Обеты молчания

Десять

Они договорились провести день вместе еще месяц назад. У Лиззи уроки по четвергам заканчивались в три, а Хелен взяла на работе отгул.

Все утро она занималась тем, что разбирала свою одежду. Она распределила ее по трем кучам: что она никогда не надевала, что она надевала редко и что она надевала часто. Внезапно набралось три мешка вещей, которые можно было отдать на благотворительность, один – чтобы отнести на помойку, и один – чтобы сдать в химчистку. Все остальное, вычищенное и возвращенное на вешалки, отправилось обратно в шкаф, где образовалось многообещающее свободное пространство.

Она встретила Элизабет у школьных ворот – впервые за бог знает сколько лет, – и они поехали в Бевхэм. Через три часа и кучу сумок с покупками спустя они, вернувшись в Лаффертон, пили кофе с поджаренными булочками в новой пекарне в Лэйнс.

Все это время Хелен удавалось держать разговор в русле одежды и обуви, иногда сворачивая в сторону поступления в университет и девочки, которая ходила за Томом как хвостик.

В пекарне было тихо. Наплыв посетителей – покупателей из соседних магазинов, офисных работников, молодых людей, женщин, встречающихся за ланчем, – происходил с момента подачи первого утреннего кофе в 10:30 и длился до полудня, когда особой популярностью пользовался чай. После семи случался еще один. А сейчас только несколько человек сидели за стойкой. Они заняли столик на приступке у окна с видом на Лэйнс, в конце которой виднелся собор. Хелен чувствовала себя довольной – довольной тем, что она с дочерью, довольной покупками, довольной всем.

– Ладно. Выкладывай, – сказала Лиззи, ложкой убирая пенку с капучино.

– Что выкладывать?

– Ну, что-то ведь случилось. Ну же.

Упираться было бессмысленно. Лиззи слишком хорошо ее знала. Лиззи была первой, кто сказал: «Он понравился тебе, да? Все получилось, да?» – через две минуты после того, как Хелен пришла домой в конце вечера, проведенного с Филом. «Хорошо», – все повторяла она. «Хорошо», – как будто она услышала что-то еще.

А еще она пришла из школы на следующий день и объявила, что ее друг, брат которого учится в школе, где преподает Фил, назвал его «приличным» и «не тупым».

– Не особо радуйся. Это настолько нелепо, что я даже не уверена, что он всерьез.

– Что случилось?

– Он позвал меня на ярмарку!

– О. Боже. Мой. Ты шутишь!

– Очевидно, нет. Учитывая то, что он позвонил мне десять минут назад и сказал, что это не так. Что он не шутит.

– На самом деле… Я думаю, это довольно мило. Да, это и правда мило! Вы можете есть вместе сахарную вату и держаться за руки в комнате ужасов, и он может выиграть для тебя одного из тех розовых кроликов с торчащими зубами за стрельбу по мишеням.

– Спасибо огромное.

– Ты же пойдешь, правда?

Хелен задавала себе этот вопрос несколько раз, так и не придя к окончательному ответу. Дело было не в ярмарке. С этим все было нормально. Ярмарка – это ярмарка, вне зависимости от того, с кем ты туда идешь, и если бы она не умела получать от них удовольствие, то была бы пропащим человеком. Но она чувствовала, что если пойдет с Филом, то она определенно пересечет черту между единоразовой дружеской встречей и…

И тем, ради чего она изначально обратилась в интернет.

– Мам?

– Ну конечно же, я пойду, – сказала она, вытирая масло с губ. – И я хочу еще один эспрессо.

Одиннадцать

Он был взволнован. Он лег спать в том же лихорадочном возбуждении, что и в детстве накануне Рождества. Он проснулся с тем же огромным комом в груди, вспомнив, какой сегодня день.

Идеальная погода и не думала прекращаться. Огромные луны. Туманные рассветы. Жаркие дни. Прохлада, устанавливающаяся после шести вечера.

Они выйдут на угодья в Кландайне, в пятнадцати милях к западу от Лаффертона. Они всегда выходили туда на последнее соревнование сезона. Лесистая местность, холм позади, спуск к озеру, все было идеально. О радушии организаторов нечего было и говорить. Спонсоры были очень щедры. Но в этом было и что-то большее. В финальном туре соревнований сходилось все. Для него это было не просто приятное времяпрепровождение на природе и хороший обед. Он настраивался на победу. Он всегда настраивался на победу. Он был настроен на победу с тех пор, как впервые начал стрелять по глиняным голубям.

Он приехал рано. Еще шла подготовка. Это была площадка для английской спортивно-охотничьей стрельбы с восемью стендами на десять птиц и недавно установленной высокой будкой с машинкой, выпускающей по сто птиц. Лучшее, на что можно было надеяться. Мишени будут симулировать высоко летящих фазанов, очень высоко летящих фазанов, несущихся в разные стороны голубей, мелькающих куропаток и еще множество других, по-разному взлетающих и двигающихся, птиц. Другого такого испытания просто не было.

Люди, работающие на спонсоров, натягивали баннер между двух столбов. Возводился шатер, где будут подаваться угощения. Один за одним по полю подъезжали «Лэнд Роверы», полные девушек и ящиков со столовыми приборами.

Он пошел обратно к машине. Облокотился на капот и смотрел, смотрел, впитывал в себя атмосферу, выбирал точку обзора, изучал фон, смотрел, смотрел. Адаптировал все под свой глаз.

Рядом с ним возникли еще два участника. Он кивнул им. И продолжил смотреть, смотреть. Через минуту он отойдет от будки на сотню ярдов, взглянет издалека, вернется. Продолжая смотреть. Он повращал руками. Покрутил головой из стороны в сторону. Оставаться легким. Оставаться гибким. Оставаться расслабленным.

Он использовал 32-дюймовую двустволку. Ту же, что он использовал последние три года. Три года, в которые он выигрывал.

Он отошел от машины. Спокойно зашагал в сторону будки, не переставая смотреть и смотреть. Вращая руками.

Но потом он предусмотрительно зашел в шатер, взял на завтрак булочку, горячий бекон и грибов у улыбающейся блондинки, пошел к общему столу, поговорил, посмеялся, социализировался. Он не хотел, чтобы его называли одиночкой. Одиночек не любят. Им не доверяют.

Не одиночкам с оружием.

Он откусил свежую белую булку, и от вкуса соленого горячего бекона его рот наполнился слюной.

– Значит, в этом году снова чемпион, да? – сказал Роджер Барратт, похлопывая его по плечу.

Он проглотил еду. Покачал головой.

– Очередь кого-нибудь другого. Кажется, я уже свое получил.

Все рассмеялись. Но он никого не пригласил составить ему компанию.

Они уже начали разбредаться по углам шатра. Днем будет жара. И ясно. Голубое небо. Стрелять – в сторону северо-востока. Идеально.