Обитель
Шрифт:
Людям Риордан не удалось задержать Сильвестра надолго, и он прибыл в Эй-Эль-Эйч примерно через час после смерти Гордан. Мы все сидели, сбившись в кучку, посреди моря кошек. Коннор очнулся и чувствовал себя достаточно сносно, чтобы отпускать язвительные замечания в адрес Тибальта. Раны Эллиота мы, как могли, обработали, ну а Квентин… ему, по крайней мере, не стало хуже. Пока продержится, а там им займется Джин. Мы покидали Эй-Эль-Эйч.
К лучшему ли, нет ли, но странная мечта Дженэри умерла вместе с Гордан. Что хуже всего, я так и не знаю, могло у них получиться или нет. Если бы у Джен было время, возможно, она сумела бы довести начатое до конца… но ее жизнь оборвалась, и мы уже никогда не узнаем этого.
Я ни разу не видела Джен рядом с Сильвестром,
Тибальт с нами не поехал, заявив, что остается, чтобы позаботиться о кошках, бывших подданных Барбары… но при этом избегал встречаться со мной глазами. То странное выражение, с которым он смотрел на меня с тех пор, как я оживила Алекса, никуда не делось, лишь притаилось. Я не знала, что чувствовать по этому поводу. Если я вообще что-то чувствовала, то большей частью усталость.
В Тенистых Холмах нас ждали целители. Ко мне подошла Джин, старейшая и известнейшая из них, и я наконец-то смогла спокойно вздохнуть. Другие забрали Коннора, Эллиота и Терри, но Джин занялась сразу мной и Квентином, причем мной в первую очередь, несмотря на мои протесты. Обстоятельства, при которых мы получили свои раны, и условия, в которых они содержались, были плохи примерно одинаково, но в моей руке заражение успело распространиться дальше, чем у Квентина. Гордан, похоже, действительно оказывала нам всю возможную медицинскую помощь — в этом был свой извращенный смысл, ведь она хотела, чтобы наши тела в момент убийства были как можно целее. Она сделала все, что могла. Просто этого не было достаточно.
Когда Квентин открыл глаза, я заревела и не могла остановиться. Часть меня до самого этого момента была уверена, что мы его потеряли, что заражение крови оказалось слишком сильным и он умрет, не дав мне шанс попросить у него прощения.
— Ни фига себе, — сообщил он, прищурившись, чтобы меня разглядеть. — Тоби, выглядишь просто кошмар.
Я улыбнулась сквозь слезы.
— А сам-то, детка. А сам-то.
Физические раны — не самое страшное. У Квентина на руке останется шрам, несколько месяцев придется поносить скобу — даже магическое целительство не способно полностью восстановить рассеченные мышцы, и если насильно не заставить Квентина поберечь руку, то он может ее нечаянно повредить — но на этом было все. Мои шрамы оказались хуже. Магия крови оставляет метки. Однако даже это пустяк, с которым я могу жить. Сердечные раны лечить придется дольше. Всем нам.
Я задержалась у целителей подольше, чтобы узнать, что с остальными. То, что Коннор перекинулся в тюленя, возможно, спасло ему жизнь. Гордан всадила в него две пули, но в тюленьей форме циркуляция крови у него медленнее, а когда Тибальту удалось заставить его вернуться в человеческий облик, то он сразу зашил Коннору раны. Эллиот потерял много крови, прежде чем Эйприл успела оказать ему помощь, но его тоже удалось спасти. Целители сказали, что через несколько дней ему уже можно будет вставать. Неплохо для того, кто всего пару часов назад был на пороге смерти.
А вот с Терри оказалось по-другому. Когда солнце село, изменения не произошло. Джин на этот момент уже была в курсе ситуации и приказала целителям, прежде чем выносить окончательный приговор, подождать до утра. Когда солнце встанет, их ждет сюрприз, гарантирую. Уж если я кого из мертвых возвращаю — это надолго.
