Обезбашенный спецназ

— Угу… — подал голос только, что "мертвый" прапорщик, — не родился еще такой генерал, а тем более майор — который сможет перепить меня. А вы еще и шансов им не дали, — отворачивается, обиженно бурча.

Вот что тут сказать? А кто его знает? В результате оба так и лежали всю дорогу не рискуя отсвечивать. Вот и получается, что отцы-командиры опять проворачивают какую-то аферу, а таскаем мы. Хотя есть польза. Есть. Балагур, весьма благополучно, свалил…

Глава седьмая

Следующий день оказался весьма интересным. Я бы даже сказал насыщенным разного рода информацией… Заставляющей мой бедный мозг плавиться.

После посещения столовки, Рогожин отправил парней размяться на полосу препятствий, после чего требовалось хорошенько намять бока друг другу. А меня потащил за собой, любоваться на помятые лица Степаныча и Васильева. Хотя прапорщик выглядел вполне себе здоровым и явно похмелившимся. Сидел себе на крылечке и покуривал… Для начала здороваемся…

— Живой? — поинтересовался у него Рогожин.

— А то! — Степаныч довольно прищурился. — Спасибо хлопцам: надолго вперед лекарством обеспечили.

Расплываюсь в довольной улыбке — пригодился коньячок. А то помер бы Дед с похмелья.

— Рады стараться, все для любимого начальства.

Степаныч улыбнувшись, подмигивает:

— Чья была идея?

Чешу затылок:

— Ну, хомяк буйствовал у всех, но мой, пожалуй, оказался самым жадным.

— Эх, моя школа, — расплывается в довольной улыбке.

— Не увлекайся, а то и правда, траншею рыть заставлю, — нахмурился капитан.

— Тю, товарищ капитану, это когда я норму свою нарушал?

— Напомнить?

— Так-то когда было? Заметь, если бы не тот случай, могли бы и не встретиться, — слегка грустно произнес Степаныч. И уже более уверенно: — А вчера не в счет, тем более что норму я не превышал.

— Но пытался!

— Так ведь ты на меня так орал, что я аж поверил.

— И поэтому решил догнаться? Чтоб не страшно было?

— Вот-вот, так все и было! — тут же подтвердил явно понравившуюся версию событий Степаныч. Теперь-то ничего придумывать в оправдание не нужно — лопата и лом уплыли в заоблачные дали. А может, и не было их. — Тем более что я был в порядке… Ну, почти…

— Эх, пороть тебя в детстве надо было. Жаль не дожил до того момента, ты бы у меня вообще от выпивки отказался.

— Мне тоже жаль, — лицо Степаныча стало грустным-грустным.

— А чтоб тебя, — махнул рукой Рогожин. — Как там майор?

— Помирает, — Степаныч разводит руками, — намешал изрядно, вот и плохо ему. Налил коньяка, а он даже смотреть не хочет. Говорит, что стошнит его. Поставил напариваться укрепляющий настой. Но если не примет… — вновь разводит руками.

— Пошли, посмотрим, — бросил на ходу капитан, поднимаясь по ступенькам.

Да уж… Выглядит Васильев весьма хреново. Смешивать последнее дело — по себе знаю. Сидит за столом в каморке Степаныча, подперев голову руками, и с тоской смотрит на стакан, до половины наполненный коньяком. На приветствие лишь слабо шевельнул рукой и больным голосом протянул:

— Руслан, если мне еще раз в голову придет "гениальная" мысль, ты меня сразу пристрели — чтоб не мучился. С рождения дочери так не пил, — и на мгновение, замолчав, поправился: — Нет, даже тогда столько не выпил.

— Ну, еще бы, — вполне уже довольный жизнью Степаныч, аккуратно сцеживает какой-то отвар в кружку. — Коньяк, вино, пиво — адская смесь.

— Руслан, скажи, я хоть не зря страдаю? — голосом умирающего лебедя поинтересовался майор.

"Прав я оказался — похоже, что отцы-командиры все же какую-то аферу проворачивали?" — мысленно чешу затылок, пристраивая зад на пустующий табурет.

— Коньяк пей, — жестким голосом скомандовал Рогожин.

— Тошнит…

— Надо, Федя, надо!

— Я не Федя.

— Да? Ты уверен? Тогда тем более пей!

Васильев с тоской посмотрел на стакан, зажмурился и, выдохнув воздух, заглотил. С задумчиво-болезненным видом посидел и удивленно произнес:

— Прижилось…

— Во-о-от, — подняв в небеса палец, поучительным голосом произнес Степаныч. — А теперь вот это… — ставит на стол только что сцеженный напиток. — Мелкими глотками.

Взяв в руки кружку, майор принюхивается и с сомнением пробует:

— Горькое, — морщится и укоризненно говорит: — Мог бы и эликсир дать.

— Ага, счас!!! — возмущается прапор. — Ты представляешь его цену? Если я тебе скажу, ты пить бросишь. Совсем. Там настолько редкие ингредиенты, что только на самый крайний случай храню. Тебе и так скоро полегчает, чай не первый раз замужем!

— А ладно. Ну, так что? Как результат? — Васильев с надеждой обращается к Рогожину.

— Ну как тебе сказать, — капитан с задумчивым видом наливает себе чай, — блок у генерала оказался на загляденье. Пришлось вызывать на помощь супер-мега взламыватель мозгов — АМ. Модель: девчушки сексуальные, на всю голову отмороженные.

— Ты о чем? — не въезжает майор.

А я затаив дыхание тихонько шкерюсь в своем уголке, еще и легкую отводку глаз врубил, чтоб не отсвечивать, а то любопытство аж прыгать начало от счастья.

— АМ — Анютка и Маришка. Что тут не понятного?

— Охо-хо. А я в таком виде, перед начальством, — расстроился Васильев.

— И что? — удивился Степаныч. — Чай не съедят, ты же за дело радел.

— Ох, мужики. После того нашего разговора, ну вы помните… — делает выразительное лицо. Походу начинает отпускать майора, вот и мимика заработала.

Степаныч с Рогожиным кивают. Только я как дурак не в курсе… Кругом тайны, тайны. Забодали уже…

— Ну, так вот, — продолжает майор, — явились ко мне. Вопросов кучу назадавали, про Зайцева. И ведь не спорю: красивые жуть, а меня аж до печенок пробрало… — майора передернуло всего от воспоминаний.

— Это они могут, — заулыбался Степаныч.

Рогожин же только ехидно усмехнулся. А Васильев, все более оживая, продолжал:

— Так что, ну его на фиг, у меня от них мурашки по коже. Это они только к вам какой-то нездоровой любовью пылают. А мне лучше подальше от начальства, поближе к кухне.