Обещание

Крис провел пальцем по глубокой царапине на столе.

— Потому что ты, — тихо ответил он, — никогда не ждала, что я буду идеальным.

В среду один из надзирателей остановился у камеры Криса и Стива.

— Собирайте свои вещички, приятели, — приказал он. — Вас переводят в комнату с лучшим видом.

Стив, который читал на верхней койке, перегнулся вниз и взглянул на Криса. Потом соскочил на пол, собрал свои пожитки.

— А наверху нас вместе посадят? — спросил Стив.

— Насколько мне известно, — ответил надзиратель, — хотели вместе.

Они оба подали ходатайство в квалификационную комиссию с просьбой перевести их в режим средней изоляции, хотя после недавнего случая с Гектором вероятность того, что их просьбу удовлетворят, была невероятно мала. Однако ни Стив, ни Крис не собирались смотреть дареному коню в зубы. Крис спрыгнул со своей койки, схватил зубную щетку, чистый комбинезон, шорты и остатки провианта. Посмотрел на подушку и одеяло и повернулся к надзирателю.

— А постель брать? — спросил он.

Тот в ответ покачал головой и повел их по проходу мимо других камер. Некоторые заключенные улюлюкали им вслед, другие засып'aли вопросами. Когда они подошли к лестничному пролету у конторки дежурного, в режиме снова стояла тишина.

— Вы оба занимаете верхние койки, — сказал конвоир, когда они поднимались наверх.

Крис совершенно не удивился: чем ниже твое положение в иерархии, тем хуже условия пребывания в тюрьме — нижние койки занимают более «важные птицы». Это так же означало, что в камере, куда их переводят со Стивом, помимо них будут сидеть еще двое. Складывалось впечатление (как и при любой пертурбации), что кто-то хочет посмотреть, как они уживутся.

Стены наверху тоже были из шлакоблока, но выкрашены в бледно-желтый, солнечный цвет. Проход вдоль камер вдвое шире, и сами камеры на полметра длиннее и шире. В каждой четыре койки, но имелся также и общий холл, соединяющий два отсека, где стояли столы и стулья и было так много места, что когда Крис расправил плечи, то сразу понял, что постоянно зажимался.

— Ну, что я тебе говорил? — воскликнул Стив, бросая свои пожитки на верхнюю койку слева. — Нирвана.

Крис кивнул. Сокамерников пока не было, но их вещи аккуратно лежали в ящиках, стоящих прямо на нижних койках, — явная попытка указать вновь прибывшим их места.

В общем зале сидело человек пятнадцать. Кто-то смотрел телевизор, подвешенный высоко на стене, кое-кто собирал картинки-загадки, части которых грудой лежали на шкафчиках.

Крис опустился на пластмассовый стул — здесь и стул можно было поставить в отличие от узкого прохода в режиме строгой изоляции. Стив сел напротив и забросил ноги на стол.

— Что скажешь?

Крис усмехнулся.

— Я бабушку родную продам, но больше в режим строгой изоляции не вернусь.

Стив засмеялся.

— Это точно. Все в жизни относительно. — Он потянулся к одному из шкафчиков и взял две коробки с настольными играми. — Все, что осталось, — пожаловался он. — В прошлом месяце кто-то сжег «Монополию».

Крис громко засмеялся. Здесь полно преступников, а единственные оставшиеся игры — «Честный счет» и «Риск».

— Что смешного? — спросил Стив.

Крис потянулся за игрой, которую Стив держал в левой руке, — «Честный счет».

— Ничего. Ничего смешного, — ответил он.

Джеймс встал и пошел к сцене под оглушительные аплодисменты коллег. Гас подумала о том, как он замечательно смотрится на фоне темно-красных стен столовой, как хорошо держит свой почетный знак.

— Это, — заявил он, размахивая наградой, — величайшая честь.

Больница «Бейнбридж мемориал» каждый год вручала собственную награду совместно с преподавательским составом соседнего медицинского университета. По всей видимости, обед призван был дать будущим врачам представление о том, в когорте с какими полубогами им предстоит работать. В этом году наградой удостоили доктора Джеймса Харта за его постоянный вклад в развитие больницы «Бейнбридж мемориал», хотя все присутствующие понимали, что Джеймса наградили только потому, что его фамилия оказалась в списке «Лучших врачей». К досаде организационного комитета, событие было уже запланировано, когда произошло неприятное недоразумение с сыном доктора Харта.

— И самое приятное в этой награде то, что мне дали время подумать, что же я скажу всем вам, — вещал Джеймс. — Мне сказали: что-нибудь воодушевляющее. Поэтому я, наверное, начту с того, что извинюсь за то, что стал хирургом, а не министром. — Он подождал, пока стихнет вежливый смех. — Когда я был намного моложе, то искренне верил: если усердно заниматься и сдать бесчисленное множество экзаменов, я стану хорошим врачом. Но существует большая разница между опытным хирургом и хирургом практикующим. Раньше я думал, что суть офтальмологии заключается в том, чтобы распознать болезнь. Я осматривал людей, заглядывал им буквально в глаза… и не всегда видел перед собой людей. Оглядываясь в прошлое, я понял, как много пропустил. Я хочу предупредить тех из вас, кто находится в начале своей карьеры: врач призван лечить не болезнь, а пациента. — Он кивнул на заведующего хирургическим отделением. — Разумеется, я бы никогда не набрался этой мудрости без окружающих меня выдающихся коллег и удивительной больницы, в которой работаю. Я хотел бы поблагодарить своих родителей, которые в два года подарили мне набор «Юный доктор», своего наставника доктора Ари Грегаряна, который научил меня всему, что я знаю, и, конечно же, Августу и Кейт, которые научили меня тому, что проявлять заботу и терпение нужно не только на работе, но и дома.

Он вновь поднял награду. Присутствующие разразились аплодисментами.

Гас, нацепив на лицо улыбку, безжизненно аплодировала мужу. Он забыл упомянуть Криса.

Намеренно?

Голова закружилась. Гас встала. Джеймс не успел еще вернуться к столику, как она уже бросилась в дамскую комнату. Там она склонилась над раковиной, ополоснула прохладной водой руки, а из головы не шли слова Джеймса: «Я осматривал людей, заглядывал им буквально в глаза… и не всегда видел перед собой людей».

Она поправила платье, взяла сумочку, намереваясь прямо из дамской комнаты отправиться в вестибюль и попросить швейцара вызвать ей машину. Джеймс поймет, что она уехала, а к тому времени, как он доберется домой, она сможет выплеснуть свою злость и вновь обретет возможность с ним разговаривать.

Она резко распахнула деревянную дверь и чуть не налетела на Джеймса.

— Что случилось? — спросил он. — Тебе плохо?

Гас наклонила голову.

— Откровенно признаться, отвратительно, — ответила она, скрестив руки на груди. — Ты хотя бы понимаешь, что забыл упомянуть Криса в своей благодарственной речи?

Джеймс вспыхнул от смущения.

— Да. Я понял это, когда уже сошел со сцены, когда увидел, как ты выбежала из зала. Я всегда говорил: хорошо, что я не актер, а то обязательно забыл бы что-нибудь чертовски важное, когда мне вручали бы «Оскар».

— Не смешно, Джеймс, — отрезала Гас. — Ты там учил человеколюбию этих… желторотых студентов, а сам не можешь проявить его у себя в доме. Ты намеренно не упомянул Криса. Не хотел, чтобы в час триумфа твое имя ассоциировалось с небольшим скандалом.