Обитель любви

Бад отставил рюмку с бренди.

— Ее привлекут к суду?

— Адвокаты полагают, что из-за этого дневника она вполне может попасть на скамью подсудимых.

Том, недавно закончивший курс юриспруденции, кивком подтвердил правоту этого утверждения.

— Дела ее, и верно, выглядят неважно, — сказал он.

— Жаль, — произнес Три-Вэ, беспомощно разведя руками.

Бад вновь наполнил рюмку Кингдона.

— Кто ее адвокат? Вы можете нанять Дарроу?

— Мы уговорили Джулиуса Редпата.

— Редпат. Мм... Такого же класса, что и Дарроу. Впрочем, не такой пламенный оратор.

— Не такой пламенный? — переспросил Кингдон. — По-моему, пламенности в этом деле и без него хватает.

— Как у тебя с деньгами? — спросил Бад.

— Дядя, не забывайте, что ваш племянник — знаменитая...

— Ладно, не придирайся, Чарли, — перебил его Бад. — Просто я знаю, какие гонорары у Редпата.

— Мне не нужна помощь, дядя, — сказал Кингдон. — Извините. Римини ссужает меня всем необходимым.

— Редпат еще ни разу не проигрывал дела, — сказал Бад. — И потом, здесь серьезно замешаны и другие. Он не преминет заострить на этом внимание, чтобы обелить Лайю.

— А это она убила его? — вдруг спросил Три-Вэ.

Его брат и сыновья одновременно обернулись к нему. Их лица выражали недоумение и удивление. Вопрос виновности или невиновности отнюдь не являлся предметом выяснения в этом разговоре.

Бад осклабился.

— А ты все такой же, малыш. Какая разница? Мы в любом случае вытянем ее из трясины.

А Кингдон добавил:

— Она не убивала. Отец, ты же ее знаешь. Она не способна на такое.

— Каждый способен, — тихо возразил Три-Вэ. Он вопросительно взглянул на Бада. — Где туалет?

— Вторая дверь слева, — ответил тот.

4

Выходя из уборной, Три-Вэ увидел Тессу, поднимавшуюся по лестнице. Услышав его, девушка обернулась и вздернула подбородок. После некоторого колебания, стуча каблучками шелковых туфелек, она спустилась вниз. Три-Вэ жадно смотрел на нее.

Еще до приезда в Гринвуд он был сильно взволнован. Дом Бада потряс его. Роскошный сад тонул в ночном мраке, но электрический фонарь освещал знакомое плато между холмами.

— Паловерде, — вслух прошептал Три-Вэ. — Паловерде...

Бад скопировал белые глинобитные стены, красную черепичную крышу. Второй этаж выглядел, правда, совсем по-иному. Появились и окна с внешней стороны здания. Но эти окна с узкими балкончиками и висевшими в горшках цветами, несомненно, очень украшали дом.

Потом он увидел Бада, и в его сердце вновь вспыхнуло полузабытое чувство любви к брату. И еще Амелия... Когда он обменивался с ней рукопожатием, у него захватило дух. Яркие грезы, длившиеся многие годы, превратились в ничто при виде настоящей, реальной Амелии. Он все еще любил ее.

Дело Фултона и то, что в него впутали Кингдона, было еще одним ударом для Три-Вэ. Три-Вэ взял отпуск на работе — он по-прежнему вел геологоразведку для «Юнион ойл», — чтобы больше времени уделить старшему сыну и его жене, поддержать их. И что из этого вышло? Ничего. «Все как всегда», — думал он. Бад опять взял все в свои руки. Дельные советы и предложения исходили именно от него. Он даже деньги предложил.

Но самое большое потрясение испытал Три-Вэ при виде этой холодной и красивой молодой женщины, даже и не пытавшейся скрыть, что бедные родственники наводят на нее скуку. «Моя дочь», — подумал он сейчас. Все эти годы он даже мысли не допускал, что ребенок Амелии мог быть не от него.

