Обелиск для фуфлыжника
Шрифт:
– Стоять! Не трепыхаться! Руки по швам! – вдруг приказал негромкий угрожающий голос. – Стреляю без предупреждения.
Увлеченные спором совладельцы «Ажура» не заметили, как их окружили четверо молодых здоровых парней. Один, стоя от Елкина на расстоянии трех метров, направлял в грудь Сергею Игнатьевичу дуло пистолета.
– Ты лучше будь паинькой, кара-тист! – с издевкой посоветовал растерявшемуся «черному поясу» Сивка-Бурка. – Пуля быстрее твоих конечностей!
Пугливый Владилен Андреевич, закатив глаза, схватился за сердце. Да и Сергей Игнатьевич, чего греха таить, ощутил ватную слабость в теле, пупырышки озноба на спине, противный холодок в низу живота... Не помышляя о сопротивлении, он послушно застыл по стойке «смирно». Конев незаметно подмигнул Доктору. Подкравшись сзади, тот умело набросил на горло Елкина удавку и резко стянул ее, одновременно ударив Сергея Игнатьевича носком ботинка в подколенный сгиб. Бывший тренер отключился мгновенно [17] .
17
Бандит не душил Елкина, а перекрыл веревкой обе сонные артерии одновременно. Это обязательно приводит к кратковременной потере сознания (если не переусердствовать). В ближнем бою артерии зачастую перекрывают просто пальцами. Результат – аналогичный.
Глава 2
Затем случилось нечто поразительное... Ривера один стоял на ринге. Дэнни, грозный Дэнни лежал на спине. Он не пошатнулся, не опустился на пол медленно и постепенно, но грохнулся сразу.
– Проклятая сентиментальность! – грустно сказал Антон Снежку. – Ведь знаю прекрасно – Елкин кругом не прав, исподличался вконец, а все-таки жаль засранца!
– Ясно! – кивнул Снегирев. – Бывший сэнсей [18] , ностальгические воспоминания юности... Понимаю! Однако слишком уж он охамел! Таких необходимо воспитывать.
18
В переводе с японского – учитель. Так называли тренеров в школах карате.
– Да, придется поучить Серегу уму-разуму, но знаешь ли, Игорь! Как представлю его связанного, беспомощного, избиваемого нашими мордоворотами – муторно на душе становится! Аж блевать тянет!
Бандиты сидели вдвоем на лавочке в спортзале, оборудованном в подвале загородного соболевского дома, дожидаясь возвращения «группы захвата». Помещение освещали белесые лампы дневного света. Вкупе с покрытыми кафелем стенами да выложенным плиткой полом они делали спортзал похожим на морг, куда по ошибке вместо носилок с мертвецами приволокли штанги, гири и поставили тренажеры.
– Я избавлю твою чувствительную натуру от столь горестного зрелища, – взглянув на унылое лицо шефа, вдруг загадочно улыбнулся Снежок.
– То есть?! – не понял Соболь.
– Группового избиения не будет! Елкину развяжут руки-ноги, предоставят свободу действий...
– А проучить?! – недоумевал Антон. – Ты ж первый на этом настаивал!
– И продолжаю настаивать! – В глазах Игоря плясали озорные искорки. – Скажу даже больше! Елкин огребет звездюлей с избытком. От меня лично!
– У него черный пояс, – напомнил Соболев.
– Чудесно! – Игорь плотоядно потер ладони. – Порезвимся!
Слова Снегирева не являлись пустым бахвальством. Он много лет серьезно занимался рукопашным боем. Начал с боевого карате, но постепенно сделал основной упор на русскую систему Кадочникова и таиландский бокс. Одновременно Снегирев усваивал элементы техники многих других видов единоборства – английского бокса, джиу-джитсу, дзюдо, айкидо, саватт и т. д., выбирая в каждом то, что считал наиболее подходящим для себя. Игорь в бою использовал так называемую «пластическую систему» – чувствовал малейшие нюансы собственных движений и был способен выжать максимум возможного как из сложившейся ситуации, так и из своего организма. Антон, разумеется, знал о бойцовских навыках Игоря, видел несколько раз, как тот небрежным на первый взгляд движением руки или ноги наглухо вырубает человека, но... прочно устоявшийся авторитет сэнсея затмевал ему глаза [19] ... Поэтому Соболев хотя не стал возражать, но в глубине души посочувствовал самонадеянному Снежку, приготовившись к худшему и, как ему казалось, наиболее вероятному варианту развития событий, а именно: Игорь получает по мозгам, Елкина под угрозой оружия снова связывают, и... начинается та самая мерзкая процедура, при одной мысли о которой Соболь ощущал позывы к рвоте...
19
В большинстве школ карате существует (по
крайней мере существовало раньше) нечто вроде «культа личности» сэнсея, ученикам внушается мысль, что «учитель» всемогущ, непобедим. Делается это главным образом для поддержания в секции жесткой дисциплины, без которой невозможно успешное усвоение новичками сложной базовой техники, между тем «культ личности» имеет великое множество негативных сторон, и не только с моральной точки зрения. Если, например, сэнсея где-нибудь побьют, ученики начинают мучиться комплексом неполноценности. Им кажется, что все, чему они научились, – ерунда.Около восьми вечера в спортзал вихрем ворвался сияющий Сивка-Бурка.
