — без всяких инфернальных и хтонических подтекстов.
Змей рванул вверх, я ругнулся. План-то был, но… Ладно, плевать, я всё равно в крови с головы до ног.
Клементину в руках сменили Клык и Рубака, полыхнули багровым огнём. Я разогнался — и щучкой прыгнул прямо в глазницу. Через миг змей долбанулся башкой об потолок — но было уже поздно.
—
Держись, ублюдок. Сейчас будет охренитительно больно.Интерлюдия II
Травка
День третий
Уровень 29
Статус: Призванный
До Штурма тридцать восемь дней
Валю колотило. И, что самое удивительное — колотило не от страха. По крайней мере, не за себя. Жуткие змееженщины сняли с крюка в стене последнего пленника. Последнего, если не считать её.
Это был худой высокий парень в очках. Блондин в изгвазданной белой футболке, бриджах — и в кожаной броне вроде той, что у Максима, только с металлическими пластинами.
Он ревел и просил не убивать его — и от этого сердце сжималось до боли, и хотелось вырваться и наброситься на Вестника и наг. Пусть девушка и понимала, что у неё нет шансов.
Как и у тех четырёх Героев, которых уже сбросили с высоченной лестницы в туман внизу, как какой-то мусор. Двух девушек, двух парней.
Очкарика ловко и умело распяли на алтаре: закрепили кандалы в верхней части, связали каждую ногу отдельно в нижней. В руках у вестника появился кинжал — кривой, широкий, матово-чёрный. Он будто поглощал свет, и от этого казался особенно жутким. Даже кровь в него впитывалась без остатка.
Валя закрыла глаза. На убийство она посмотрела один раз, на самое первое. Заплаканную шатенку лет шестнадцати Вестник вскрыл без жалости, как рыбу — и Валя не отводила глаза.
Чтобы запомнить.
Чтобы точно знать, за что Вестник будет умирать, когда придёт Максим. А в том, что он придёт, девушка не сомневалась. Он сможет всё.
Тем более, что она ощущала, что её еноты где-то рядом, и постепенно приближаются.
Новые правила, да. Максим говорил жестокие вещи, и заставлял её делать то, что психолог, с которым она занималась, назвала бы гарантированными психологическими травмами.
Валя до сих пор помнила, как ужасно было, когда её клинок пробил кожу и плоть той худенькой дикой сильфиды, отдалённо похожей на ребёнка…
Но, Максим был прав. Если хочешь выжить — нужно меняться, и объяснить это он сумел доходчиво. Бой с волками же показал, каково это — быть сильной, справляться со своими бедами самой.
И это пьянило — как и тот нечаянный поцелуй…
Валя жалела погибших ребят, но в то же время понимала, что имеет теперь внутри что-то, чего не было ни у кого из них. Что-то, что позволит биться до конца и не умолять этого маньяка о пощаде.
А ещё, каким бы жёстким Максим ни был с врагами — о ней он заботился, и на неё ему было не плевать. В отличии от родителей, которые всю жизнь считали её постыдной ошибкой. В отличии от одноклассников, что не понимали её замкнутости. В отличии от психолога, что просто отрабатывала часы, скучая в компании одинокой клептоманки.
С ним было легко и спокойно, даже не как за каменной стеной — а будто в бронированном бункере с пулемётами.
В этот момент парень в очках закричал особенно громко, отчаянно. Валя жмурилась из-за всех сил, но уши закрыть не могла. Когда послышался треск вырываемых рёбер, пленник затих, и Валя выдохнула.