Обет Ленобии

— Много, много больше. — Он выпустил ее руку и повернулся, отходя к стойлу, чтобы встать рядом с одним серым.

Она проговорила ему в спину:

— Я сказала, что не буду лгать тебе. Можешь ты сказать мне то же самое?

— Я не буду лгать тебе, — сказал он, не оборачиваясь.

— Ты меня любишь? Пожалуйста, скажи мне правду, Мартин.

— Правду? Какое значение имеет правда в таком мире, как этот?

— Она имеет большое значение для меня, — сказала она.

Он повернулся, и она увидела, что его щеки влажные от тихих слез.

— Я люблю тебя, дорогая. Я чувствую, что это убьет меня, но я люблю тебя.

Ее сердце чувствовало полет, она двинула к нему и взяла его за руку.

— Я уже не невеста де Силене, — сказала она, стирая его слезы.

Он положил руки поверх ее и прижал к своим щекам:

— Но они найдут для тебя кого-то еще. Того, кто больше заботится о своей красоте, чем о имени, — он поморщился, пока говорил, как будто от боли.

— Ты! Почему это не можешь быть ты? Я бастард — уверенна, бастард может выйти замуж за креола.

Мартин шутливо засмеялся:

— Да, дорогая. Бастард может быть с креолом, если бастард черный. Если она белая, они не могут вступить в брак.

— Тогда я не забочусь о том, чтобы выйти замуж. Главное, быть с тобой.

— Ты так молода, — тихо сказал он.

— Как и ты. Тебе не может быть больше двадцати.

— Мне будет двадцать один в следующем месяце. Но внутри я стар и знаю, что даже любовь не может изменить мир — по крайней мере, не в наше время.

— Я собираюсь изменить это.

— Ты знаешь, что с тобой сделает этот мир, думаешь, любовь может его изменить? Они узнают, что ты любишь и отдаешь себя мне, они повесят тебя или еще хуже. Они изнасилуют тебя, а потом повесят.

— Я буду бороться с ними. Чтобы быть с тобой, я буду противостоять миру.

— Я не хочу для тебя такого! Милая, я не хочу быть тем, из-за кого тебе причинят вред!

Ленобия отстранилась от его прикосновения.

— Моя мама сказала мне, что я должна быть храброй. Что я должна выдать себя за девушку, которая мертва, чтобы жить без страха. И я сделала эту ужасную вещь, хотя и была против, лгала и пыталась взять имя и жизнь кого-то другого. — Она говорила так, словно мудрая мать шептала эти слова ей на ушко. — Я боялась, так боялась, Мартин. Но я знала, что должна быть храброй для нее, а затем, каким-то образом, я стала храброй для себя. Теперь я хочу быть смелой для тебя, для нас.

— Это не смелость, дорогая, — сказал он, и его оливковые глаза наполнились грустью, а плечи резко опустились. — Это просто молодость. Ты и я, наша любовь, принадлежат другому времени и месту.

— Ты отрицаешь нас?

— Мое сердце не может, но разум — он твердит «охраняй, не позволь миру уничтожить ее». — Он шагнул к ней, но Ленобия обняла себя руками и отстранилась. Парень грустно качнул головой. — У тебя должны быть дети, дорогая. Дети, которым не нужно будет претендовать на белую кожу. Я думаю, ты знаешь слишком мало об этом, не так ли?

— Я знаю, что предпочла бы делать вид тысячи раз, чем отрицать любовь к тебе. Да, я молода, но достаточно взрослая, чтобы знать, что любовь только с одной стороны не сработает. — Когда он ничего не сказал, она сердито стерла с лица слезы и продолжила: — Я должна уйти и больше не приходить, проводя остаток путешествия где угодно, только не здесь.

— Да, дорогая. Должна.

— И это то, чего ты хочешь?

— Глупость. Это не то, чего я хочу.

— Ну, мы оба дураки. — Она прошла мимо него и взяла щетку. — Я собираюсь почистить серого. Потом я вернусь в свою каюту и буду ждать завтрашнего утра. Тогда я буду делать то же самое. Снова и снова. — Она перешла в стойло и начала чистить ближайшего серого.

Оставаясь за пределами стойла, он смотрел на нее оливковыми глазами, выглядя, как она подумала, печально и очень, очень взросло.

— Ты храбрая, Ленобия. И сильная. И хорошая. Когда ты вырастишь в женщину, то будешь противостоять тьме в мире. Я знаю это, когда смотрю в твои глаза, цвета штормовых туч. Но, красавица моя, выбирай сражения, в которых можешь выиграть, не потеряв при этом сердце или душу.

— Мартин, я перестала быть девушкой в тот момент, когда ступила в обувь Сесиль. Я уже выросла в женщину. Мне жаль, что ты не понял этого.

Он вздохнул и кивнул.

— Ты права. Я знаю, что ты женщина, но я не единственный, кто понимает это. Дорогая, сегодня я слышал разговор слуг Командора. Этот Епископ, он не спускал с тебя глаз на протяжении всего обеда.

— Мы с сестрой Марией Магдалиной уже говорили об этом. Я собираюсь оставаться вне поля его зрения так долго, как это возможно. Не стоит беспокоиться обо мне. Я избегала епископа и таких мужчин, как он, в течение последних двух лет.

— Из того, что я видел, таких людей, как Епископ, не так уж и много. Я чувствую, за ним следует что-то плохое. Думаю, его Бакас против него.

— Бакас? Что это? — Ленобия прекратила чистку мерина и прислонилась к его боку, слушая Мартина.

— Думай о Бакас, как о ловце души, следящем за двумя ее сторонами. В каждом из нас есть хорошее и плохое, дорогая. Но если владелец вне гармонии, если он творит зло, то Бакас оборачивается против него, выпуская на свободу ужасную тьму.

— Откуда ты все это знаешь?

— Моя мама, как и многие рабы моего отца, с Гаити. Они следуют старой религии. На ней воспитан и я. — Он пожал плечами и улыбнулся наивному выражению в ее глазах. — Я думаю, что все мы приходим из одного места — и все когда-нибудь туда возвращаемся. У этого места много различных названий, потому и так много разных людей.

— Но Епископ католический священник. Откуда он знает о древней религии Гаити?

— Дорогая, не нужно знать, чтобы чувствовать. Бакасы реальны, и иногда они находят владельца. Тот рубин, который он носит на шее — бакас.

— Рубин на кресте, Мартин.

— Это так же бакас, обратившийся во тьму, дорогая.

Ленобия вздрогнула:

— Он пугает меня, Мартин. Он всегда получает то, что хочет.

Мартин шагнул к ней, залез себе под рубашку и вытянул за синий, сапфирового цвета мешочек на тонком кожаном шнурке. Он снял его со своей шеи и надел на нее.

— Это грис-грис, он защитит тебя, дорогая.

Ленобия потерла пальцами мешочек:

— Что в нем?

— Я ношу его большую часть своей жизни и не знаю наверняка. Я знаю, что в нем тринадцать маленьких вещей. Перед смертью мама отдала его мне для защиты.

Мартин взял мешочек из ее пальцев. Глядя в глубину ее глаз, он поднял его к губам и поцеловал.

— Теперь он станет защитой для тебя.

Затем медленно, не спеша, зацепив пальцами ткань у ее лифа, не задев кожи, уронил мешочек ей на грудь, где тот лег чуть выше четок ее матери.