Облачный атлас
Шрифт:
— «Неограниченная власть в руках ограниченных людей всегда приводит к жестокости». — Уорлок-Уильямс посмотрел на меня так, словно услышал какую-то тарабарщину. — Солженицын.
— В «Бетвис» и мне, и Марджери всегда было неплохо. Но здесь-то, здесь! Вот в первую неделю я чувствовал совершенно, как прежде. Почти и не говорил-то ни с кем, а, миссис Бендинкс, полная труха, а?
— Полнейшая труха, мистер Уорлок-Уильямс!
— А вот теперь я как сыр в масле катаюсь! А?
Миссис Бендинкс улыбнулась, это было страшное зрелище.
— Мы пришли сюда, чтобы помочь вам переориентироваться. Насколько я понимаю, вы занимались книгоизданием. Как ни печально, — она постучала себя пальцем по виску, — миссис Биркин теперь уже не так хорошо, как прежде, справляется с обязанностями секретаря на заседаниях нашего комитета. Прекрасная возможность для вас сразу же подключиться к этому делу.
— Я по-прежнему занимаюсь
— Я разочарована. — Она посмотрела на лужайку, усыпанную листьями, на каждом из которых точечками обозначались экскременты гусениц. — Отныне «Дом Авроры» — это ваш мир, мистер Кавендиш.
Я чувствовал себя так, словно голова моя была пробкой, а в роли штопора выступала Гвендолин Бендинкс.
— Да, отныне вы в Доме Покоя. День настал. Ваше пребывание здесь может быть либо печальным, либо приятным. Но оно, ваше пребывание здесь, постоянно. Подумайте об этом, мистер Кавендиш.
Она постучала. Невидимые силы позволили моим мучителям выйти, но захлопнули дверь перед самым моим носом.
Я обнаружил, что на протяжении всех переговоров моя ширинка была расстегнута и широко раскрыта.
Взгляни на свое будущее, Кавендиш, Идущий Следом. Ты не будешь подавать никаких заявлений с просьбой о вступлении, но племя престарелых и без того зачислит тебя в свои ряды. Твое время перестанет поспевать за временем остального мира. Из-за этой пробуксовки кожа твоя растянется и истончает, так что станут едва ли не видны дергающиеся органы и вены, похожие на голубые прожилки в рокфоре; скелет твой прогнется, волосы поредеют, а память выветрится. Выйти из дому ты осмелишься теперь только при дневном свете, избегая выходных и школьных каникул. Язык окружающих тоже убежит вперед, а твой, когда бы ты ни открыл рот, будет выдавать твою племенную принадлежность. Элегантные женщины не будут тебя замечать. Охранники магазинов не будут тебя замечать. Торговцы, если только они не продают подъемники для лестниц или поддельные страховые полисы, не будут тебя замечать. Твое существование будут признавать только младенцы, кошки и наркоманы. Так что не растрачивай попусту своих дней. Быстрее, чем тебе представляется, будешь ты стоять перед зеркалом в доме престарелых, смотреть на свое тело и думать — старый пылесос, на пару недель запертый в чертов шкаф.
Бесполый автомат принес мне на подносе ланч: никого не пытаюсь оскорбить, но я действительно не мог сказать про него (нее), кто это был — он или она. У автомата были небольшие усики, но также и крошечные грудки. Я подумал — а не забить ли его до беспамятства и совершить бросок на свободу в духе Стива Маккуина, [154] но у меня не было другого оружия, кроме бруска мыла, и нечем было его/ее связать, кроме моего ремня.
На ланч была тепловатая баранья отбивная. Картофелины походили на крахмальные гранаты. Кружочки моркови из банки вызывали отвращение, потому что такова их природа.
154
…бросок на свободу в духе Стива Маккуина… — Стив Маккуин (1930–1980) — популярный американский актер 1960-х гг.; в фильме Джона Стёрджеса «Большой побег» (1963) о побеге военнопленных из немецкого концлагеря совершает прыжок на мотоцикле через колючую проволоку.
— Послушайте, — молящим голосом обратился я к автомату, — принесите мне хотя бы немного горчицы.
Автомат не проявил никаких признаков понимания.
— Грубого помола, среднего — неважно. Я не привередлив. — Оно повернулось, чтобы уйти. — Стойте! Вы — понимаете — э-э — по-английски?
Оно ушло. Мой обед стал играть со мной в гляделки.
Моя стратегия была неверной с самого начала. Я пытался нахрапом вырваться из этого абсурда, но помещенным в лечебное заведение поступать так не следует. Рабовладельцы только рады задать как следует нелепому бунтарю в присутствии остальных. Во всей тюремной литературе, которую я читал, начиная от «Архипелага Гулаг» и вплоть до «Воспитания злом» [155] и «Удара кастетом», права добываются надувательством, а умножаются хитростью. Сопротивление узника только оправдывает на взгляд тюремщиков еще более жесткие условия заточения.
