Обход
Шрифт:
Они шли в сторону света, который имел белый, холодильный оттенок. Они оказались в просторном помещении, какое часто бывает в гипермаркетах – нечто вроде площади в большом городе. Посредине стояла небольшая сцена, похожая на любую из тех, что создаются для выступления аниматоров. С момента эпидемии такие сцены отовсюду убрали и даже этим летом, когда ограничения стали снимать, подобных массовых развлечений ещё нигде не проводилось. Рядом со сценой стоял прожектор, который вспыхивал белым светом слепого бельма, а потом гас. Хотя периоды света и тьмы длились секунды по три, всё равно создавалось
Отец направился вперёд, бросив на ходу:
– Оставайтесь здесь.
Постепенно помещение заполнялось народом. Кирю оттёрли от матери, он попытался снова найти её ладонь, но вместо этого ощутил, как ему в ладонь пихнули что-то квадратное и твёрдое. Он сдёрнул рюкзак с плеча, пока ещё толпа давала ему эту возможность, и даже не рассмотрев приобретение, сунул его в рюкзак.
Это может быть улика, тебе её специально подбросили.
Заткнись. Никто не пихает улики в руки, если бы надо было меня подставить, сунули бы в рюкзак, пока я не вижу.
Где мать, он рассмотреть не мог, но отец уже взобрался на сцену, тяжело при этом опершись рукой. Вспышка и черты отца, который стоит к залу боком, становятся чёткими и слишком белыми, как на засвеченной фотографией, полумрак – и всё скрывается в тенях, к которым зрение не успевает привыкнуть, так как через пару секунд сцену заливает свет. В одну из этих вспышек Киря увидел, что рядом с отцом стоит ещё кто-то в белом. Вернее, сперва он считал, что из-за постоянных вспышек ему показалось, но и в темноте он увидел, как рядом с отцом стоит высокая белоснежная фигура.
Зрителям тоже потребовалось время, чтобы сообразить, потом раздалось приветственное улюлюканье. Прожектор стал вспыхивать быстрее, кто-то ещё образовывался на сцене, существа бледные, которых было очень сложно разглядеть. Прожектор ярко вспыхнул, а потом не погас, но стал медленно-медленно снижать яркость, даже свет из белого стал более привычным для электрических лампочек желтоватым.
Белая высокая фигура оказалась женщиной в белой простыне.
Это не простыня, это саван.
Киря никогда не видел саван, привидений принято изображать в каких-то ночнушках, а современных мертвецов хоронят в платьях и костюмах. Но саван он при этом узнал как-то интуитивно. И почувствовал жуткий, холодящий ужас, от которого верхняя часть бёдер стала слабой и дрожащей. Женщина была высокой, более двух метров, бледное лицо, не красивое, но волевое и жёсткое. Волосы её тоже были белыми, но не стояли над головой сухими, ломкими волосками, как у седых старух, а спускались на плечи гладкими, блестящими здоровьем волнами.
За ней стояли мужчины и женщины. Они были одеты вполне обычно и современно, разве что одежда была у них чуть бледнее обычного, словно заношенная. Или словно из них выпили краску. Они все смотрели на отца Кири, но взгляды их были отсутствующими.
Женщина откуда-то из складок савана вытянула руку, взяла отца Кири за подбородок и заставила его поднять
взгляд.– Здравствуй, Кен. Ты знаешь, кто я?
Мужчина молчал. Киря стоял от сцены метрах в двадцати, и его оттирала толпа, но и так он сумел увидеть, как мужчина сглотнул. Кто-то в толпе засвистел, видимо, раздражённый ожиданием. В толпе тут и там раздавался свист или улюлюканье. Женщина слегка улыбалась и, кажется, была ждать столько, сколько понадобится.
– Да, – сказал он после пары минут молчания.
– Тогда назови моё имя.
Женщина не сводила взгляда с отца. Что-то происходило, какая-то магия. Киря слышал про магию имени, когда ты заклинаешь того, чьё настоящее имя ты знаешь, но здесь происходило нечто противоположное. Когда отец произнесёт имя женщины, она получит над ним власть.
– Мара, – наконец сказал он.
Женщина улыбнулась, отпустила подбородок отца и выпрямилась. Один из её клевретов подошёл к краю сцены:
– Суд! – выкрикнул он.
– Суд! Суд! Суд! – подхватила толпа.
Киря почувствовал, что плачет. Он не знал, что делать, как сбежать и помочь сбежать отцу. Он врезался в толпу, стараясь пробраться ближе к сцене. Если он будет рядом, то можно схватить отца за руку, попытаться пробиться наружу. Или хотя бы разбить стеклянную крышу, быть может, солнечный свет прогонит всех собравшихся тут тварей. Эти твари и так спокойно стояли в тех лучах (мало напоминающих солнечные), что лились сверху, но Киря не разрешал себе задуматься об этом.
– Ты знаешь, что ты натворил? – обратилась Мара к отцу.
Киря, уже пробившийся почти к сцене, увидел у её ног те вещи, которые вчера отец вытряхивал на стол.
– Я украл ваши вещи, – отец как-то сгорбился, немного помедлил, – и деньги.
– Ты убил Триста, – Мара с холодным презрением смотрела на отца. Тот, не поднимая взгляда, отрицательно мотнул головой.
– Нет, когда мы… я там был, мужчина уже был мёртв. Я не должен был брать вещи и готов понести наказание.
– Ты лжёшь. Неделю назад, когда ты был у Триста, ты похитил талисман, через который стал управлять марионетками Триста. Потом ты убил его и лишь затем пришёл ограбить.
Отец вскинул голову.
– Что?! Вы с ума посходили? Вы же можете отличать правду от лжи! Я никого не убивал! Я видел мертвеца, но я понятия не имел, куда надо обращаться, если кого-то из ваших убьют. Меня никто ни о чём не предупреждал! Я взял деньги, был уверен, что ему не нужны. Деньги только для лоутов! Никто бы не хватился, посчитали бы, что он всё потратил!
Из савана снова выплыла белая рука.
– Талисман! Дай то, чем ты управлял марионеткой. Если управлял не ты, это будет ясно.
Отец хлопнул себя по бёдрам, проверяя карманы, видимо, готовый выполнить требование, но не сразу сообразивший, что сделать этого не в состоянии.
– Как выглядит талисман?
Возникла пауза, по толпе прошли шепотки. Кто-то прошептал на ухо Кире «Согласись на Обход». Он обернулся, но снова все лица оказались смазанными. В это время на сцене прозвучал новый голос. Один из мужчин из свиты Мары сделал полшага вперёд.
– Трист управлял марионетками посредством кукол. Талисман должен выглядеть как тряпичная кукла.