Обитель любви

«Вооружившись» здравым смыслом, она спустилась по ступенькам крыльца. На шее у нее было жемчужное колье, юбка-клеш шифонового платья развевалась на ветру. Крупный, довольно упитанный Холлис Горас осторожно пожал ей руку. Люди из «Паловерде ойл» обращались с ней, словно с хрупкой фарфоровой вещицей, которую им доверил Бад, их босс. Холлис Горас назначал ей уже четвертое свидание. Он вежливо давал ей понять, что она ему нравится. А может, он просто предпочитал таких скучных женщин, как она. Как ее когда-то назвал Пол Шотт? Круглая дура?..

У Холлиса Гораса была новая модель «крайслера» с крытым кузовом. Тесса не привыкла обращать внимание на внешние атрибуты материального благополучия, но понимала, что теперь должна вести себя по-другому.

— Неплохая машина, — заметила она.

Холлис Горас весь расцвел, словно она наградила комплиментом не «крайслер», а его самого. Он открыл перед ней дверцу.

— Тот человек, который мне ее продал, как раз пригласил нас на коктейль. Вы не против?

Холлис Горас произнес это взволнованным голосом, потому что коктейли были противозаконны. Тесса чуть помедлила с ответом в силу своей природной робости. Она не любила бывать на публике, среди незнакомых людей. При других обстоятельствах она отказалась бы, но сейчас приходилось быть примерной девушкой, поэтому она сказала:

— Коктейль? Там, наверно, будет весело.

2

Кингдон пришел на коктейль к дилеру компании «Крайслер» уже навеселе. Не настолько, чтобы шататься, ничего не видеть перед собой или лезть в драку, хотя с ним и такое бывало. Сегодня он был просто подвыпившим, так как отмечал окончание съемок. После «Летчика» он снялся еще в шестнадцати фильмах, где ему постоянно отводилась роль летчика. Стоя перед камерой в разных позах и жестикулируя по указке режиссеров, он предавал самого себя. И только находясь в воздухе, вдали от кинокамер, вновь становился Кингдоном Ван Влитом и презирал «капитана Кингдона Вэнса».

Когда перед ним открылась дверь залитого светом дома, он как раз думал: «Съемкам конец, и завтра я наконец-то смогу выспаться». При этом он испытывал такое же облегчение, что и в детстве, когда учебный год в школе подходил к концу и начинались каникулы.

Лайя со звонким смехом позволила дворецкому снять с нее новую длинную накидку из горностая. Лайя была женской половиной того, что газеты называли «небесной парочкой». Достижению своей давно поставленной цели она отдавалась самоотверженно, но успеха пока почти не имела. До сих пор она могла похвастать лишь ролями в фильмах с участием Кингдона, которые он выхлопотал для нее. Но Римини ворчал даже по поводу этих маленьких эпизодов. Кинокамера по-прежнему была жестока к Лайе, но она отказывалась поверить в это. Будучи женой Кингдона, она могла рассчитывать на уважение окружающих и безбедное существование в тени мужа-кинозвезды. И хотя Кингдон уверял ее, что она заслуживает этих денег, ей хотелось зарабатывать самостоятельно. Неудачи довели ее до грани отчаяния, которое она скрывала под слоем пудры и яркой губной помады.

К тому времени Лайя уже поменяла внешность а-ля Мэри Пикфорд на имидж «девочки из джаза»: сильно подводила глаза, носила короткие волосы и делала горячую завивку. Она соблюдала строгую диету и добилась того, что у нее остро выпирали скулы, а фигура окончательно стала мальчишеской. Она чуть сутулилась — это было модно, — чтобы над ключицами обозначались глубокие выемки. У нее была плоская грудь, и остренькие соски чуть заметно выдавались под платьем из золотистого ламе, которое ниспадало вниз, до ее худых коленок, словно труба.

Лайя положила руку Кингдону на манжету. На пальце у нее поблескивал перстень.

