Обитель подводных мореходов

Чижевский кивнул, не смея возражать, хотя по его возбуждённому лицу можно было догадаться, что он всё же не согласен.

– В море никогда не бывает двух одинаковых поединков, - продолжал комбриг, - но в каждом из них находится нередко один единственный вариант, который безусловно ведёт к победе. Надо вырабатывать в себе чутьё на этот самый вариант и только тогда станешь асом.

– Атака это всё ж коллективный труд, - напомнил Непрядов.
– Один в море, как и в поле, тоже не воин.

Чижевский со злой иронией посмотрел на Егора, мол, опять высовываешься, ас... Егор же весело подмигнул, как бы нарочно подзадоривая своего однокашника.

Подали чай, и беседа пошла совсем по-домашнему просто, как если б за столом собрались близкие друзья, которым всегда приятно поговорить. Удача всегда в море сближает, роднит людей. Каждый в меру своих заслуг чувствовал себя победителем, и потому настроение у всех стало отменным.

– Товарищи офицеры, а не скрестить ли нам шпаги, так сказать, в дуэльной ситуации по истории флота Российского, - предложил Колбенев.

– Ну что ж, это в традициях нашего экипажа, - согласился командир.

Крапивин слыл в бригаде большим любителем и знатоком истории отечественного флота, начиная с древнейших времён. Он держал в памяти такое великое множество точных цифр, имен, фактов и свидетельств, что возражать или спорить с ним было бесполезно. По этой части редко удавалось кому опровергнуть его доводы, подкреплённые неотразимой логикой мышления. Не секрет, что большую часть своего отпуска он каждый год неизменно проводил в исторических архивах, в тайной надежде засесть однажды за капитальный труд о славных деяниях российских моряков.

Воспользовавшись этой страстью командира к истории, Колбенев решил затеять в экипаже нечто вроде своеобразных поединков: кто лучше знает историю флота. Кто-либо из офицеров заранее готовил вопрос и неожиданно задавал его любому из членов кают-компании. Тот обязан был отвечать всё, что знает на этот счёт. И, в свою очередь, получал право на "ответный выпад", задавая собственный вопрос.

Беспристрастным и ревностным судьёй в этих "поединках" неизменно становился сам командир - ему принадлежало безусловное право называть победителя и побеждённого.

– Егор Степанович, бросаю вам перчатку и вынимаю шпагу защищайтесь, - изрёк Чижевский, не глядя на Непрядова.

– Вызов принят, - без промедления и спокойно отозвался Егор.

Чижевский немного выждал, как бы принимая стойку заправского дуэлянта, и молниеносным клинком бросил вопрос:

– Когда, где, сколько впервые подорвалось вражеских кораблей на выставленных у наших берегов минах?

Непрядов также немного помедлил и легко парировал удар.

– Крымская война, июнь 1855 года, четыре английских корабля на подходе к Кронштадту.

– Этим его не сразишь, - заметил командир.
– У них в нахимовском историю преподавали весьма серьёзно.

– Тогда конкретизируем, - не сдавался Чижевский.
– Как звали командующего эскадрой вторжения?

Непрядов призадумался.

– И ещё номер штиблет высокочтимого адмирала, - не стерпев, дополнил штурман, - а заодно - размер бюстгалтера его жены.

Под общий хохот Непрядов почесал затылок, изобразив на лице полное недоумение. Он действительно забыл, как звали командующего английской эскадрой, кораблям которой так и не суждено было бросить якорь на Неве.

Чижевский торжествовал победу.

31

В любом походе нет слаще мгновения, когда рулевой берёт курс к родным берегам. Распоров перископом чёрный атлас воды, лодка всплывает, и с этой минуты всем становится ясно, что начался обратный отсчёт времени, когда расстояние до берега неудержимо приводится к нулю.

Егор поднялся на мостик. Он поудобнее уселся на деревянной доске, заняв командирское место по правому борту, и подивился полному безмолвию, в котором пребывал океан. Даже волна не всплескивала у форштевня. Корабль шёл на удивительно ровном киле, ничуть не поводя бортами. Лишь дизеля с хрипотцой пели в два голоса, нарушая устоявшуюся густую тишину, да курильщики негромко переговаривались в пещерной глубине ограждения рубки. Кровавыми глазками летучих мышей вспыхивали огоньки сигарет.

Север-батюшка впервые показался Непрядову настолько близким, словно он родом из этих мест. Всё здесь было своим, по-домашнему знакомым и милым. Полярная звезда над самой головой и Большая медведица на дистанции вытянутой руки - хоть лапу ей пожми от полноты чувств. Будто звенел чистейший морозный воздух, захватывая дыхание, и хотелось пить его небольшими глоточками, как укромовскую ключевую воду.

От небосклона глаз нельзя было отвести. В таинственной бездне вовсю расходились оранжевые сполохи. Они трепетали и переливались, будто муаровые ленты на гвардейской бескозырке.

Невольно пришли на ум стихи. Егор стал читать их про себя, не стыдясь собственной сентиментальности - того сомнительного качества, которого он совсем недавно не переносил в характере других людей. Теперь же хорошо понимал их и прощал, оттого что он тоже не мог не восхищаться первозданной красотой северного чуда, ниспославшего на него нечаянную радость.

Лодка ошвартовалась у пирса за несколько часов до нового года. Как только механизмы привели в исходное положение и команда перебралась на плавбазу, Крапивин разрешил всем свободным от вахты офицерам сойти на берег.

Домой Непрядов не торопился. Уединившись в каюте, он принялся читать пришедшие на его имя письма. Жена писала со всей нежностью любящей женщины, но довольно коротко, жалуясь на нехватку времени. Она по-прежнему жила и дышала чарующим гипнозом своего манежа. Передавала приветы от Тимофея Фёдоровича, от Сержа и Виолетты, обещала приехать сразу же, как только представится хотя бы малейшая возможность.

Зато дед обстоятельно и пространно излагал, как ему живётся-можется. Он всё так же разрывался между приходским амвоном и подвалом с колбами и пробирками. Всё чаще старик жаловался на годы и на своё недомогание. По всему чувствовалось, как сильно тосковал дед по своему бродяжному внуку. Едва не с мольбой звал, чтобы тот хотя бы на денёк заглянул под крышу родного дома.

Решил, что на все письма непременно ответит завтра: заверит Катю в своей несгорающей, вечной любви и успокоит деда, что следующий отпуск непременно проведёт в Укромовке.

Непрядов принял душ, поскоблил перед зеркалом щёки безопасной бритвой, надел свежую сорочку. С Колбеневым договорились, что Новый год будут встречать вместе, скорее всего на плавбазе, чтобы никому не доставлять хлопот.

В каюту заглянул Чижевский.

– Милорд, вы ещё здесь?
– вопросил с порога.

Непрядов скривил губы, мол, а где же ещё...