Обладать и принадлежать

– Ты, мама, не кричи. Ты, если тебе что-то надо будет или боль почувствуешь, дерни за эту веревку. Позови меня. Потому что другой конец я привяжу к своей руке. Поняла? – спросил он, наклоняясь к ее белому несчастному лицу.

– Не уходи, – сказала она, как ребенок иногда упрашивает родителей перед сном. – Мне страшно. Ложись со мной, – предложила она.

Он поморщился.

– Мама, – повторил он. – Ты поняла систему, которую я тебе объяснил?

Она беспомощно посмотрела на него.

– Ну-ка, порепетируй, дерни! – попросил он ее. Она слабо дернула. – Молодец! – сказал он.

Миша с Ритой лежали на достаточно узкой, предназначенной только для одного кровати. Миша лежал с закрытыми глазами – он дремал, хотя еще был полдень. Миша лежал с краю. Правая рука, перетянутая в запястье веревкой, свисала у него с кровати. Рита не спала. Она нашла на стене воткнутую в обои женскую шпильку. Она стала ковырять ею уже несколько прорванные обои, как ей почудилось легкое шевеление. Она обернулась. Заглянула через Мишу и увидела, как дергается его рука за протянутую из комнаты его матери веревку. Мама из своей комнаты беззвучно звала его, а он не просыпался.

Рита толкнула его. Он очнулся. Она сказала:

– Мне пора. Мне нужно уходить…

Первая встреча

Рита пришла на одну минуту раньше. Она удивилась, фотографа не было. У него в запасе была еще минута. Она прошла десять шагов вперед-назад. Его не было. Она остановилась, стала напряженно смотреть на дорогу.

Рита села на скамейку. Посмотрела на часы. Он опаздывал на сорок минут. Рита встала и медленно стала уходить от назначенного места свидания. Знаменитый фотограф не пришел.

Рита прошла метров тридцать, потом решила смириться, не гордиться, еще подождать и вернулась на прежнее место.

Это было людное место, где они договорились встретиться. Она много отвлекалась на прохожих, принимая их за фотографа. Подъезжали и уезжали все чужие машины.

Так она пропустила его приезд. Он посигналил. Она повернула к нему голову. Увидела.

Он думал, что же сделать, чтобы она простила его за опоздание?

Он быстро открыл дверь, вышел из машины и встал на колени прямо перед своей машиной, никого не стесняясь, прямо на землю. Мотор работал. Одет он был в белый, казавшийся ему шикарным пиджак.

Рита схватилась руками за щеки, смущаясь. Он все не вставал с колен, улыбаясь ей и прижимая руки к груди. На него уже оглядывались.

Рита подбежала к нему, простодушно улыбаясь и тонким голосом повторяя:

– Что вы! Встаньте, встаньте! Пожалуйста!.. – Она улыбалась, и ее блуждающие руки перемещались то на челку, то на щеки, то касались его белого пиджачного плеча.

Он вел машину очень быстро. Курил. Рита стыдливо покашливала и сжимала руки на сдвинутых коленях. Лирически смотрела в окно, стараясь не показывать беспричинную улыбку на губах. Он, покуривая, рассказывает Рите, чтобы ей было не скучно:

– …аварий я много видел на дороге. Я всегда замечал, там, где происходит смерть, – там что-то происходит в этом возрасте! Атмосфера… Какая-то неизвестная мне сила. На всем этом месте лежит «печать»…

– Не знаю, – сказала Рита. – Когда мне было шесть лет, я видела на пляже, как из кузова грузовика снимают утонувшего. – Она вздохнула. – Он утонул, бедный. Молодой. И он был белый-белый-пребелый, как мраморный. Поразительно красивый был. Нисколько мне не страшно было смотреть на него.

Он пожал плечами и тоже вспомнил:

– Я видел одну велосипедистку, она так сильно разогналась, опустив голову, что врезалась в борт впереди идущей машины. Мне говорят, поезжайте быстро мимо этого места, там авария. Но я поехал медленно, мне хотелось посмотреть. Так вот, эта велосипедистка лежала на обочине, на траве. Ноги согнуты в коленях, а лицо закрыто, как от солнца, газетой. Но были уже сумерки. Только-только что это все случилось! И самое поразительное – у нее был… живой цвет ног!..

Рита сказала:

– Давайте здесь повернем.

Они свернули в деревню, быстро проехали ее. Дорога шла теперь мимо леса.

– Уже закат! – сказала Рита, высунув руку в окно. Они съехали на берег речки. Он остановил машину под деревом.

– Выйдем? – спросил он. Она согласно открыла дверцу. Поставила ноги на землю, оглянулась на него.

Под деревом он поцеловал ее. Она вблизи рассмотрела его лицо, все его морщины. Он удивился, когда она сказала ему: «Вы – красивый…» Он пожал плечами.

– Хорошо бы искупаться, – вдруг сказала она. Спустилась к воде и стала будоражить дно голыми ступнями.

Он устало прищурился на нее.

– У меня в машине есть чистые простыни. Есть чем вытереться потом. – Он стал возвращаться к машине.

Рита быстро разделась за деревом. Связала в узелок вещи. Неловко спустилась к воде, боясь поскользнуться на глиняном берегу. Не оглядываясь, как взрослая женщина, с «охом» вбежала в воду и тихо поплыла.

Она плавала, плавала, пока не устала. И ни разу не повернула к берегу головы. Она никак не могла придумать, как ей выйти голой из воды при нем. Она стеснялась. Течение сносило ее левее. Вдали, в камышах, стояли два рыбака.

Вечерний свет так ложился на воду, что она сверкала черным непрозрачным цветом. Торчали только белые худые плечи. Рита подплыла к берегу, но не знала, как выходить. Она встала ногами на дно и посмотрела на фотографа.

Он сидел совсем рядом у воды и прямо смотрел на нее, держа на коленях ее узелок с вещами.

– Очень красиво, – сказал он.

– Мне уже пора домой, – жалобно сказала Рита из воды.

Оба они лежат в кровати. Рита обнимает фотографа за спину. Совершив это, она расстроенно плачет, словно униженная навсегда. Она плачет бесшумно, чтобы он не заметил. Если он заметит, как ему объяснить? Она уже считает, что совершила предательство. Фотограф откидывается на подушку. Он совсем не замечает ее слез. (Просто две мокрые полоски на щеках.) Он говорит:

– Схожу за сигаретами, – встает.

Рита остается одна на кровати. Окно раскрыто. Ночь. Дует из окна. Она лежит, завернутая в чистую, накрахмаленную простыню. Ветер волосы шевелит, край простыни в ногах шевелит. Он приходит, садится на край постели, курит. Она ему говорит из темноты:

– Но все равно, я все думаю, все равно, если вернуть все назад, я бы опять поступила так же.

Он оборачивается. Она говорит:

– Ах будь всё неладно или ладно… Длинный сегодня у меня день.

Она встает, перегибается через подоконник. Он отстраняет ее, закрывает окно, говорит: