Обладание

— Мне оказана высокая честь, милорд.

— Она — приверженка Святой Девы. Тебе известна песня о Святой Деве?

— Конечно, милорд. Не менее двадцати. У миледи будут какие-либо предпочтения, или я могу выбрать сама?

— Выбор за тобой.

Она отошла к музыкантам и заговорила с лютнистом.

— Я думала, что она — крестьянка, — сказала Матильда. — Но она не похожа на крестьянку. Впрочем, и на служанку тоже.

— Ваши служанки выглядят, как крестьяне?

— Ваша правда. Но мои служанки прислуживают для леди. А в вашем доме нет леди.

Ошибаешься, есть. Есть, и такая благородная, какой тебе никогда не стать.

— В своей жизни она была гораздо ближе к леди, чем какая-либо из ваших служанок.

Матильда задумалась, пристально наблюдая за девушкой с кухни, готовившейся спеть. Аддис повернулся к Томасу. Тот послал ему взгляд понимания, известный и понятный только мужчинам.

Мойра пела сказочно, хотя и без усилий. Он видел, что она чувствует себя неловко. Ей не нравилось то, что она вмиг притянула к себе все внимание. Она спела две песни о Святой Деве. Вторая песня была особенно длинной. Достаточны длинной, чтобы насытить Матильду и ее религиозные предпочтения.

— Нам просто необходимо обзавестись женщиной-певицей, — сказала Матильда отцу. — У менестрелей не сыскать такого голоса. — Она хитро посмотрела на Аддиса. — Она поет только религиозные песни? Что-нибудь повеселее пришлось бы как раз впору. Например, о любви.

— Не думаю…

Матильда поднялась и взмахнула рукой.

— А теперь песню о любви, Мойра. Развесели нас.

— Не думаю, чтобы она знала хотя бы одну. Погляди, она недоумевает, дорогая, — тихо молвил Томас.

— Нет, она знает. Все знают такие песни. Мойра кивнула в ответ.

— Если это доставит вам удовольствие, миледи, — она шепнула что-то музыкантам, и те заиграли.

За исключением того дня в саду перед отъездом, Аддис уже давно не слышал, как Мойра поет романсы. Она не смотрела ни на кого из присутствующих в комнате. Пока лился ее голос, она не сводила глаз с какой-то точки за окном.

Сколько чувства и выразительности было в этой песне! Именно в ней раскрылась вся красота и чувственность ее голоса, которую тяжело было распознать в религиозных псалмах. Аддис слушал, и непонятные чувства овладевали им. Прошло столько лет, но ему чудилось, что он часто слышал, как она поет. Он угадывал каждую нотку, каждую деталь, малейший тон ее голоса и любое слово, произнесенное ею.

Где-то за пределами его сознания смутные мысли, и неясные образы соединялись с этой мелодией. Теплые воспоминания, надолго нашедшие приют в уголках памяти, постепенно пробуждались. Он не мог понять себя самого. Мойра и до этого пела за обедами в Хоксфорде в присутствии Клер. Воспоминания о Клер не добавили ему спокойствия. У Аддиса возникло чувство, что он вот-вот должен что-то вспомнить. Что-то, постоянно ускользавшее от него и отказывающееся приходить на ум.

Ее голос наполнял его покоем, которого ничто не могло нарушить. Он снова ощущал свое лицо у ее груди, тепло ее рук, и покой, и любовь, и заботу.

Он разглядывал ее чистый профиль, выхваченный льющимся из окна светом. Все его существо искало воспоминаний, которые объяснили бы эту музыку.

Спой для меня. Где-то в мечтах, в воспоминаниях ты однажды уже делала, это для меня. Я знаю это. Забудь о других и сделай это снова. Пошли мне один только взгляд! Я хочу знать, что ты чувствуешь то же, что и я, что ты разделяешь мои мечты.

Она окончила песню, так ни разу и не посмотрев в его сторону, оставив его наедине со своими мечтами и разочарованиями. Он позабыл о гостях, и о детском голоске, возвратившем его к реальности.

— Голос ее заставляет плакать и терять голову, — Матильда с воодушевлением захлопала в ладоши. — Еще!

Лицо Мойры стало напряженным.

— Уверен, у этой женщины есть и другие обязанности, — возразил сэр Томас.

— Ну, еще хотя бы одну!

— Достаточно, доченька. Я уже устал от песен.

Она попыталась изобразить на лице обиду и надуть губки, но одумалась и решила себя не утруждать.

— Пожалуйста, какую-нибудь монетку. Я желаю одарить ее.

Томас нащупал в кошельке десятипенсовую монету, и Матильда подозвала Мойру.

— Это — тебе. В благодарность, что позволила нам насладиться твоим чудным голосом. — Она вжала монетку в ладонь Мойры. — Быть может, у меня будет еще много возможностей слушать твое пение в будущем, — сказала девочка шепотом, но так, чтобы услышали все присутствующие за столом.

Мойра посмотрела на монету, затем оглядела особу, протянувшую ее, и ласково улыбнулась.

— Вы слишком великодушны. Для меня было большой честью петь для вас, — она обратилась к Аддису, не глядя на него. — Милорд, теперь я могу удалиться?

Он с радостью позволил ей это, надеясь, что после своей песни она пребывает в том же состоянии, что и он.

Мойра поспешила в свой садик, где упала на землю, сжавшись под большим деревом и прислушиваясь к звукам, доносившимся со двора. Ее тело сотрясали рыдания, которые она не в силах была сдержать. Она зарылась лицом в колени, пытаясь хоть как-то приглушить всхлипывания.

Это не кончится никогда. Плач отчаяния опустошил ее. Мойра задыхалась, жадно глотая ртом воздух. Ей казалось, что грудь ее вот-вот разорвется. Собрав остатки последних сил, Мойра попыталась успокоиться и остыть.

Она исполнила свою обязанность и теперь могла полностью предаться своему безутешному горю. Ей чудом удалось сохранить хладнокровие и до последнего звука выдержать жестокую пытку той песни. Она пела только для них двоих. Это была ее прощальная песня любви…

Мойра отдала указания по подаче последних блюд на стол и даже помогла Джейн вымыть уже пустые тарелки. До нее доносились звуки разговоров за столом и смех, то и дело прерывавший беседу, пока гости не стали собираться домой. Она незаметно прошла вдоль стены, не оповестив никого о том, где ее искать.

Этот день она приготовила только для него, хотя он и сопротивлялся. Она сама занималась едой и угощениями, позаботилась о цветах, наняла музыкантов. Но она же дала клятву себе самой не предавать этому особого значения. Она организовала прием так, чтобы ей не пришлось входить в зал и видеть молодую леди, которой суждено было вернуть Аддису доброе имя. Мойра помогла ему так, как привыкла помогать всегда, но она не желала встречаться с тенями, пришедшими из прошлого.

Медленно разжав руку, она остановила взгляд на подаренной монетке. Ее контур четко отпечатался на ладони. Она глядела на нее сквозь наворачивающиеся слезы, и слова Матильды снова и снова звучали в ушах.