Обитель подводных мореходов

– Что ж, Егор, пора бы нам познакомиться поближе, - сказала она, принимая бокал с видом оказываемого одолжения, горделиво.

Они чокнулись. Непрядов сделал пару глотков и выжидающе глянул на Светлану Игоревну.

– Да вы, как вижу, совсем не пьёте, - бросила она как бы между прочим.
– Святым духом живёте?

– Не совсем. Иногда в море приходится и спирта глотнуть, чтобы из самого дух не вышел, - и добавил, простецки улыбаясь: - Вообще-то, с детства обожаю кипячёную воду...

– Пейте сырую, она полезнее. Это я вам как врач говорю.
– Светлана Игоревна со значением шевельнула бровью.
– Первый штрих к вашему портрету готов.

– Я должен представить остальные?

– Мне легче их самой домыслить. Впрочем, я знаю о вас гораздо больше, чем вы представляете.

– Со слов Кати?

– Не только. Тимофей Фёдорович счёл нужным кое-что высказать о вас. У него, как всегда, есть мнение...

– И вы его разделяете?

– А как бы вы думали?

– Думаю, что - да.

– Ошибаетесь. Я Кате верю больше, чем ему. А Катя верит вам. Считайте меня своей союзницей, другом, - она щёлкнула пальцами.
– И давайте на брудершафт. Разве любимому зятю не нужна любящая тёща?
– она негромко засмеялась, вскидывая руку с шампанским. Отпив глоток, Светлана Игоревна по-родственному, запросто чмокнула Егора в щёку и перешла на "ты".

– Не сочти мой вопрос слишком банальным, но скажи, - что нравится в жизни тебе больше всего? Чем полна душа твоя?

– Морем, - ответил Егор, не переставая чувствовать себя подопытным кроликом и потому постоянно напрягаясь.

– Какое же тогда место отводишь ты своей жене?

– Самое главное, море и Катя для меня едины.

– Ты чётко отдаёшь себе отчёт в том, как будет складоваться ваша перелётная птичья жизнь?

– Пока в общих чертах. Но я верю в нашу любовь - она и подскажет, как нам быть.

– Не слишком-то определенно, хотя, хотя... Кем ты мыслишь в будущем нашу Катю, помимо того, что она артистка?

– Адмиральшей, - вырвалось у Непрядова с невольной усмешкой.
– Вы разве хотите рядом со мной видеть свою дочь в каком-то ином качестве?

– Браво, Егор!
– она расхохоталась, откидывая голову с высокой, причудливой причёской.
– А ты всё же не так прост, как пытаешься казаться.

– Тогда можно и мне вопрос?

– Да, да, пожалуйста, - согласилась она, успокаиваясь и трогая руками волосы.

– Почему вы расстались с Тимофеем Фёдоровичем? Чем он для вас плох?

– Однако, Егор...
– удивилась она.

– Из-за этой самой птичьей жизни?
– подсказал Непрядов.

– Нет,- категорически отрезала Светлана Игоревна.
– Скорее потому, что он дурак.

У Егора даже слов не нашлось, что на это сказать.

– Ну, не в полном же смысле, - смягчила она свой приговор.
– Я просто не люблю камбалу за её двойную окраску и однобокий взгляд на мир вещей и явлений, - и она торопливо продолжала, как бы упреждая Егоров вопрос. Нет-нет, совсем не потому, что он циркач. Среди них немало людей интеллигентных, интересно мыслящих, ярких... Ты не находишь?

– Нахожу. Но только совсем не в том разрезе... Тимофею Фёдоровичу ни в уме, ни в таланте никак не откажешь.

– В таланте - может быть, я просто в его деле плохо разбираюсь. Во всём остальном каждый из нас пускай останется при своём мнении, - она отступчиво улыбнулась.
– А знаешь ли, какие семьи бывают самыми счастливыми?
– и покачала в разные стороны ладонью, будто заранее отклоняя все Егоровы ответы.
– Да те самые, в которых муж и жена либо равно умны, либо равно глупы - как вы с Катей, - и уточнила: - По-моему, у вас обоих и ума и глупости поровну - вот потому-то вы можете быть надолго счастливы. Но потом, когда всё же возобладает рассудок, старайтесь выглядеть друг перед другом чуточку недотёпами. Тогда перед вами не возникнет неразрешимых проблем и противоречий семейной жизни, как у нас с Тимофеем Фёдоровичем. Беда в том, что я до сих пор что-то ещё для него значу, но не он - для меня...

– И вы счастливы со своим новым мужем?

– Да. Представь себе - счастлива, как только может быть счастливой женщина моих лет. Спросишь, за что люблю своего Виктора Фомича? Верно, за то самое, за что Катя любит тебя - второго такого нет и никогда не будет. Как видишь, даже на самый сложный вопрос можно найти простой и понятный, как сама истина, ответ. У нас хорошая, крепкая семья. Вот только общих детей нет. Но Виктор Фомич считает, что и Кати с нас довольно - он любит её, даже боготворит, как если б это была его родная дочь. Знай: мы теперь обоим вам рады и всегда будем ждать вас у себя в Ленинграде. Я хочу, чтобы и там, а не только в Укромовке, был бы у вас родной дом, - и под конец шепнула, приблизив губы к Егорову уху.
– Внука хочу.

– Вас понял, - согласился Егор, избегая ворожащего тёщиного взгляда.

Непрядов вернулся на своё место рядом с Катей, испытывая в душе смешанное чувство обожания и настороженности к её матери. Подумал, что с такой сильной, волевой женщиной никакого компромисса быть не может: однажды с ней придётся либо смертельно разругаться, либо стать друзьями на всю жизнь.

Егору не терпелось поскорее остаться с Катей наедине. Бушевавшие весельем гости начали порядком тяготить. Да и бесконечные дежурные поцелуи, чтобы всем стало "сладко", делались какими-то заученными, показными, точно свершались перед зрителями на театральных подмостках. Но редкая деревенская свадьба не принимает затяжной характер, как в позиционной войне, когда жених с невестой оказываются как бы загнанные в тесный окоп и потому стеснённые в своих действиях.

Самой догадливой оказалась бабка Устинья. С выражением на сморщенном, сердитом лице крайней исключительности своих родственных обязанностей, она принялась в Егоровой комнате стелить диван и взбивать пуховые подушки.

Егор и Катя постарались незаметно выбраться из-за стола, когда их на какое-то время оставили в покое. Они затворились в своей комнате до самого утра, и уж ничто на свете не могло помешать их долгожданному уединению. Гости долго ещё шумели и веселились, только Егору с Катей до них не было теперь никакого дела.

21

Настала их первая, самая таинственная и счастливая ночь. Уже сказаны самые заветные слова. Они проваливались в чарующую, сладкую бездну своего супружества. Это был чудесный сон наяву, который страшно было хоть чем-то ненароком спугнуть.

Под утро шум в горнице понемногу стих. Старинный дедов дом окутала тишина. Лишь выла расходившаяся за окном пурга, да чуть позванивал в углу сиротливый сверчок. Егор лежал на спине, стараясь не шевельнуться, и слушал как чудесную музыку легкое Катино дыхание. Она спала, уткнувшись ему в плечо. Непрядов пребывал в каком-то расслабленном, умиротворенно-спокойном состоянии, когда достигнут предел желанного и уже ничто в жизни не может стать лучше того, что есть и что должно быть всегда...