– Гости прибыли! – радостно доложил он.
– Нормально прошло? – спросил Антон, играя желваками.
– Как по маслу! – Конев мучился самодовольством. – На каратиста наставили ствол, слегка придушили удавкой, аккуратненько спеленали... Второй толстобрюхий даже не пытался рыпаться... Куда их?
– Сюда, – хмуро ответил Соболь.
Спустя пять минут в подвал ввели зомбиобразного Иволгина и внесли скованного, стреноженного Елкина. Cергей Игнатьевич затравленно бегал глазами и обильно потел. Сердце сжималось от страха. Коммерсант воображал, будто сейчас его незамедлительно прикончат каким-нибудь варварским способом: распилят пополам ножовкой, или живым замуруют в цемент, или... Да мало ли чего бандюги измыслят! Дернул же черт лезть в бутылку. Мучимый запоздалым раскаянием, Сергей Игнатьевич еле-еле сдерживал рыдания. В общем, «черный пояс» в настоящий момент представлял собой весьма жалкое зрелище. Отклеив со рта скотч, Елкина усадили на пол в углу. Повинуясь шевелению пальца Сивки-Бурки, безмолвный Иволгин обреченно опустился рядом.
Антон окинул бывшего тренера долгим, тяжелым взглядом.
– Ты, Серега, опух [20] , заврался, обрубил сук, на котором сидел, – выдержав короткую паузу, сказал он. – Вешал мне лапшу на уши, будто разорился на кризисе, дома кушать нечего, а сам... Нам стало доподлинно известно, что в июне месяце ты все свои банковские средства перевел в наличную валюту и товар. Десять миллионов деноминированных рублей, то есть около полутора миллионов долларов по старому курсу. Ты, помнится, орал по телефону: «Не хрена чужие деньги считать! Ждал два года, подождешь еще!» Так?!
20
Обнаглел.
Елкин понуро молчал.
– Во-первых, не чужие, а свои! – накаляясь злостью, сквозь зубы продолжал Соболев. – Ты, падла, брал у меня взаймы двадцать тысяч баксов плюс тридцать тысяч обещал за вытрясение фирмы «Созвездие». Пацаны работу выполнили, господин Говорков добросовестно раскошелился, однако ни фига мы не получили! Я уж не говорю о плате за крышу. Пес с ней! Копейки! Ты, жук навозный, рассчитывал, пользуясь давнишним знакомством, безнаказанно срать мне на голову до скончания века?! – Ноздри разъяренного Антона раздувались, в глазах бушевало пламя, кулаки непроизвольно сжимались. – Не-е-ет, фуфлыжник! Номер не пройдет! – с ненавистью прошипел он. – Хватит, блин, либеральничать! Приплыли!
Соболь умолк, вынул из пачки сигарету, прикурил и глубоко затянулся. Сергей Игнатьевич, ожидая «смертного приговора», трясся в ознобе. Зубы коммерсанта полязгивали, голова кружилась. Вот-вот Антон подаст знак подручным и... мамочки! Елкин хотел было взмолиться о пощаде, наобещать за сохранение жизни «золотые горы», однако язык отказывался повиноваться.
– Короче, так, – докурив сигарету до фильтра, подытожил Соболев. – Долг вернешь не позднее ближайших трех дней. Кроме того, в виде компенсации за моральный ущерб накладываю на тебя штраф в размере ста процентов зажиленной суммы. Отныне ты должен не пятьдесят, а сто тысяч! Не забывай – срок три дня, иначе тебе лучше самостоятельно повеситься. И еще! В сугубо воспитательных целях придется малость выколотить пыль из твоей шкуры, – Антон бросил окурок на пол и раздавил ногой.
У Сергея Игнатьевича отлегло от сердца, вернулся дар речи. Елкин понял – убивать его сейчас не собираются, да и калечить сильно не станут. Коммерсант заметно приободрился. Помнут, конечно, морду разукрасят, но это ничего, до свадьбы заживет!
– Герои! – подал голос он. – Ну бейте, топчите! Вас много, я один, в придачу связанный. Давайте, проявляйте крутость! Будете потом хвастаться, как одолели обладателя черного пояса школы «Киу-ка-шинкай»! И ты, Антоша, присоединяйся! Отрабатывай удары, которым я тебя обучил!
Сергей Игнатьевич, хорошо знавший характер своего бывшего ученика, действовал с тонким психологическим расчетом. Если побоев все равно не избежать, то он, Елкин, по крайней мере останется на высоте, сохранит «крутой имидж», а заодно ядовито ужалит душу Соболева, заставит «мальчишку» терзаться угрызениями совести.
Однако в следующее мгновение хитрые замыслы Сергея Игнатьевича рассыпались карточным домиком.
Товарищ Антона по прозвищу Снежок поднялся с лавочки, насмешливо оглядел напыжившегося «черного пояса» и ехидно сказал: