Обезьяна приходит за своим черепом

Гарднер сказал:

— Видите ли, я смотрю так. Вот передо мной такая крупная политическая фигура, как Войцик. Он попался глупо и случайно, как уличная торговка во время облавы. Что же, это иногда случается и у них. Человек этот очень много знает. Значит, надо приложить все усилия, чтобы расколоть его.

— Как? — наклонился с кресла карлик. Он знал это слово из арго берлинских воров и бандитов, но сейчас оно прозвучало совершенно дико. Что, вы говорите, надо сделать?.. Я не понял вас... повторите.

— Расколоть, расколоть! — спокойно и не объясняя, как что-то известное, повторил Гарднер. — Я говорю, надо его расколоть. Вот Войцика берут и раскалывают. Над ним работают умелые руки, мои руки, — сказал он с благодушной и чуть конфузливой улыбкой, и карлик опять быстро взглянул на его длинные, овальные, сияющие ногти с серебристыми лунками. — Но ничего не выходит. Значит, что ж? — он пожал плечами. — Конец! О чём же ещё тут говорить! Вывести его во двор, да и... — он махнул рукой.

— И только? — наивно спросил карлик, поднимая брови. Ему вспомнилось, что они с Курцером ещё недавно говорили об этом почти таким же языком.

Гарднер пожал плечами и ничего не ответил.

Несколько мгновений карлик, сохраняя ту же благодушную, но и презрительную улыбку, продолжал молча смотреть ему в лицо.

«Лакированные ногти, — подумал он и вздохнул. — Что же делать? В конце концов, сейчас-то прав он».

— Так вот, Гарднер, — сказал уродец, — этот разговор мы отложим. Но теперь у меня к вам просьба. Раз Курцера нет, в имение придётся выехать вам. Это недалеко, километров сорок. — Он помолчал. — Я даю вам, конечно, кое-какие инструкции, но через два дня и я там буду. Вы сами понимаете, что надо что-то делать. Ведь самое главное — не оставлять дом пустым. О смерти Курцера говорить им пока не надо. — Он подошёл к окну. — И погода хорошая, сказал он умилённо. — Вон, слышите, птички поют.

— Хорошо, — любезно и легко согласился Гарднер, но так, как будто бы он мог и отказаться. — Я и сам думал поехать туда. Курцер мне сказал, что там, по дороге, на него было покушение. Надо поехать и посмотреть, что и как. Я сказал, что деревню эту, пожалуй, придётся ликвидировать в показательном порядке. И Курцер не возражал. Я уже заказал автомобиль.

— Пойдёмте ко мне, — сказал карлик и вздохнул. — Я вам покажу кое-какие докладные Курцера. И, кстати, я не понял: что вы там говорили насчёт этого незаряженного револьвера? Кто виноват?

— Я говорил только, что учту особо, — уклончиво ответил Гарднер. Дело слишком мелкое, чтобы вы в него вмешивались, мой высокий коллега.

«Ах, сволочь, сволочь! — подумал карлик. — Как он ловко показывает мне, что я уже работаю по его ведомству! Ну, подожди...»

И тут он любезно кивнул головой и улыбнулся одной из самых своих благосклонных и очаровательных улыбок, совсем как для фотообъектива.

Как только Гарднер приехал, он сразу же поставил себя на хозяйскую ногу. Он им покажет, как нужно работать. Подумать — возиться чуть не месяц и так ничего и не получить! Ланэ и Ганка были ему неинтересны, зато Бенцинг... Гарднер встретил его в саду, снял шляпу и раскланялся преувеличенно вежливо, потом прошёл в комнату Курцера, в ту самую, что служила ему приёмной, и вызвал Ланэ.

Ланэ пришёл и встал на пороге.

— Слушайте, дорогой, — сказал Гарднер любезно, оглядывая его с ног до головы, — что, собственно говоря, у вас тут делается? Ничего не поймёшь. Вот хочу пройти к профессору — засвидетельствовать своё почтение, спросить, не нужно ли чего. Ткнулся — дверь заперта. Стучу. Вдруг откуда-то снизу появляется мадам Мезонье с ужасным лицом и делает мне какие-то спиритические знаки — не то «иди сюда», не то «уходи». Пришлось бежать. В чём дело, наконец?

Ланэ стоял перед ним помятый, осунувшийся, с нехорошим, землистым лицом.

— Профессору очень плохо, — сказал он тихо и беспомощно улыбнулся. Он не только вас не пускает, к семье он из кабинета не выходит уже третий день.

— Ого! — словно похвалил кого-то Гарднер. — Стойкий старик? А? Ну а еду, что же, ему туда носят?

— Туда и кушать носят, — оцепенело ответил Ланэ. — Только Курта да Марту он к себе и пускает.

— Это какой Курт-то? — прищурился Гарднер. — Слуга господина Курцера, что ли?

Ланэ поднял голову и удивлённо взглянул на Гарднера.

— Ну, — сказал он, — разве же... — и осёкся.

— Разве он пустит к себе Курцера? Ах, Ланэ, Ланэ, — засмеялся Гарднер, — да что вы стоите? Садитесь, голубчик! Я вам не профессор, передо мной тянуться не надо. Тут мы на равных правах, и даже так ещё — я в гостях у вас. Так кто ж такой Курт?

— Старый слуга семейства Курцеров, — сказал Ланэ. — С господином полковником он встречался ещё в Чехии. Они там вместе в какой-то лаборатории работали.

— Ага, так? — принял к сведению Гарднер. — Курите?

— Курю! — уныло сознался Ланэ и совсем повесил голову.

Гарднер протянул ему портсигар.

— Незаменимо по действию на нервную систему, — сказал он машинально. — О, да у вас слёзы на глазах! Не расстраивайтесь. Дело-то чепуховое. Подумаешь, профессор нервничает, капризничает, запирается. Конечно, с его характером и в его лета тяжело ломать себя, но... — он пощупал карман. Вот спичек-то у меня, оказывается, и нет. Эх, господин Курцер, где-то теперь все ваши зажигалки? Вот сейчас попробуем-ка... Бенцинг, Бенцинг! Кажется, Бенцингом зовут?

— Бенцинг! — заорал во всё горло Ланэ и осёкся. Бенцинг вышел из-за портьеры и остановился перед ними. Он был одет в строгий чёрный костюм. Гарднер целую минуту, улыбаясь, смотрел на него.

— Господин Бенцинг, — сказал он даже заискивающе, — я здесь у вас гость и ничего ещё не знаю. Вот курить хочу. Где хранится коллекция зажигалок вашего хозяина? Уж будьте любезны...

Господин Бенцинг исчез за портьерой, пришёл он через десяток секунд и молча выложил на стол коробку спичек.

— Э, Бенцинг! — Гарднер взял спички в руки и засмеялся. — Вон какой вы, оказывается... дрессированный! Нехорошо так скупиться! Я же знаю, у вашего патрона целая коллекция зажигалок, а он мне приносит какие-то паршивые бельгийские спички.

— Господин Курцер не даёт своих зажигалок никому.

— Ага, — принял к сведению Гарднер.

— Он держится того мнения, — продолжал Бенцинг, — что у кого нет порядочной зажигалки, тот обходится спичками, если их ему дают, и благодарит за них.