Обещаю, больно не будет

На душе сразу стало в высшей степени паскудно оттого, что этот человек нарушил зону моего комфорта. На губах до сих пор горел огнём его отвратительный поцелуй. За рёбрами вибрировала ярость. И до зуда в костях хотела отыграть священный перезвон на его борзых колоколах!

— Разговор есть, — одёргивает он меня за руку и требовательно смотрит в глаза так, будто бы имеет на это право.

Скажи мне кто твой друг, и я скажу тебе, кто ты — они с Басовым были два брата акробата. И спасибо им за опыт, но больше не надо.

— Руки от меня убрал, — рычу я, но Аммо лишь скалится и отрицательно качает головой.

— Не сегодня...

И только я было решаюсь вцепиться в его чересчур и совершенно незаслуженно красивое лицо, как в наш междусобойчик врывается разъярённая фурия. Марта Максимовская со всей дури лупит по рукам Рафаэля, а затем становится между нами и гневно шипит своему бывшему.

— Ты глухой, Аммо? Или тупой? Или совсем конченный, раз тебе необходимо повторять прописные истины — не трогать того, до кого ты морально не дорос?

— Вау, сколько патетики, моя ты хорошая.

— Исчезни!

— Ещё увидимся, Истомина, — подмигивает Аммо, чуть отгибаясь в сторону, и улыбается мне во все тридцать два белоснежных зуба.

Но мы лишь синхронно поднимаем с Мартой правые руки и выставляем средние пальцы прямо в ухмыляющееся лицо этого волшебного персонажа. Он же только откидывает голову и заливисто смеётся, отдаёт под козырёк и уходит.

Аммо пытался выдернуть меня на разговор ещё несколько раз, но ситуация так и осталась на уровне его желания. И наши дороги окончательно разошлись как в море корабли. Нет, мы, конечно же, периодически обменивались пустыми взглядами, но не более. Я сосредоточилась на другом — на последовательном и монотонном отшивании от себя парней, которые неожиданно для меня вдруг стали пачками оказывать знаки внимания. А я в каждом видела врага. В каждом искала что-то, что напоминало мне Ярослава...

А затем наступил второй курс, и я потонула в собственной, постепенно налаживающейся жизни. У меня была лучшая подруга, интересная учёба и работа, приносящая неплохие деньги. А ещё Марта подарила мне швейную машинку на двадцатый день моего рождения, и я принялась сама шить нам настоящие шедевры, коих не отыщешь ни в одном магазине готовой одежды.

Три года мы жили душа в душу. Вытаскивали друг друга из трясины жизненных невзгод. И уже давным-давно предпочли забыть, как уродливо начиналось наше знакомство. Мы стали другими. Я, благодаря Максимовской, стала твёрже и увереннее в себе. Она же под моим влиянием стала мягче и добрее к окружающим.

Ко всем, кроме одного — старосты своей группы, с которым они грызлись как кошка с собакой. Он, капитан баскетбольной команды, органически не переваривал Марту. А та отвечала ему лютой взаимностью.

Вот только каждый раз, после очередной склоки с Фёдором Стафеевым, моя подруга становилась всё больше апатичной и раздражительной. Да и я замечала, как украдкой Марта рассматривает фото мускулистого, статного брюнета в социальных сетях, а затем фыркает и недовольно откидывает от себя телефон.

Я не лезла с очевидными выводами, потому что знала не понаслышке, как больно бывает любить. И пусть я только недавно убила в своём сердце последние остатки былых и больных чувств к Басову, но не хотела бы снова захлебнуться в том же гнилом болоте.

Лучше одной. Сама себя не предашь.

— О чём задумалась, подружка? — поставила передо мной кружку со свежесваренным кофе Марта и чуть приобняла за плечи, заглядывая в мои глаза.

— О том, готова ли я жить дальше.

— До сих пор болит?

— Нет, — решительно покачала я головой, — просто страшно, что снова может вывернуть наизнанку.

— Главное, чтобы кандидат был хороший, — грустно улыбнулась Марта.

— Главное, чтобы совсем плохие больше не отсвечивали, — усмехнулась я, и подруга тут же мне кивнула.

— Басов — это прошлое, Ника. Пусть он там и останется.

— Да, ты права, — согласилась я и окончательно выдохнула.

Глава 12 – Бессердечная

Вероника

Сентябрь. Наше время…

— Слышала, как тебя на потоке парни называть стали? — спрашивает Марта, когда я прохожу мимо неё утром. Она у высокого зеркала красит ресницы, чуть приоткрыв рот.

— Нет. Но и, в принципе, плевать, — пожимаю я плечами, надевая на себя новое коротенькое платье-футляр на тонких бретелях, которое я только вчера закончила шить. Оно плотно, словно перчатка облегает мою фигуру, и мне чертовски нравится, что я вижу в отражении. На остальное — до фонаря.

— Снежная Королева.

— Это из-за того, что я отказала Климову?

— И Грязнову тоже. Хотя сколько их вообще было за все эти годы? Но самый живучий — Грецкий. С первого курса не сдаётся. Мне кажется, что он реально тебя любит, подруга.

— Не екает. Я так не могу, — передёргиваю я плечами.

— Признавайся, ты ведёшь подсчёт разбитых сердец?

— Мне хватает одного — моего.

— Оу, бессердечная Истома...

За рёбрами вспыхивает фантомная боль и я морщусь, застёгивая на ногах цветные босоножки на высоком каблуке.

— Пожалуйста, не называй меня так.

— Но тебе и правда идёт, Ник. Ты в школьные годы и сейчас — словно два разных человека. Тогда ты бродила скукоженной и чересчур упитанной тенью по гимназии. А сейчас превратилась в горную лань: тоненькая, стройная, подтянутая — ну тут спасибо мне, что по спортивным залам таскаю. Волосы шикарные отрастила. Задница — орех. Грудь вишенкой третьего размера...

— Ну, перестань! — фыркнула я.

— Вангую, если бы Басов тебя сейчас увидел, то челюсть с асфальта отскабливал бы минимум часа три.

— Слишком много чести, Марта. Три с половиной года прошло, хватит о нём вспоминать.

— Ладно...

Дальше мы собираемся молча. Марта танцует под звучащую на всю катушку попсовую музыку, периодически подбегая к зеркалу то в одном наряде, то в другом. Я на эти нервные телодвижения смотрю с улыбкой, потому что знаю — такой взвинченной она может быть только по одной причине — Фёдор Стафеев. У подруги за три года учёбы сформировался чёткий пунктик — довести этого симпатичного баскетболиста до нервного тика.