Обезьяны
Шрифт:
– «Ррррряв!» Вот дерьмо! – Уилтшир был в ярости. – Какого черта мы связались с этим «уч-уч» «лучшим в мире тенор-вокализатором», если у него, подонка, такое слабое горло, что он боится сесть на самолет! Хоть вызывай самца, которого мы планировали на роль изначально… – Уилтшир опустил лапы и повернулся к Буснеру: – Извини, дружище, ужасно досадно, но, боюсь, нам придется прервать чистку.
– Это вы о Марио Трафуэлло махали лапами «хууууу»?
– О нем самом. Ты слышал, как он вокализирует, Зак «хууууу»?
– Да, в прошлом году в Гарсингтонской опере. [58]
– «Рррряв»! Верно, только сначала надо затащить его на сцену. Мерзавец капризнее любой прима-самки, все время шлет нам свои требованьица через агента – сделай то, сделай это, – постоянно вносит поправки в контракт. Я уж и не знаю, что предпринять. Зак, дорогой, я правда очень расстроен; очень хочу ощупать тебя как следует в ближайшее время – ухни мне, будь добр «хууууу»? – рассекли воздух пальцы Уилтшира.
58
Гарсингтонская опера – оперный театр в графстве Оксфордшир, в частном имении знаменитого английского мецената леди Оттолины Моррел (1873–1938). Важное культурное явление Великобритании.
– Конечно, Питер, конечно. Кроме того, я хотел бы узнать твое мнение об одном шимпанзе, которого как раз собираюсь сегодня осмотреть. У него необычная мания – самец считает себя человеком. Случай, похоже, очень любопытный, думаю, он и тебя заинтересует.
– «Хуууууу?» В самом деле? Я бы показал, что тут все связано с неприязнью к учреждениям. Готов спорить, этот тип раньше спасал китов или громил научные лаборатории. Уж я-то знаю, как часто мания параноика складывается из компонентов, связанных с этической проблемой, которую он в данный момент пытается решить. Я уверен, с твоим шимпанзе как раз такая история…
– Его зовут Дайкс. Кажется, он довольно известный художник.
– Дайкс «хууууу»? Саймон Дайкс? Да, верно. Очень известный, даже знаменитый. Я махал с ним лапами разок, думал нанять на декорации для одного спектакля, но ничего не выползло. Так что нам тем более нужно чаще переухиваться, Зак. Если соберешься выгуливать его, как тех самцов с синдромом Туретта, я с удовольствием распахну перед тобой свои двери.
– Я буду иметь это в виду, Питер.
– А теперь мне пора.
Друзья растроганно обнялись. Разомкнув объятия, каждый увидел в глазах другого слезы.
– Что же «чапп-чапп», ужасно рад был тебя повидать, дорогой мой Захария! Как я буду скучать по твоей заднице! Надеюсь, наша следующая чистка продлится дольше, чем сегодняшняя.
– И я, Питер, и я «чапп-чапп». Ты – лучший из шимпанзе, которых я знаю.
Союзники немного подержали друг друга за яйца, а затем расстались. Буснер попрощался с Франклином, легко – но метко – съездив ему по заднице, и с удовольствием отметил, что Питер Уилтшир вернул себе толику былой гордости, продолжив начатое Буснером дело по пути к воротам парка.
Именитый психиатр нашел своих подростков возле дерева у самого выхода на Риджентс-Парк-Роуд. Троица загнала белку на верхние ветви и швыряла в нее камнями, но никто не решался взобраться по стволу и приняться за дело всерьез.
– «Рррряв!» Что это с вами, ребята, – замахал лапами вожак, – сидите тут на земле, как какие-нибудь бабуины! Я-то думал, вы уже давно разобрались с этой рыжей бестией.
– Мы не можем залезть на дерево, вожак, –
взвились в воздух шесть лап. – Ствол вымазан чем-то антилазательным.Буснер пощупал дерево. Подростки показывали правду. Ствол был покрыт слоем скользкого пластика, на котором красовалась прикрученная проволокой табличка: «По решению совета округа Камден, в связи с программой по пересадке зеленых насаждений, осуществляемой в этом году, на Примроуз-Хилл временно запрещено лазать по деревьям».
– «Рррряв!» Чертов восемьдесят седьмой год! – показал вожак подросткам.
– Чертов восемьдесят седьмой год! – чинно отмахнули ему шесть лап.
– На свете не было ничего, – продолжил вожак, – повторяю, ничего, что сказалось бы на жизни юных шимпанзе нашего города столь же отрицательно, сколь последствия великого «уч-уч» урагана восемьдесят седьмого года!
Буснер опустил лапы, затем предостерегающе поднял вверх палец. В ответ в воздух столб же предостерегающе, но исподтишка поднялись три других пальца поменьше. Впрочем, Буснер этого не заметил, его несло – его всегда несло, когда он принимался поучать своих потомков. Не заметил диссидентствующий специалист по нейролептикам и того, что упомянутые пальцы старательно-издевательски повторяли за его лапами все последующее:
– Ничего – за исключением реакции правительства, реакции совершенно неадекватной. Чем, хочу я спросить у этих мыслителей, должны заниматься лондонские старшие подростки, если им не позволено даже по деревьям лазать? Вот причина, по которой ваши собратья превращаются в малолетних преступников. И в этом нет ничего удивительного!
Тут с дороги донесся гудок клаксона – Прыгун подкатил к выходу из парка. Звук был странный: нажавший, кажется, до смерти боялся побеспокоить тех, чье внимание хотел привлечь.
– А теперь, – продолжил Буснер, – мы направляемся в «Чаринг-Кросс» навестить этого бедолагу. Вы все будете вести себя абсолютно безупречно – вы меня хорошо поняли «хуууууу»?
– Да, сэр.
Чарльз запустил в белку, которая рискнула спуститься вниз по стволу, последний камень и побежал вслед за остальными, а авторитетнейший специалист по природе шимпанзечности тем временем уже перемахнул через ограду и сквозь открытое стекло влетел в ожидавшую у бордюра машину.
Прыгун отпустил сцепление, и команда Зака Буснера продолжила свой путь на юго-запад.
Глава 7
Больницы Центрального Лондона вынуждены исполнять свою основную функцию – обеспечивать здоровье нации – в тяжелейших условиях. О каких бы болезнях ни шла речь – о тех, что вызываются бедностью, сизначь ожирение, рахит, туберкулёз, склероз сосудов, рак, астма, вызванная загрязнением окружающей среды, гепатит и ВИШ, или о тех, что вызываются богатством, сизначь астма, вызванная загрязнением окружающей среды, гепатит, склероз сосудов, рак, ВИШ и ожирение, – медицина может справиться с ними только при одном условии, а именно, если решит следующую задачу: заставит принципиально неподвижный объект, то есть решимость электората требовать от своих представителей в парламенте положить конец росту налогов, сдвинуться с места под натиском непреодолимой силы, то есть готовности того же электората пойти на что угодно, лишь бы иметь возможность бесплатно, в любое время дня и ночи и в произвольном количестве получать лекарства от всего, от чего бы он, электорат этот, ни страдал.