Обещанная демону

Маркиза Ладингтон, красивая дама, печальная и молчаливая, неспешно спускалась по лестнице, ведущей на галерею, опоясывающую внутренний дворик. Ее лицо было бледно и торжественно, словно она восходила на плаху.

– Что ты знаешь о силе крови, человек, назвавшийся моим мужем? – произнесла благородная дама, так же неспешно приближаясь, словно страшный призрак карающего прошлого. – Мой муж был чудовищем. Ему нравилось мучить и избивать меня. С ним я не знала ни дня счастья и покоя. Он довел меня до отчаяния. Я не могла иначе. Я позвала Демона.

– Что?! – вскричал в ужасе Ладингтон.

– Я позвала Демона, – повторила маркиза уверенней и громче. – Чтобы он покарал гордеца. Мы встретились с Тристаном ночью, на опушке Вечного леса, и я полюбила. Я полюбила его.

Она подошла к Первому и преклонила колени, так, как это делают знатные дамы перед Королем. Благоговейно взяла его руку и поцеловала, и Первый ее не отнял, благосклонно позволяя выказывать себе почтительные знаки внимания.

– Он – отец Элизы, – громко сказала маркиза Ладингтон, глянув с ненавистью в глаза маркиза, онемевшего от всего происходящего. – Тристан, Инквизитор-Пилигрим. Он обратился в чудовище и ушел в лес, убил моего мужа. А потом явился ты. Я думала, ты призрак, призванный терзать мою совесть. Каждый раз после ночи любви Тристан по моей просьбе шел убить моего мужа… Кто ж знал, что ты самозванец! И что Тристан искал мертвеца в темноте!

– Так вот как ты выбрался из могилы, проклятый демон, призрак ужаса… – простонал несчастный маркиз. – Чертова шлюха! Ты нас всех погубила, призвав его!

Эрвин в изумлении смотрел на Первого. Тот даже бровью не повел.

– Это правда?! – выдохнул Эрвин. – Элиза… твоя дочь?!

– Ну, разумеется, – так же спокойно ответил Первый. – Кто, кроме меня, мог начертать на плече Элизы знак предназначенности тебе, Эрвин? Это мой тебе подарок. Моя плоть и кровь. Благородная девица, в чьих жилах течет королевская и инквизиторская кровь. Я признал ее своей дочерью. В день, когда она родилась, я ее благословил.

– Как ты можешь благословлять, Проклятый?! – заорал, издеваясь, маркиз, и Тристан внезапно с грозным звоном вынул из ножен тонкий длинный меч, хищный острый эсток с изящно перевитой гардой.

Старый инквизиторский меч; он словно прятался до этого момента под складками плаща, прижимался к телу хозяина, чтобы остаться незамеченным до этого самого момента, когда злодею уже некуда было отступать, и спастись – невозможно.

– Я могу и благословлять, и наставлять, – грозно ответил он, глядя опасным взглядом исподлобья. – И карать. И посвящать в Инквизиторы. Мог бы догадаться, как только Элиза взяла копье… Потому что я ни на миг не оставлял Служения. Умирая, я не отрекся. Я принял проклятье за свои грехи, я наступил на горло своей гордости, я просил испытаний, страданий и смиренно клялся все перенести – и забвенье, и ничтожность, и страдания, – лишь бы мне было дано добраться до тебя. И сегодня ты умрешь. Защищайся, если хочешь умереть, как мужчина.

Со страхом Король Ротозеев глянул на старинный клинок, на меч Инквизитора.

– Этого быть не может! – выдохнул он. – Ты не можешь убить меня! Ты погибнешь сам!

– Ты правда думаешь, что меня это остановит? – усмехнулся Тристан, наступая на маркиза. – Скажи лучше, безумец, о чем ты думал, желая мое сердце себе? Зачем тебе оно?

– Чтоб было не страшно жить в одном мире с тобой! – огрызнулся маркиз, отступая.

– Отец! – выкрикнула Элиза, глядя, как Тристан зловеще наступает на маркиза. – У него черный клинок некроманта!

Тристан лишь покосился на Элизу. Его тонкие губы плотно сжались, он усмехнулся.

– Я знаю, – небрежно ответил он. – Ну, давай, доставай свою проклятую игрушку, старый пень, и мы с тобой потанцуем. Дуэль; только дуэль рассудит нас.

Скрываться больше не было смысла; с воплем маркиз выдернул из ножен, искусно упрятанных в его одежде, черный клинок и направил его в Тристана. Тот снова усмехнулся, пальцем коснулся лба.

