Обещай мне чудо

Он беззаботно помахал рукой, одновременно вглядываясь во тьму.

– Но опасность может оказаться смертельной! Его светлость маркграф Карабас призывает вас к осторожности и к действию.

– Прямо сейчас? Посмотрим. Посмотрим. Я должен все обсудить со своими… советниками. – Он принялся похлопывать по усыпанному бумагами столу – явный признак того, что разговор окончен. – И пожалуйста, поблагодарите его светлость маркграфа Карабаса за превосходный подарок, хорошо?

Катарина склонилась в изящном придворном поклоне. Услышал ли он? Обратит ли внимание на ее предостережение? Она незаметно положила его очки на полку у двери и вышла.

Она пошла назад тем же путем, каким пришла. Голова ее, охваченная надеждой на успех и сомнениями, кружилась, словно потерявшее равновесие веретено. Он признал существование маркграфа Карабаса! Но воспринял ли ее слова?

Когда она уже подходила к ближайшей к лестнице открытой двери, то услышала, как за закрытой дверью что-то упало, раздался грохот и детский крик, сдерживающий крик боли.

Она уже протянула руку к щеколде, когда рычание безумца отозвалось в ее душе, Балтазар. Рука ее замерла в воздухе над позолоченной ручкой в форме лебединого крыла; еще одно мгновение, и она оказалась бы лицом к лицу с братом.

– Как моя покойная сука-жена могла произвести на свет такое жалкое созданье… Ладно, пусть похнычет! Может, превратится в девчонку, кем ему и следовало быть. Тогда он принес бы мне хоть какую-то пользу. – Голос брата замирал по мере того, как он продолжал свой путь.

Катарина, ослабев, приникла к двери. Она неудержимо дрожала, спина ее скользнула по ее поверхности, и она осела на пол. «Добрый милосердный Боже. Добрый милосердный Боже. Добрый милосердный Боже», – словно молебен, звучало у нее в голове. Она сидела, совершенно опустошенная, лишенная всех прочих мыслей, всех прочих чувств. Ничего в душе. Ничего, кроме ненависти.

И так продолжалось до тех пор, пока подавленный плач не нарушил тишину ночи. Фредерик Август. Рыдание вырвалось у нее из груди, она вскочила и распахнула дверь.

Восьмилетний мальчик, стройный и хорошо сложенный, со светло-каштановыми, как у матери, волосами и голубыми глазами, медленно, преодолевая боль, поднимался с пола. Рядом валялись перевернутый стол, разбитая ваза и расколотый стул.

– Фредер… – начала она, протягивая к нему раскрытые для объятий руки, но его вид, свидетельствующий о перенесенном им потрясении, заставил ее замолчать. Она выпрямилась и отвесила ему глубокий поклон, взмахнув перед собой шляпой с плюмажем. – Милорд, – сказала она, и голос ее прозвучал сдержанно, вполне подходяще для солдата, за которого она себя выдавала. – Считаю себя обязанным предупредить вас, что каждый раз, как вы вступаете в борьбу со столом, вы обречены на поражение.

Она поставила стул, затем по-товарищески протянула руку племяннику.

– Все дело в ножках. Четыре к двум. Поединок всегда получается неравным.

Он посмотрел на нее с мальчишеской циничной усмешкой, но руку принял и позволил помочь ему встать на ноги. Он со спокойным видом пытался остановить кровь, сочившуюся из пореза на руке, и одновременно, прищурившись, внимательно разглядывал ее.

– Я вас знаю? Ваше лицо кажется мне знакомым.

Она поджала губы, как бы погрузившись в раздумье, затем покачала головой.

– Не думаю, милорд, – она рассеянно указала на его порезанную руку, а потом безуспешно попыталась поставить на место стол. – Может, следует позвать кого-нибудь, кто приведет все в порядок?

Он пожал плечами, и по его лицу промелькнула гримаса боли, но он поспешно подавил ее.

– Капитан Хазард все приведет в порядок.

Катарина улыбнулась ему:

– Показывайте дорогу.

Но Фредерик Август не двинулся с места.

– Вы здесь недавно? – прищурившись, спросил он. Еще раз взмахнув шляпой, она поклонилась и сказала:

– Я… Александр фон… Грендель. На службе у маркграфа Карабаса.

– Карабас! – воскликнул он, и глаза его затуманились печалью. – Моя мама погибла в Карабасе. И тетя. Вы знали их? Они были очень красивые. Особенно мама… – Нахмурившись, он добавил: – Я думаю, что она была красивая. Я был совсем маленький, когда она… когда она уехала.

Ее обман потерял все свое очарование, но она не осмелилась открыться племяннику, опасаясь подвергнуть его риску.

– Карабас – большая долина, – уклончиво ответила она. – Мне очень жаль.

Мальчик выглядел разочарованным. Кивнув, он сказал:

– Да, наверное, это так. Я до сих пор скучаю по ней… и по моей тете… но я не смею даже произнести вслух их имена.

Они направились к помещениям, занимаемым капитаном Хазардом, оба старались производить как можно меньше шума, спускаясь по лестнице и продвигаясь по анфиладе комнат.

У двери, ведущей в комнату капитана, Катарина остановилась и улыбнулась.

– Вот и пришли, – сказала она, поднимая руку, чтобы постучать в дверь и получить позволение войти. Из комнаты доносились голоса, мужской и женский, громкий и пронзительный.

Дверь распахнулась, и на пороге показался раскрасневшийся Хазард, казалось, он кипел от гнева.

– Да, – с раздражением бросил он.

Катарина отвесила ему поклон, но не такой глубокий, как отцу и племяннику.

– Я привел… – начала она, но обнаружила, что стоит в дверях одна. Фредерик Август исчез.

– М-м-м – услышала она, как за спиной Хазарда страстно замурлыкал женский голос. – Привел себя, кажется. – Любовница Балтазара оттолкнула капитана с дороги и потянула прядь волос Катарины, завитых по последней офицерской моде. – Вот это да! Хазард, как ты посмел утаить от меня такого красавчика.

– Гизела, он не…

– Я на службе у маркграфа Карабаса, – выпалила Катарина и затаила дыхание.

– Карабас? – Женщина откинула голову и засмеялась. – Что за восхитительная идея. Император, должно быть, слышал о планах графа.

– Мой хозяин…

Гизела жестом заставила ее замолчать.

– Я не знаю, да мне и дела нет до того, какого негодяя император наградил землями в Карабасе, – она притянула к себе Катарину. – Но мы с тобой определенно должны поближе познакомиться.

Глава 15

Катарина замерла в поисках выхода из создавшегося положения. Ей припомнился один случай, который произошел давно, когда она еще жила во дворце и один из жеманных придворных, пытаясь избавиться от преследовавшей его женщины, с отвращением сказал ей: «Мадам, вы не в моем вкусе».

Она попыталась скрыть ужас, охвативший ее, и заставила себя усмехнуться, затем заменила усмешку маской равнодушия.

– Пожалуйста, мадам, – сказала она, пытаясь отстраниться от Гизелы.