Облачный полк
Шрифт:
В руках у Виктора опять оказался блокнот, карандаш, он привычно поправил его ногтем и в нетерпении нарисовал в блокноте знак параграфа.
Глава 15
– Так ты расскажешь? – спрашивает Вовка.
– Расскажу, – отвечаю я. – Как-нибудь. Только я не все помню, путаюсь. Сам понимаешь, сколько времени прошло. И как будто не я там был…
Вовка понимающе кивает. Да, возраст, тут ничего не поделаешь – годы, склероз, маразм, талончик к доктору Альцгеймеру.
– Но главное-то помнишь? – Он смотрит на меня с прищуром.
– Главное? Главное,
– Не сейчас, потом. В следующую субботу, ладно?
– Субботы не хватит.
Вовка смотрит в сторону залива.
– Ну и хорошо, пусть несколько суббот, это даже лучше. Это надо сохранить.
– Что? – не понимаю я.
– Твои воспоминания. Для будущих поколений.
Вовка серьезен. Его очень интересуют будущие поколения: к моему юбилею он выжег на кленовой доске наше семейное древо вплоть до восемнадцатого века. Увы, мы оказались отнюдь не аристократами. Вовка был этим, помню, разочарован немного. Я его успокоил, сообщив, что мой сын, его дедушка, служил в Кремлевском гарнизоне. Сие, между прочим, приравнивается к службе в Кавалергардском полку Его Императорского Величества. И в свою очередь влечет за собой дарование потомственного дворянства, так что если бы сейчас на дворе у нас стояло самодержавие, он, Вовка, был бы дворянином аж в третьем колене. Вовка обрадовался и стал придумывать герб, щит, ленты, дубовые листья, – все как полагается, даже девиз какой-то.
– Надо все записать на видео, – рассуждает Вовка. – И мемуары еще, сейчас это модно – мемуары. А потом отдельной книжкой выпустить – с фотографиями, с документами. Здорово ведь?
– Прекрасно.
– Так и сделаем. Я с папкой поговорю и с дедушкой, пусть они тоже что-нибудь вспомнят.
– Вспомнят, наверное, – соглашаюсь я.
– У мамки тоже дедушка был, – рассуждает Вовка. – Он, кажется, на флоте воевал, я фотографию видел. А другой в плену сидел, это тоже интересно… Надо все хорошенько разузнать. А что это там еще… – Вовка вглядывается в сундук. – Ты конфеты, что ли, хранишь? «Птичье молоко»… Не, мне не нравится «Птичье молоко», оно в зубах застревает. Тяжелая…
Вовка открывает коробку, задумчиво хмыкает.
– Альбом… Английский какой-то художник… Можно?
Я киваю.
Вовка поддевает обложку, двумя пальцами, бережно, как старинную пластинку, извлекает альбом, кладет на стол, читает:
– Yephim Chistyakoff… Ну, имечко… Йепхим! У нас в классе есть один Боромир, помнишь, я рассказывал? Вот тоже родители удружили, Йепхим…
Вовка хихикает, разглядывает обложку, морщит лоб.
– Английский, значит, художник. В Лондоне напечатано.
– Просто из Англии привезли, – объясняю я. – У нас этого художника не очень хорошо знают, а там лучше…
– Понятно. А ты чего его хранишь?
– Нравится.
– Ну-ну…
Вовка с видом знатока листает альбом.
– Смешные картины. Тупые какие-то… и нарисовано тяп-ляп… но мне что-то тоже нравятся. Вот эта, с глухарем… А чего он такой большой-то, с девчонку ростом?
– Не знаю. – Я пожимаю плечами.
Вовка берет из коробки лупу, читает, сминая языком звуки:
– The Black Grouse King… Какой-то король черный… Черный король…
– Тетеревиный царь, – подсказываю я.
– А, точно, царь. Сразу видно, ясно
все. Яблоко огромное, народ на телеге его волочет… Яблоко всеобщей радости…Переводит Вовка.
– Ну да, с такого яблока обрадоваться можно, это точно… А чего вот не ананас? Ананас всеобщего счастья! Мне ананасы больше нравятся.
Он листает альбом дальше, но уже неторопливо, вглядываясь в каждую репродукцию.
– Нормально… – присвистывает Вовка. – Ничего себе картиночка – два на три метра, на целую стену…
Он снова подносит к носу лупу:
– Известная… Наиболее известная картина мастера… Тысяча девятьсот сорок третий год… Ого! Сорок третий! Ты как раз воевал тогда… А называется-то как… Heavenly Host… Heaven это небо, Host это…
Вовка кусает губу.
– В компьютере есть хост, только не помню, как он переводится. Host… Небесный хост, короче. А кто все эти люди, а? Ничего себе – народу тысяча, наверное… И сзади еще тени. Будто выступают…
Он приближает лупу к бумаге, разглядывает пристальнее изображение, водит стеклом, бормочет.
– Как будто фотография сделана, как живые все… А некоторые как мертвые… Вот у этого вся тельняшка в дырках от пуль, а на ногах стоит. Улыбается еще. А вот этот еще… Стой-ка… Это же Гагарин… Точно, Гагарин! И шнурки развязались!
Вовка уже не смеется, лицо серьезное, напряженное, губами шевелит.
– Гагарина знаю… А почему это? Почему тут Гагарин? Написано же – сорок третий?
Я пожимаю плечами.
– Точно ведь, Гагарин. А это крылья? Или тени… И в сорок третьем…
Вовка щурится через лупу, смотрит на меня. Я молчу.
– Понятно… – Вовка возвращается к альбому. – Ошиблись, наверное, англичане. Они все время не то делают. Что за народ? У папки «Ровер» через месяц сыплется… А все равно странная картина. Гагарин вроде как нарисован, а тут спереди все в кольчугах. А вот с копьем…
Вовка опять смотрит на меня.
– Прикинь, а? Пацан в фуфайке, в валенках и с золотым копьем. И звезда…
Он опять щурит глаз, дышит на лупу, протирает ее фланелевым подолом рубашки.
– Тут у него Звезда Героя, кстати, – говорит Вовка. – На фуфайке. Да уж. Надо будет в Интернете про этого Йепхима глянуть…
Вовка зевает так сонно, что мне тоже хочется зевнуть, спрашивает:
– Дед Мить, а у тебя ведь тоже ордена были, да?
– Были.
Вовка перелистывает страницу.
– Медведи какие-то синие… А где они? Ордена то есть?
– Твой дедушка потерял.
– Как это?!
– Дал ему поносить. Ордена, ремень, пилотку.
– Ты дал ему поносить свои ордена?! – выпучивает глаза Вовка.
От удивления он привстает из-за стола, закрывает альбом.
– Ага. Они с мальчишками в войну играли, вот я и дал. А он утопил. В ручей что ли провалился, не помню уже.
Действительно не помню.
– Да… – Вовка пораженно качает головой. – Это да, вы иногда поражаете… Ты бы ему еще пистолет дал!
– Пистолет он тоже утопил.
Вовка трет лоб, не знает, что сказать.
– А патроны я сам в реку выкинул – от греха подальше. У них… – я киваю на улицу, – у них мода такая раньше была – патроны в костер сыпали. И папка твой, и дедка твой. Ну, вот я патроны и выкинул. А штык бабушка нарушила.
– Ну да, знаю, капусту рубила, – улыбается Вовка.