– Сюда, – ядовито произнес он, плотоядно улыбаясь, предвкушая запах крови. – Тебе придется поразить меня сюда, чтоб остаться живым. Шансов немного, не так ли?

Маркиз взревел, размахнувшись, и клинки сшиблись с лязгом и звоном, и Тристан, оттолкнув маркиза, хохотнул:

– Маленький Арти, а ты не терял времени даром! Ты выучился фехтованию?

– Ты был негодным фехтовальщиком! – проорал маркиз, снова бросаясь вперед, размахивая черным клинком и обрушивая еще один сокрушительный удар на Тристана, из-под которого тот снова ушел, гибко уклонился, словно растворившись со смешком в темноте. – Так что зря ты думаешь, что у меня нет шансов!

Оружие в руках противников снова яростно сшиблось и замелькало так часто, что звон рассыпался, словно звонкие бусины по каменному полу. Тристан и старый маркиз рубились ловко, быстро, сильно, и один не уступал другому.

Замершие зрители не смели вмешаться. Ни на шаг подойти, ни сменить хрупкого Тристана, против которого маркиз смотрелся внушительнее и массивнее. Даже когда черный меч, торжествуя, перечеркнул грудь Тристана, проведя тонкую алую полосу. Но рана была неглубока; это не помешало Тристану принять его второй тяжеленный удар, который обрушился на эсток Первого, словно молот на наковальню, и, спружинив всем телом, оттолкнуть маркиза так, что тот отлетел, и, споткнувшись, упал.

Его черный клинок, отведавший крови, болезненно задребезжал об каменный пол, словно досадуя о том, что его держит такая неумелая рука. Но маркиз поспешил подхватить его, и вовремя – сверкающий эсток уже летел в него, готовый напиться крови, и черный клинок некроманта с трудом сумел откинуть яростно рвущийся к горлу маркиза инквизиторский меч, еще и еще.

– Я тоже не терял времени даром, – хихикнул Тристан. Его умение неприятно удивило маркиза. – Фехтование… вино… женщины… Одна из них была твоя, да? Расскажи, как это – когда не можешь справиться с одной-единственной женщиной? Не можешь ее заставить подчиняться тебе? Не можешь заставить уважать и любить? Она подарила тебе хоть один поцелуй за всю твою долгую жизнь? Хоть один ласковый взгляд, неудачник Арти?

Маркиз в ярости заревел, как раненный медведь, и снова кинулся в атаку. Его напор был так силен, что Тристану, отбиваясь, пришлось отступать – на лестницу, дальше на крытую галерею, а оттуда, ловкий, как белка, он вскочил на балку, укрепленную между стенами. На ней висела люстра, свечи в ней затрепетали лепестками пламени, когда она поколебалась под ногами Тристана.

– Что замер? – издевательски продолжил Тристан, поддразнивая маркиза. – Высоты боишься?

– Ничерта я не боюсь! – взревел маркиз, и грязной неряшливой тенью вспрыгнул на балку.

Выпад, еще один, тяжелый лязг противоборствующего металла… Соперники балансировали на балке, которая была едва толще ступни, не прекращая при этом рубиться. Только теперь лица из обоих были сосредоточены, а выпады – точнее и опаснее.

С очередным выпадом вместе длинный белый жгут волос Тристана упал на балку, и маркиз с торжествующим криком наступил на него ногой, удерживая голову Первого низко, так низко, что по шее его так удобно рубануть черным лезвием. С победным ревом маркиз размахнулся, но Тристан было ловчее. Один безжалостный взмах инквизиторского меча – и вот он острижен, очень коротко, неровно, но голова свободна. Черный меч маркиза, не поймав гибкого Тристана, умудрившегося вывернуться, врубился вместо его тела – в старое дерево, а белые длинные волосы посыпались из-под сапога маркиза вниз.

А затем Тристан прыгнул вперед, наступив на черный клинок, мешая маркизу вырвать свое оружие из дерева. Рука Тристана коснулась, всего лишь коснулась Короля Ротозеев, но сердце в его груди ответило громким ударом, словно оно разорвалось на части. Алые глаза люто горели в полутьме, и маркиз не вынес. Он снова почувствовал то, с чем жил так долго, целую долгую жизнь – ужас. Сковывающий его руки и ноги страх, не дающий сопротивляться ужас.

– Тебе не победить меня, маленький Арти, – выдохнул Тристан, стряхивая со лба мешающие, нелепо отсеченные волосы. – Даже если ты убьешь меня – я снова выберусь из могилы. Мы с тобой связаны, дружок. Покуда ты жив, жив и я. Я глотку тебе перегрызу, трусливый гаденыш.