А потом меня вызвал Сильвестр, и пришлось уходить. Я вошла в тронный зал, опустилась на одно колено и принялась рассказывать обо всем. Сильвестр с Луной в молчании слушали о последних днях Дженэри, о приведших к ним событиях, о разбитых мечтах и предательстве, о невозможных надеждах на спасение мира. Много времени это не заняло. О подобном не приходится
рассказывать долго. Когда я закончила, Сильвестр сказал, что я могу идти, и я вышла, не проронив больше ни слова. Я не попрощалась с Квентином. Ему будет лучше без меня. Я доехала автобусом до станции, села на ближайший поезд до Сан-Франциско, покормила кошек, выманила Спайка из-под кухонной мойки, позвонила Стейси, туманно сообщила ей, что со мной все в порядке, и легла спать. Потом будет время подумать обо всем — это «потом» есть всегда.Но «потом» пришло и ушло, и почему-то постоянно оказывалось, что внимания требуют другие заботы и хлопоты. Надо было оплачивать счета, относить вещи в стирку, надо было приниматься за другие расследования. Все это были маленькие, человеческие дела — пропавшие дети, беспутные мужья — ничего странного или сверхъестественного. В этот раз я вновь отреагировала на боль тем, что отвернулась от фейри, и на какое-то время это действительно помогло. Ни смертей, ни таинственных ночных воплей, и я понемногу начинала надеяться, что снова смогу спать.
Лушак не явилась убивать меня, и я, выждав неделю, купила бубликов и отправилась к ней в гости. Я сказала, что разрешаю меня убить, если ей так хочется. Она рассмеялась, назвала меня идиоткой, и мы шесть часов играли в шахматы. Я все же думаю, что когда-нибудь она меня убьет. Просто это будет не скоро. В какой-то момент одиночество превратилось в дружбу — похоже, для нас обеих.
Сильвестр позвонил через месяц после того, как я ушла из тронного зала. За это время я не виделась и не разговаривала ни с кем из жителей Тенистых Холмов, даже с Квентином. Но в тот день я вернулась домой после слежки за неверной женой и обнаружила на автоответчике сообщение:
«Похороны состоятся в нашем поместье в Летних Землях в новолуние. Пожалуйста, приезжай».
Добавлять ничего не требовалось. Однажды я уже сбегала от него, но теперь всегда возвращаюсь по первому звонку. Гордан была права хотя бы в этом. Если по сути, то да, я пес Сильвестра.
На следующий день позвонил Квентин и напряженно поинтересовался, позволю ли я ему сопровождать меня на похороны. Я согласилась. А какой был выбор? Если он хотел меня видеть хотя бы вполовину так сильно, как мне внезапно захотелось увидеть его, отказываться было бы жестоко. Мы договорились встретиться в японском чайном саду и прогуляться пешком от владений Лили до поместья Торквилей. Войти внутрь самих Тенистых Холмов я была не готова. Пока не готова.
Или не буду никогда.
Рассвет дня похорон был ясным и красочным. Объяснив, где меня ждать, я за пять минут доехала до чайного сада. Рука Квентина лежала в перевязи, а сам он был облачен в черный дублет и штаны-буфы, так что вид у него был, как у неизвестного истории младшего брата Гамлета. От туристов его защищало заклинание отвода глаз, поэтому необходимости в человеческой маскировке не было — если бы кто-то сейчас на меня посмотрел, то увидел бы, что я улыбаюсь пустоте и обнимаю пустоту, а потом карабкаюсь на самый высокий в саду висячий мост. Если бы этот кто-то смотрел очень пристально, то мог бы даже засечь момент, когда я растворилась в воздухе. Но вряд ли кто-нибудь видел. Люди практически никогда не смотрят настолько внимательно.
Через задние ворота владений Лили мы вышли в Летние Земли. Великолепие бесконечного лета фейри простиралось перед нами, и я остановилась, чтобы отдышаться. Я слишком долго прожила в смертном мире, и мне нужно было время, чтобы адаптироваться. Воздух Летних Земель слишком чистый для легких, привыкших к современному загрязнению, а от непрерывно меняющегося сумеречного неба кружится голова. Я все еще люблю эти места, но они больше не мой дом, если вообще когда-то им были.
Небо было цвета полированного янтаря, а холмы пестрели цветами. Я сорвала голубую маргаритку и рассмеялась, когда она разлетелась дюжиной крошечных бабочек. В Летних Землях все так и есть. Логика используется лишь ради удобства, а перемены — единственная константа, но даже это неверно, потому что Летние Земли зиждутся на том, что жизнь — наша жизнь, волшебного народа, — может длиться вечно. Это дикие, странные, постепенно умирающие земли. Они не были первым домом для моего народа. Но почти наверняка станут последним.