Обещанная демону

– Но душа это не кусок ткани, – разумно заметила Ветта. – Я не умею сшивать куски душ!

– Делов-то, – небрежно заметил пожилой Ротозей. – Всего-то надо надеть наперсток на руку. Конечно, когда касаешься этой вещи, зло прорастает в тебе, и Они начинаю видеть тебя. Они находят тебя взглядом в толпе. Они чувствуют тебя и твою порочность… Но тут уж не зевай. Носи с собой череп и выучи заклятье!

Пока Ветта молча переваривала услышанное, пожилой джентльмен обеспокоенно захлопал по карманам, явно что-то отыскивая.

– Да где же это, – бормотал он, обшаривая свои карманы на второй раз. – Вот же дьявол, шел сюда за куском души и забыл наперсток дома?! Старый болван… а впрочем, – он строго посмотрел на Ветту. – Как я мог забыть. Наперсток-то у Артура. Я же ему его отдал… Ну, ничего. Это ничего не меняет. Потом заберем. Никуда он не денется!

– А был кто-то, – спросила Ветта осторожно, – кто сшил себе душу полностью? Тот, кто себе точно уж защиту сделал?

– Конечно, – сварливо ответил старик. – А как же иначе! Король Ротозеев! Это он и придумал, и исполнил с таким изяществом, что не отличить от настоящей души.

– И как это ему помогло?

– Глупая девчонка! – сварливо проворчал старик. – Он же бессмертен! Он долгие, долгие годы живет бессмертным, и ни один демон не сможет отличить его душу от фальшивой.

Элиза проснулась с утра, когда сквозь щелку меж темных плотных штор пробивались солнечные лучи. Все тело ее горело, наполненное ласками; оно все еще помнило прикосновения рук Эрвина. Элиза смущенно зарылась лицом в постельное белье, вспоминая вече и все то, что делал с ней Эрвин. Его поцелуи, его откровенное желание, его прикосновения и ласки, от которых она кричала и билась на пике наслаждения, беспомощная и откровенная, как никогда.

В этих ласках, криках и наслаждении она принадлежала только ему. Не себе, не семье, которая наверняка беспокоилась о ее отсутствии, а ему. Только ему.

Эрвина рядом не было. Не было его одежды, хотя ее одежда была на месте. Платье с изорванным корсажем. Торопливо одеваясь и краснея от воспоминаний о том, как именно было испорчено платье, Элиза спешно орудовала палочкой, чтобы вернуть своей одежде приличный вид. И разорванные шнурки сами собой срастались, платье становилось выглаженным, как новое.

Сама спальня тоже изменилась. Элизе казалось, что вчера стены и свечи выглядели как-то призрачно. Сегодня же, проведя ладонью по стене, Элиза убедилась в полной ее реальности.

– Странное место, не так ли? – раздался ехидный голос позади девушки, и Элиза, вскрикнув, оглянулась. Но никого не увидела – разве что собаку, лежащую на полу и внимательно глядящую на девушку.

– О нет, я не хотел бы пугать вас, – меж тем продолжил невидимый собеседник. – Эрвину это вряд ли понравится. А он очень скор на расправу.

В голосе собеседника послышались неприятные скрежещущие ноты, он усмехнулся – плотоядно, страшно, – и Элиза совсем перепугалась.

– Кто вы?! – выкрикнула она, отыскивая взглядом неизвестного. – И где Эрвин?!

– Я прямо перед вами, – сказал неизвестный собеседник, и остроухий пес поднялся, встал на лапы. – А Эрвин… полагаю, его переполняет сила после вашей… жертвы. Это очень опасное состояние… для вас. Ему нужно привыкнуть к этому и научиться контролировать себя, – пес опустил голову, будто изумляясь чему-то. – Н-да… всего лишь капля крови, всего лишь тень от былого величия…

– Тень, – повторила испуганная Элиза. – А было иначе?

– Было, – печально подтвердил пес. – Но сила утекла как вода сквозь пальцы. Признаюсь, в этом есть и моя вина. Мои опрометчивые поступки привели к тому, что мы обессилены, изгнаны прочь и преданы забвению. За это Эрвин меня очень не любит, не любит настолько, что позволил существовать в этом мире только в теле… собаки. Это весьма унизительно – принимать наказание как дар из рук того, кого еще вчера называл младшим, слабым и относится к нему снисходительно…

– Но Эрвин очень сильный маг! – выкрикнула Элиза. – Сильнее него я не видела никого! Вы лжете!

Собака зажмурилась и Элиза услышала странный смех.

– Он не маг, – отсмеявшись, ответил пес. – А спорить с собакой – это довольно странное занятие. Не находите?

– Кто он?! – прошептала Элиза, прижимая руки к груди, словно пытаясь унять обеспокоенное сердце.

– Если б еще вспомнить, – печально вздохнул пес. – Память – странная вещь. Я могу вспомнить бой, словно это было еще вчера, услышать крики, ощутить силу жертв, что пронизывала мое тело и делала его могучим и непобедимым, но не могу вспомнить, как назывался прежде. Эрвин – это тоже лишь осколок его имени, а настоящее, полное силы имя не помнит никто.

– Вероятно, – меж тем вкрадчиво продолжал пес, – после сегодняшней ночи что-то изменится, и Эрвин вспомнит… вспомнить хотя бы часть того, что помогло бы нам освободиться.

– Освободиться?

– Да. От обязательств и клятв, которые нас сдерживают и не позволяют вернуться в мир. Быть изгоем трудно. Вероятно, если б я не был так самонадеян, я бы сумел сохранить хотя бы часть своих прав…

– Вы говорите загадками!

– Для меня это такие же загадки, как и для вас, и мне тоже страшно от того, как они звучат… Чувствуешь себя безумцем. Или изодранной книгой, в которой отсутствует половина страниц. Есть история, но смысла нету…

– Да что ж вы натворили такое?! – вскликнула Элиза, совершенно не понимая, о чем толкует сумасшедшая собака. – И что вы от меня хотите?! Вы же не зря завели этот разговор, и пробрались в спальню Эрвина не зря!

– Конечно, не зря, – ответил пес. – Я пришел с надеждой на то, что вы будете так щедры и благородны, что и мне… мне подарите каплю свой крови. Это было бы кстати. Это сделал бы меня сильнее и я помог бы Эрвину в его поисках. Он не доверяет мне, но совершенно напрасно. Я умею признавать свои ошибки, а теперь хотел бы научиться исправлять их. А взамен я бы вам рассказал все, что помню. Все, что вас интересует. И то, как помочь Эрвину. Вы же этого хотите? Эрвин слишком горд. Он не хочет принимать моей помощи, но от вашей не откажется. Думаю.

– Каплю крови? – в замешательстве переспросила Элиза.

– Да, всего каплю. Больше не нужно. Вы могли бы просто поранить пальчик булавкой. Это совсем не опасно и не так уж больно…

– Даете слово, что это не навредит мне и Эрвину?

– Даю. Но вы могли бы понять, что Эрвину сейчас вообще сложно навредить. Вы сделали его практически неуязвимым… на краткое время. Ну же. Решайтесь.

Элиза сама не поняла, как сделала это, завороженная неспешными, сонными, тягучими словами. Как поддалась на завораживающую речь, как наколола руку вспыхнувшей на солнце булавкой, возникшей как по волшебству, и как отчаянно протянула ее собаке, зажмурившись и отвернув лицо, словно могло произойти что-то ужасное.