155
«Воспитание злом» («Аn Evil Cradling») — выпущенная в 1992 г. книга ирландца Брайана Кинана о четырех с половиной годах, проведенных им в плену у бейрутских фундаменталистов-шиитов.
Теперь
наступала пора вилять и петлять. Мне следовало получать хорошие отметки, чтобы улучшить условия проживания; мне следовало быть учтивым с Черной Нокс. Но когда я нанизывал холодные горошины на пластмассовую вилку, в черепе у меня взорвались несколько огненных шутих, и старый мир быстро исчез без следа.Оризон Сонми-451
Историки грядущих поколений оценят ваше, Сонми-451, согласие сотрудничать с нами, мы же, архивисты, благодарим вас уже сейчас. Возможно, наша благодарность немногого стоит, но я постараюсь исполнить любое ваше последнее желание, если это окажется в пределах компетенции моего министерства. Вот, смотрите: это устройство, похожее на серебряное яйцо, называется оризоном. Оно записывает и ваше изображение, и ваши слова. Когда мы закончим, он поступит в архив Министерства архивации. Пожалуйста, помните, что это не допрос и не суд. Ваша версия правды — только это имеет сейчас значение.
Правда единственна. Все ее «версии» суть неправды.
…Хорошо. Обычно я начинаю с того, что прошу узников рассказать о самых ранних своих воспоминаниях, чтобы обеспечить контекст для корпократических историков будущего. Вы, кажется, растеряны?
У фабриканток нет самых ранних воспоминаний, Архивист. Все двадцатичетырехчасовые циклы у Папы Сонга были так же одинаковы, как и блюда, которые мы подавали.
Тогда опишите, пожалуйста, тот мир, в котором вы пребывали.
Представьте себе герметичный купол, метров восемьдесят в поперечнике, — это ресторация, одна из многих, принадлежащих корпорации Папы Сонга. Служительницы проводят там по двенадцать лет, ни разу за все это время не смея выйти наружу. Купол украшен звездами, красными и желтыми полосами и восходящим солнцем. Температура там подстраивается под Внешний мир: зимой теплее, летом прохладнее. Ресторация, в которой я работала, находится на минус двенадцатом этаже под площадью Чхонмё-Плаза. Вместо окон в стены там вмонтированы РекЛ. У восточной стены расположен лифт — единственный туда вход и единственный выход. У северной стены расположены офис Смотрителя и помещения его Пособников, у южной — дортуар для прислуг. Гигиенеры для посетителей располагаются на северо-востоке, северо-западе, юго-востоке и юго-западе. В центре — Ось. Здесь посетители делают заказы, мы их вводим, снимаем с Душ стоимость, затем расставляем блюда на подносы и доставляем выбранные блюда. Из Оси возносится Постамент Папы Сонга. С него Он потешает своих клиентов.
Потешает клиентов?
Да, всевозможными голографическими фокусами: поглощает пальцем стиролки с соком агавы, жонглирует огненными бургерами, чихает мотыльками. Дети просто обожают Его ласковое обхождение, Его, разумеется, любят и прислуги. Ни у кого из нас не было ни матери, ни отца — один только Папа Сонг, наш корпоративный Логоман.
А сколько человек служат в ресторации?
Примерно четырнадцать. Стандартная ресторация Папы Сонга нанимает одного чистокровного Смотрителя и двоих-троих Пособников; кроме того, в ней расквартировываются 12 прислуг: как правило, среди них по три представительницы четырех разных корневых типов. В первый мой год у нас служили три Хуа-Сун, три Юны, три Ма-Да-Лью и три Сонми. Этого состава достаточно, чтобы управляться с наплывом посетителей в часы пик. Рассадить за столики можно четыреста клиентов, но по вечерам девятых дней и на протяжении всех десятых с корпоративного стадиона являлись такие толпы народу, что клиентам приходилось есть стоя.
Тогда почему бы не описать этот «цикл»?
Если желаете. В четыре тридцать стимулин в воздушном потоке пробуждает одну из прислуг, которая затем включает желтый свет подъема в нашем дортуаре. Мы одна за другой тянемся в гигиенер и парильню, надеваем свежую униформу и собираемся вокруг Оси вместе со Смотрителем и Пособниками. Папа Сонг появляется на Своем Постаменте для Заутрени, и мы хором пересказываем Шесть Катехизисов. Затем наш любимый Логоман произносит Свою Проповедь. За минуту до пяти мы заполняем свои кассы вокруг Оси, готовые к тому, чтобы лифт доставил первых потребителей. Следующие девятнадцать часов мы приветствуем обедающих, вводим заказы, разносим подносы с едой, подаем напитки, следим, чтобы не кончались приправы, вытираем столы, собираем в ведра мусор, чистим гигиенеры клиентов и умоляем досточтимых посетителей, чтобы они сняли со своих Душ стоимость заказанной ими еды на наших кассовых аппаратах.