— Дорогой, ты последи за собой, хорошо? — проворковала она. — Один стаканчик — и достаточно.

С этими словами она направилась к террасе.

— Куда это ты собралась? — окликнул ее Кингдон.

— Погулять.

— У тебя с кем-нибудь свидание?

— Господи, мы же вместе с тобой только что вошли в дом. Какое свидание?

— Просто так ты никогда не гуляешь.

Ее изогнутые подведенные брови сдвинулись.

— Что ты болтаешь? Это если на тебя взглянет какая-нибудь девчонка, ты уже готов бежать за ней. Только пятки сверкают! — Ревность у Лайи проявлялась совершенно неожиданно и ей самой была непонятна. На самом деле она не ревновала его к женщинам, только к славе кинозвезды. Она улыбнулась. — Арчер! Ты умеешь веселить народ! Стильная вечеринка!

Она обращалась к торговцу «крайслерами», который как раз подошел к ним. Он широко улыбнулся, обнажив крупные здоровые зубы. Никто не обращался к нему «мистер Арчер». Это была его фамилия, а имени его Кингдон уж и не помнил: Арчер да Арчер... «Нет, торговец авто Лайю не заинтересует, — подумал он. — Моей жене надо отдать должное: она хранит верность Голливуду».

Измены жены его больше не волновали. Он отвечал ей тем же, пользуясь преимуществами и привилегиями, которыми обладает кинозвезда. Он относился к Лайе как к человеку лучше, чем к женщине. С самого начала их связывало одно: цель в жизни. Она отдавалась кинематографу так же самозабвенно, как он отдавался небу. Лайя никогда и не скрывала своей мечты, и Кингдон уважал ее. Он жалел Лайю и по мере возможности помогал ей. Делал все, чтобы ей дали роль в каком-нибудь фильме. Но вместе с тем понимал, что из нее ничего не выйдет, и хотел раскрыть ей на это глаза.

Лайя и Арчер скрылись на террасе. Кингдон вошел в гостиную. К этому времени он уже научился скрывать свою хромоту, но боль в ноге по-прежнему не оставляла его. Стиснув зубы, он спустился на четыре ступеньки вниз. Первым делом пропустил стаканчик. У Арчера был хороший бутлегер: виски был настоящий. Кингдон облокотился о крышку пианино, за которым сидел черный музыкант.

На него оглядывались, толкая под локти соседей. Такая популярность ему не нравилась, но он уже привык, что его узнают, а в лицо бьют фотовспышки. Еще стаканчик — или это уже второй? — и он вообще перестанет обращать на них внимание.

«Красотка из Сент-Луиса с бриллиантами на пальцах...»

В холле какой-то толстяк помогал высокой и стройной девушке снять бархатную накидку. Темно-синее шифоновое платье не раздражало глаз в отличие от расшитых блестками и бисером платьев других приглашенных. На секунду Кингдон усомнился в том, что это Тесса... Он неотрывно смотрел на девушку и чувствовал, что ему становится нечем дышать.

3

Тесса вошла в гостиную и только там подняла глаза, чтобы осмотреться. Она увидела Кингдона, смертельно побледнела, но тут же залилась краской. Через несколько мгновений румянец исчез, и только на щеках у рта остались крохотные розовые пятнышки. Он стоял у пианино и смотрел прямо на нее.

«Вертит мужиком, крутит им как хочет...»

На лоб ему упала прядь волос. Откинув ее назад, он направился к девушке.

— Тесса!

Она проглотила комок в горле.

— Кингдон! — чуть слышно произнесла она.

— Давно не виделись...

Она неотрывно смотрела на него. За ее спиной кто-то негромко кашлянул, заставив ее вспомнить о приличиях.

— Кингдон, это Холлис Горас. Холлис, это Кингдон Вэнс.

Холлис наморщил лоб, пытаясь узнать Кингдона.