Он почему-то ожидал встретить очень живую и миниатюрную девушку, похожую на Амелию. Но на него смотрела не француженка, а представительница древнего рода Гарсия. И это глубоко потрясло Три-Вэ. Весь вечер он украдкой следил за Тессой. Украдкой, потому что не хотел будить в Юте ревнивого зверя.

Тесса спустилась по лестнице и подошла к нему. Он впервые смог открыто рассмотреть ее. Коротко, по моде подстриженные блестящие черные волосы, уверенное выражение овального лица, длинные, стройные ноги под карминным шелком вечернего платья. Под его изучающим взглядом она замедлила шаг, непроизвольно коснулась рукой своего жемчужного колье. Поняв, что на мгновение смутил эту высокомерную молодую женщину, Три-Вэ испытал чувство удовлетворения.

Тесса остановилась перед ним, положив тонкую руку на перила лестницы.

— Дядя! — тихо произнесла она.

— Ты, кажется, хотела сбежать, Тесса? — сказал он, изобразив дружелюбную улыбку. — Я помешал?

— Сбежать?

— Ты под каким-то предлогом захотела уйти с вечеринки, не так ли?

— Я просто собиралась подняться наверх и принять аспирин.

— От бедных родственников уже разболелась голова? — спросил он, пытаясь шутить.

Она как-то отчужденно посмотрела на него.

— Что ж, не буду тебя задерживать, — сказал он.

Она не двинулась с места.

Помолчав, он продолжил:

— Тебе, наверно, уже говорили, что ты похожа на свою бабку по отцу?

— Да. Дедушка Хендрик говорил мне... часто... — Ее голос перешел на грудной шепот. «Наверно, это модно сейчас у девушек из богатых семей», — подумал Три-Вэ.

После некоторой заминки Тесса заметила:

— Вы тоже на нее похожи... У меня есть фотографии...

— Мы Пошли в Гарсия.

Она кивнула. У нее были синие глаза, как у Бада. Но у Бада глаза были либо злые, либо веселые, а глаза Тессы, как показалось Три-Вэ, таили в себе что-то магическое, бездонное. Впрочем, решил он, это, наверно, обман зрения.

Из одного угла внутреннего дворика раздался приглушенный женский смех, из другого доносились мужские голоса. Три-Вэ скрестил руки на груди. Он чувствовал себя последним дураком, не зная, о чем говорить с этой элегантной незнакомкой, своей дочерью.

Тесса сказала:

— Что случилось, дядя?

— Где?

— В городе. — Голос у нее дрогнул, но он отнес это за счет ее любопытства.

— Очередной скандал в семье Вэнсов, — ответил он.

Хотя Кингдон с юмором описывал идиотское положение, в котором оказался, Три-Вэ не одобрял этого юмора. Он полагал, что в таких серьезных вещах шутки неуместны.

— Скандал?

— Лайя вела дневник. Полиция обнаружила его в доме Дэвида Манли Фултона.

Ее глаза сверкнули. Она подошла к стулу и взялась за его спинку. После некоторого колебания она села.

— Тесса, ты в порядке?

— Голова болит... Жар. Я болела дифтерией, и теперь у меня часто вдруг поднимается температура. Но этот приступ что-то затянулся.

Она говорила, глядя в сторону.

Он сел рядом.

Только сейчас Три-Вэ начал понимать, что вся ее неуверенность, запинки и опущенные глаза следствие ее застенчивости. Она, как и он, была интровертом. Встречи с незнакомыми людьми давались ей так же нелегко, как и ему. Возможно, даже труднее. Она рассказала ему о своей болезни. А Три-Вэ сейчас казалось, что он был с ней безжалостен — хотя в действительно этого не было, — и этим чуть было не довел ее до слез. Ему стало невыносимо стыдно, захотелось попросить прощения у своей тайной дочери, обнять, утешить ее. И в то же время он предпочел бы, чтобы их сходство было не таким очевидным. «Окажись она именно такой, какой я себе ее представлял, похожей на Амелию, может быть, мне было бы легче? Или на Ван Влитов? Светловолосая, уверенная в себе, напористая, со знаменитым носом Хендрика Старшего...»