Обещаю, больно не будет
Шрифт:
— Сплю и вижу, — буркнула женщина и, кряхтя, словно древняя старуха, уселась за стол, хватая с него чайную кружку и выплёскивая в кусты крыжовника остатки какой-то бурой жидкости. — Что там у тебя? Наливай скорее.
Испанский стыд...
Не могу удержаться и снова окидываю Храмову оценивающим взглядом и ещё раз ухожу на перезагрузку. Как можно было себя так запустить? Ну не вязалось у меня это ходячее постаревшее минимум лет на пятнадцать чучело с той опрятной, ухоженной учительницей литературы, коей я её видел три с половиной года назад. Убитые руки — под ногтями грязь. Седая, засаленная голова. И совершенно пустые глаза.
—
— Ещё, — кивает мне Храмова, и я подчиняюсь, наполняя её «фужер» почти до половины.
— Так что?
— Да не всрался ты мне, Басов, — неожиданно громко заржала женщина и опрокинула в себя сразу половину кружки. Крякнула, занюхала выпитое сгибом своего локтя, и сама полезла в пакет, выуживая из него прошутто и сыр.
— Я этому несказанно рад, — подпёр я рукой подбородок, а сам стрельнул глазами в сторону той самой старухи, что до сих пор с безучастным взглядом сидела в инвалидном кресле. На вид такая же неухоженная, как и хозяйка этого гадюшника.
Дальнейшие полчаса я молча сидел и следил, чтобы кружка Храмовой не пустовала. А она и рада была вкидывать в себя сорокаградусное пойло. На третьей рюмке, выпив за любовь, достала из кармана халата пачку с сигаретами и, под мой в крайней степени ошарашенный взгляд, смачно затянулась.
— Что ты так смотришь на меня? Не нравится, что курю, да?
Будь моя воля, то я бы выдал, что-то по типу: «Мне плевать даже если ты прямо сейчас застрелишься». Но я смолчал, ибо мне нужна была информация и я был настроен вполне себе решительно вытрясти её из этой запитой алкоголички даже под пытками.
— Да нет, всё нормально, Алевтина Петровна. Просто удивился.
— Удивился он. Рассказывай давай, чего высиживаешь?
Да уж, не все ещё мозги вымочила в спирту. Шарит.
— Да просто хотел узнать, какая кошка между вами с дедом пробежала.
— А чего у него не спросишь?
— Он соврёт, а вот вы нет. Я почему-то в этом уверен на все сто.
— Ну надо же, какая честь, — в очередной раз глотнула из чашки женщина и между тем подняла на меня практически трезвые глаза. Половину бутылки приговорила и хоть бы хны. — Но ты прав, за враньё мне больше никто не платит. Хотя обещали.
— Вы имеете в виду ваш поспешный переезд сюда?
— А ты думаешь, что я по доброй воле в эту глушь попёрлась? — рявкнула она.
— Всякое бывает, кому-то ведь действительно в радость жить в таком тихом месте.
— Но не мне! И всё это дерьмо из-за тебя одного, Басов! — с откровенной ненавистью упёрлась в меня взглядом Храмова и опустошила кружку.
— Я не хотел, правда. Молодой был, глупый. Сейчас бы сам себе по рогам за все те выходки надавал. Простите меня, Алевтина Петровна, — максимально правдоподобно отыграл я и состряпал выражение лица, как у кота из знаменитого мультфильма.
— Пф-ф-ф, — закатила женщина глаза, но я увидел, что на её одутловатом лице промелькнуло удовлетворение. Очевидно, она все эти годы мечтала услышать нечто подобное из моих уст и вот свершилось.
— От чистого сердца говорю, поверьте.
— Очень сомневаюсь, что в вашей семейке хоть у кого бы то было это пресловутое сердце, да ещё и чистое. Ты посмотри, до чего вы меня довели!
— Значит, тут не только я расстарался, но и мой дед. Так?
— Так! Дедуля твой очень сильно
дорожил твоим будущим. А я очень сильно дорожила своей дочерью. Но мне за доставленные неудобства, ко всему прочему, обещали ежемесячно платить за молчание в течение ещё целого года. И я, дура, поверила. Вот только Тимофея Романовича хватило лишь на шесть жалких месяцев.— Обидно.
— Встречу его — в рожу плюну!
— Ну я думал, что он вам нормально заплатил, разве нет?
— Не бывает мало денег, — отмахнулась Храмова и снова накатила, уже сама себе подливая из стремительно пустеющей бутылки.
— Ну он же не только вас купить попытался, Алевтина Петровна. Дед мне сказал, что Веронике тоже нормально так приплатил за «потеряться». В сумме там должно было хватить на квартиру в Краснодаре и дачу на берегу моря, а не вот это во всё. Да и давайте честно, не всем так с неба падает за простой переезд.
?Я не в силах был скрыть весь яд из своих интонаций. Говорил и чувствовал, как внутри меня всё бурлит и полыхает. И до сих пор не мог представить себе картинку, где бы радостная Истомина брала у деда конверт, прикидывая на что она потратит такую крупную сумму.
Верил, да. Но смешать свою чистую и светлую Веронику с этой грязью у меня так и не вышло. Ненавидел её, презирал, хотел отомстить, но детализировать всё это дерьмо не решался — было слишком больно.
Это как прыгнуть с отвесной скалы — знаешь, что себя уже не соберёшь, что мучительно сдохнешь. А потом просто стоишь в шаге от пропасти и наивно надеешься, что однажды умирать будет уже не больно.
Раз и всё.
— Басов, ты меня просто поражаешь, — чуть потерялась в звуках Храмова и пьяно икнула. Ну наконец-то пробрало. Можно пытать.
— В смысле? — нахмурился я.
— А с чего ты взял, что каждому слову твоего деда можно верить?
— А зачем ему врать?
— Может быть, и не за чем, да только никаких денег я при Вере так и не нашла. Хотя твой дед меня тоже в этом уверял.
По телу медленно поползли мурашки, поднимая волоски на затылке и заставляя меня вздрогнуть. Я нахмурился и чуть подался вперёд, пытаясь немного успокоить сердце, которое слишком сильно ударилось о рёбра и почти сошло с ума.
— Так, может, Вероника просто делиться с вами не захотела? — осторожно уточнил я, но Храмова уже ушла в какие-то другие дебри, пьяно сетуя на всё и всех.
— Знала бы, что дело так встанет, то и квартиру бы Веркину продавать не стала. Да и деньги бы в этот святой гадюшник за её грехи не понесла. Идиотка воцерковленная. В бога всей душой верила, славила его, а он вон чего со мной сотворил на пару с вашей чёртовой семейкой. Где я теперь, Басов? Оглядись по сторонам. Я в жопе!
— Дед сказал, что ваша дочь взяла у него деньги, Алевтина Петровна. Я лично на фото видел, как она держала в руках конверт.
— Ты глухой? — скривилась она. — Я тебе русским языком говорю, что не было у неё никаких денег при себе, когда она домой явилась, рыдая по тебе почём зря. И к чему вообще эти вопросы? Верка же с тобой жить собиралась, всё требовала её отпустить, мол взрослая уже, так решила и я не имею права её удерживать. Да и я её лично всю обыскала, а потом ещё раз и ещё, когда мы переезжали. Потом тоже по её тряпкам рыскала — ничего. Так что, читай по губам, Басов: даже если Вера и взяла тот конверт, как ты говоришь, то выбросила его или ещё что с ним сделала. Эта гордая идиотка до такого бы легко додумалась.