Обладать и принадлежать

– Ну, сюда! – сказала Таня, увидев нужную вывеску. Они зашли в магазин.

– У нас нет белых платьев, – сказала продавщица Тане и развернулась на каблуках к ним спиной.

– Значит, может, и не надо ей платья, раз нет? – спросила Таня у Нади.

Они вышли на улицу и метров через тридцать зашли в другой магазин, и там, толкаясь в очереди, купили в прозрачных мешочках красного карпа.

«ПРОШЕЛ ГОД. НАДЯ ПО СЛАБОСТИ ХАРАКТЕРА И ПО ЖЕЛАНИЮ МУЖА УШЛА С ТАКОЙ РАБОТЫ.

ИЗ-ЗА ЧАСТЫХ ГОСТЕЙ ОНА СТАЛА МНОГО ВЫПИВАТЬ С ПРИЯТЕЛЯМИ, МНОГО СПАТЬ.

СЕГОДНЯ ВО ВРЕМЯ СНА ЕЙ ПОКАЗАЛОСЬ, БУДТО НА НЕЕ КТО-ТО СМОТРИТ».

Надя спала вместе со своим мужем, который был много старше ее, и сон его был тяжелым. Он лежал с широко раскрытым ртом и громко вздыхал. Надя за год заметно изменилась, она располнела, волосы у нее отросли и в данный момент были распущены по плечам.

Надя действительно чуть не задохнулась во сне и от этого испуганно очнулась, оглядываясь по сторонам. И вдруг боковым зрением уловила, что кто-то стоит.

И действительно, в дверях спальни, совсем близко к косяку, стоял человек в сером «плечистом» пальто, шерстяных рейтузах в каплях засохшей грязи и громоздких черных, бывших когда-то лакированными, ботинках. Человек стоял немного боком, но взгляд его упирался в глаза Наде и больше никуда.

Надя не заметила, как быстро поднялась с кровати, неловко подгребая под себя ноги.

Человек смотрел очень внимательно, терпеливо… В нем не чувствовалось опасности.

Надя откинула голову, и ее ослепило – перед ней стояла Рита Готье.

За этот срок волосы потемнели, зачесанные назад, они открывали лоб слоновой кости с одной-единственной, но очень выразительной морщиной по вертикали. Лицо у нее страшно похудело, равно как и тощие ноги в «дряблых» рейтузах.

Но в лице ее возникла выразительная торжественная незнакомая красота. Она глядела кротко.

Надя вскинулась. Оказалась голыми ногами на полу.

Вмиг ее сдавил горловой спазм, взмахнув руками, крепко прижав их к груди, она смотрела на Риту. На ее лице была печать беспокойства и строгости. Надю разорвали внутри рыдания, от спазмовых толчков она перестала дышать. Слезы навернулись у нее на глаза. Она проговорила, дрожа всем телом под ее страдающим взглядом: – Прости меня!..

Все поплыло у нее перед глазами.

Муж проснулся. В коридоре летал густой едкий дым подмоченной сигареты. Готье исчезла. Муж увидел:

Надя сидела на высокой наполеоновской кровати со спущенными на пол голыми ногами и пыталась наладить дыхание: вдох и выдох.

ТРЕТИЙ ПУТЬ НОВЕЛЛА («Мужские откровения»)

Ничего нельзя было понять, что она говорит, сидя как всегда не так, как нормальные люди, а на ручке кресла (оно всю дорогу скрипело, готовое сломаться), при этом она говорила:

– А можно я не буду пересаживаться? Можно, я останусь на этой ручке? Ну, ты понимаешь, что я тебе говорю, хотя я совсем не умею говорить, я вот написала, хотя и писать свои мысли тоже не умею… Ну, ты понимаешь меня, а?

– Ну, так… примерно, конечно, но не очень. Ну, ты давай прочти, что ты написала, это ты вообще про кого говоришь? Про него, да? Он что сейчас делает? – спросила подруга, усиленно сконцентрировавшись на разговоре и даже подавшись всем телом вперед, в сторону качающейся на ручке Сони.

Та взорвалась:

– Ну, почему ты сразу так конкретно? Сразу про него?! Ну, он дома, дома он, я не выпустила его на улицу, заперла в квартире, он спит, спит он сейчас, и при чем здесь он? Всегда ты спрашиваешь про него, с какой стати?

И Соня вдруг стала чуть всхлипывать и немного всплакнула, сдерживая слезы, оправдывая свою грубость. Подруга ее озадаченно вздохнула, стараясь подыскать слова утешений:

– Ну что ты заплакала, какая вдруг причина, все же у тебя хорошо, ты выглядишь, правда, красиво, может, у тебя причина слез в том, что нету денег, или Он?

Соня с ненавистью опять рванулась:

– При чем здесь он? Ну, бывает же так, беспричинно!.. Я просто не знаю… чувства… ну все внутри… ну, понимаешь? И отчего у тебя всегда причина или в деньгах, или в мужчине? Какие вообще деньги?..

– Ну потому, что это так. Истоки всегда кроются где-то там. Причина всегда есть. Ты, просто, ее не формулируешь, – сказала подруга с досадой и добавила: – Ну да, я вообще очень реальный человек. Земной. Наверно, в этом мой минус. Но когда ты начинаешь о нем говорить, всегда отчего-то глаза блестят, плачешь, он что, бьет тебя, что он там с тобой делает?

– Ничего он со мной не делает. Я плачу не из-за него. Я просто заплакала от нервов, от тоски, от чувств, ну как ты не понимаешь, разве с тобой такого не бывало?.. И не будь как он, ты же хорошая, ведь разве не бывало?

– У меня всегда бывали причины, – сказала подруга. Подругу звали Полиной, она достала сигарету из пачки, закурила, Соня тоже взяла сигарету, затянулась ею и тут же потушила в какой-то чашке с кофе на столе. Всю ее как-то дергало, она взяла с колен свою бумажку, на которой от руки было что-то написано, стала читать ее про себя, очень при этом заражаясь волнением – рука у нее дрожала. Лист перекрывал ее лицо, она была поглощена полностью. Полине надоело это наблюдать. Она сказала:

– Ну, тогда давай прочитай вслух про свои чувства, а то так вообще ты меня запутала, я ничего не понимаю!

Соня стала читать откуда-то с середины:

– Ну вот, например… Хотя здесь тоже не очень понятно…

«У нее столько чувств было вначале, так огромна их история для нее – это весь ее мир, что она день за днем ощущает умирание чего-то огромного, по капле вытекающего… судорожно пытается словить, но уходящее льется ей на лицо в самые неожиданные моменты, перекрывая ей дыхание…»

Соня подняла голову, голос ее дрожал:

– Понимаешь?

Подруга ее, закусив губу, нахмуренная, сделала неопределенный жест рукой и все-таки сказала:

– Это что, про него? Ну, ладно, ладно, не отвечай, давай читай, что у тебя там дальше, ну, в бумажке.

«…когда он спокойно погружается в себя, кажется, что она сейчас крикнет так, что он умрет от разрыва сердца… Она устала, хочет принадлежать самой себе, ОСВОБОДИТЬСЯ, она уже не чувствует своего „я", даже дышит для него…» Ну, что-то такое, теперь ты понимаешь?

Полина загадочно поглядела на нее, но ее реальная земная суть опять выдала ее, не дала потянуть паузу.

– Освободиться? – повторила она, вспоминая слово. – Есть два пути освобождения: или убить себя, или убить его. Ты какой путь избираешь?